|
|
| Маршрут: 16 августа. Вроде бы обошлось без заморозка. Паша встал первым и как водится, по обыкновению, тихо приготовил завтрак, подняв народ уже к готовой мясной каше. Припозднившийся с подъемом, Витька вылез из палатки, виновато улыбнулся и на наше ироническое "Доброе утро!" напевно ответил: "Добрый день!". Впоследствии это выражение, а паче его интонация, стали крылатыми. Вкусный продолжительный завтрак, тормознутые сборы, последние доработки "Пупындры", уборка места стапеля, паковка и увязка вещей и наслаждение давно забытым теплом. На этой стоянке мы потеряли Пашкин памятный крючок, в поисках которого перерыли всю площадку и даже золу костра — но безуспешно... Только около пяти часов вечера, когда в спектре солнечного света появились первые рыжевато-охристые оттенки, наши весла лениво погрузились в воды четвертого озера Олон-Нур. Шли медленно, с восхищением провожая взглядами залитые насыщенным светом склоны гор и укрытые тенью распадки... И как накануне светящимся ультрамарином вторила безоблачному небу поверхность озера. Минут через 20-25 мы подошли к правой протоке, соединяющей четвертое и пятое озера. За каменистой мелью, загораживающей вход в протоку, читался существенный перепад высоты между поверхностями соседних озер. Для просмотра зачалились к левому берегу.
Приятный коротенький порожек с общим перепадом между бьефами не менее 2 метров, кульминацией которого является крутой слив высотой что-то около 1.2-1.3 метра. На входе и выходе — мелководные лавовые гребенки. Первым пошел Женькин кат по центру — на выходе цапанули камень, но шкура "Доброго" выдержала. Второй шла "Пупындра" под левым берегом. Ребята красиво ушли в пену, но на выходе налетели на зуб, после чего левый баллон довольно быстро скрылся под водой, как выяснилось позднее, получив ровный (будто бритвой) 80 сантиметровый разрез. Мы на двойке пошли через центр, пытаясь уйти от камней под сливом смешением влево — частично получилось — во всяком случае кат мы оставили целым. После прохождения порога нас с Лидочкой на двойке отрядили на поиски стоянки — ибо на сегодня сплав был закончен. Берега у озера не гостеприимные — мелколесье, густой кустарник, исковерканная лава... В юго-восточном заливе нашли небольшой (метров 15-20 в ширину и раза в три — четыре больше по длине) открытый относительно ровный остров из лавы, покрытый сплошным ковром густого ягеля с несколькими кедрами. Еще около получаса ушло на переправление вещей людей и пострадавшего судна. Впервые нам приходилось ночевать на столь маленьком клочке земли. Несмотря на это, дров здесь было вдоволь, а место... Нечасто попадаются столь красивые стоянки! Изводить ягель и сажать костровые язвы было жалко, потому костер решили развести в лавовой расщелине, прямо у кромки воды. На ужин готовили сою с грибами и рисом, чай с брусникой. Между делом любовались закатом, вечерними красками озера, силуэтами гор, вырывающимся из расщелины красноватым пламенем костра, возвращающего в далекие времена активной вулканической деятельности. После ужина устроили пионерию, Женька вкрадчиво рассказывал сказки, пели песни... И все было очень мило и даже почти душевно. Мы потихоньку сливались в единую команду. Спать легли в половине второго ночи, когда на нашем градуснике было 2°С.
17 августа. По ощущениям это была самая холодная ночь поездки. Хотя температура, судя по всему, ниже 0°С навряд ли опускалась. Поднялся я первым, несмотря на поздний час — 9:40 — не лучшее время для подъема в "спортивном походе". На улице дубняк, над озером — остатки ночного тумана, а от поднявшегося уже довольно высоко мутного солнца никакого согревающего эффекта. Завтрак, привязка отремонтированного баллона "Пупындры", самая ненавистная в водном походе процедура сборов и увязки вещей, и в 13:45 под уже пасмурным небом три катамарана покинули гостеприимный остров. Собственно Жом-Болок после выхода из последнего озера Олон-Нур сразу же начинается простенькой шиверой, переходящей в быстроток, который не далее как через метров 500-600, начинает дробиться на рукава и растекается по лесу среди "расчесок" и заломов. Первый из них открывается после левого поворота. Мы с Лидочкой шли последними на двойке. Женькин кат занял самый большой из уловов, причем его нижнюю (по течению) часть, в результате чего у нас возникла небольшая проблема с чалкой. Когда мы уже все оказались на берегу я сказал народу, что вообще надо было думать головой и подняться вверх по улову, освободив нижнюю часть для идущих следом. В ответ на это Коля возмутился, сказав, что мы сами идиоты, что держались правой части струи. Дикая вспышка гнева всколыхнулась внутри меня, и я уже мысленно представил себе, как моя нога отделившись от земли с силой уперлась в застегнутый на груди Центнера спас. На деле же пострадал только какой-то из ближайших сухих сучков. Бред! Кратковременная разведка основной левой протоки не принесла никаких результатов. Единственный вывод — длительный обнос. Настроение мерзкое, моросит дождь... Витька решает перечалиться на правый берег и попробовать провести суда второстепенными протоками. С этой целью даже натянули веревку. Правые протоки действительно оказались существенно чище, и где на веслах, где проводкой мы преодолели сей гнусный и нервный участок. Река собралась в одно русло и наградила нас полноводной чистой шиверой с несколькими метровыми крутыми валами. "Вот и умылись! Здравствуй, Жом-Болок!". Сразу за шиверой зачалились с целью перекуса на левый берег неподалеку от живописно расположенного летника, оказавшегося в данный момент необитаемым. Весь день держалась неровная погода: кратковременный моросящий дождь сменялся непродолжительными проблесками солнца, после чего небо снова затягивалось серой хмарью. И только к вечеру облака соизволили подняться выше и поредеть. Итак Жом-Болок принял нас. Вслед за первой шиверой оказалась аналогичная вторая, затем несколько сот метров, а может и больше плесов, меандры, после одного из которых река резко увеличила уклон и прибавила в скорости. Это место я назвал порогом "Змейка" (No 3 (40)) — река делает сначала левый поворот почти на 180, затем правый на 90°, с двумя выраженными прижимами и небольшими, но весьма жесткими и крутыми валами. После очередного плеса перед крутым левым поворотом русла мы зачалились для просмотра Препятствия No 4 (No 41) — порога "Зигзаг". (IV) По структуре порог является аналогичным препятствию No 3, только заметно мощнее. Перед резким (около 120°) поворотом реки впереди показывается лавовая стена, далее река сужается, увеличивая уклон, ныряет в лавовый каньон, затем следует правый поворот более чем на 90°, на повороте пологий водоскат около 1 метра, за поворотом мягкая бочка около 1 м., накрывшая нашу двойку с головой, далее валы до метра и более. Во второй части порога поваленное притопленное дерево, перекрывающее левую половину русла. Перед каждым поворотом выраженные прижимы, которые куда страшнее смотрятся с берега, чем оказываются в действительности. Очень приятный первый серьезный порожек на реке. Особенно впечатляет бешеная скорость, ощущение которой многократно усиливается узостью реки, крутыми поворотами и отвесными стенками обрамляющими каньон. Прошли все чистенько и красиво. Минут через 5-7 сплава под моросящим дождем подошли к пешеходному мостику, обнесли его. Далее еще около 20 минут сплава до следующего порога. Тем временем облака поредели и на какое-то время выглянуло ласковое предвечернее солнышко Зачалились для просмотра. На берегу встретили двух молодых бурят с лошадьми, посему впоследствии и окрестили сей порог "Бурятским" (1). Прохождение всем подняло настроение, но в самое месиво пошла только "Пупындра", мы с Лидочкой прострелили бочку по левому краю, "Добрый" же слился по пологому языку.
Вскоре после "Бурятского" начинается довольно напряженный участок: быстротоки, прижимы, разбои. Идем тандемом: "Добрый", двойка, "Пупындра" — время от времени собираемся в уловах. Река набирает мощь и становиться все более норовистой. Один из больших уловов Женькина четверка неудостоила своим вниманием, мы же с Лидочкой, подустав после борьбы с очередным прижимом, решили отстояться, пропустив вперед "Пупындру" и дальше пошли в ее кильваторе по все убыстряющейся струе... А дальше произошло нечто странное... Мы поравнялись с уловом, в котором стоял "Добрый", с берега что-то кричали, но перегрести реку мы бы навряд ли успели Народ на "Пупындре" засуетился, я увидел только несколько увеличенные глаза Витьки и его нервную отмашку в сторону правого берега. Я не понял, что это значило, но стало стремно. "Вправо, к берегу, потянули!" — скомандовал я. А впереди уже маячила тихая спасительная суводь, но только перед заходом в нее я увидел, что это не что иное как начало узкой протоки, ныряющий в лес почти полутораметровым водопадным сливом (2). Видимо, я впал в полупаническое состояние, потеряв всякую способность к трезвой оценке ситуации. "Зачалиться во чтобы-то ни стало!" — стукнуло в голове... кроме этого за долю секунды промелькнуло еще около десятка мыслей... "Узкая протока, дальше завал, водопад, что угодно... Гроб! Потеряемся в протоках, не тот берег, потеря связи с народом... осознание беспомощности... Чалиться во чтобы-то ни стало!.." Мы подошли бортом к берегу разделяющего протоки острова за считанные метры до слива... Я выбросил на твердь весло и, схватив чалку, прыгнул на берег, оступился, упал в воду, потерял полсекунды, кат тем временем неумолимо приближался к линии перегиба слива. И все же я успел вылезти и сделать единственный оборот чалкой вокруг дерева, не застегнув карабина, в тот момент, когда катамаран с Лидочкой уже был готов рухнуть вниз. На автомате, пытаясь подтянуть судно, я вытравил веревку, намотав ее на левую руку, но было поздно, катамаран плюхнулся вниз и всей своей тяжестью повис на моей руке, намотанная чалка впилась в кожу, будто в древесную кору при вязке рамы... Сильный рывок, будто расчленяют по суставам. Боль? Вроде бы нет. Наверное, она пришла потом, а пока был шок. Катамаран с Лидкой колбасило в бочке. В полутора метрах от тихой заводи. Я уже понял, что больше чем на несколько секунд меня не хватит и заорал: "Прыгай в улов!". А потом (я не помню, как и когда освободил от врезавшейся веревки руку) я из последних сил держал вырывающийся карабин... и он медленно выскальзывал, пока ни выстрелил, ударившись мне в ногу и я издал дикий вопль — не от боли, а от отчаяния, двойка уходила вниз по протоке — утешало одно — Лидочка была уже на берегу. "Ловите двойку!" — крикнул я на другой берег... Дальнейшее меня не касалось. Навалился туман — и непонятно чего в нем было больше: облегчения или обреченности. Рука на глазах синела и раздувалась, теряя чувствительность и мне стало страшно, что я с ней в ближайшее время расстанусь. Из симметрично нарезанных полос тихо сочилась кровь, на подушечках двух пальцев не было кожи, внутри все тюкало и пульсировало. Медленно нарастало болевое ощущение, начался озноб... Я пытался ходить взад-вперед по острову, но ноги как-то сами собой подкосились, я лег на мох, уставившись в бесцветное вечернее небо, и ритмично бил пятками по земле... "Очень холодно, поскорее бы кто-нибудь пришел...". И первым явился Вик.
- Извини пожалуйста — сказал я ему — но все-таки ты чудак на букву "М"..., давать такие отмашки... А что там дальше?.. Из его немногословного описания я понял, что дальше нечто крутое с большим падением, бешеной струей и то, что вызывает у него сомнение в возможности прохождения нашей командой. Вик исчез, также непонятно, как и появился. Спустя некоторое время также из глубины острова появились Надежда и Светка с аптечкой. Для меня это было подобно явлению ангелов — страх, боль, холод несколько отступили. Принесли в полиэтиленовом пакете воды — обжигающе холодной, обработали раны перекисью. Прикосновений я практически не чувствовал, но пальцы едва заметно шевелились. "Похоже жива! Все что ни будет дальше — будет лучше!". Команда оказалась раскиданной по трем берегам. Между бесновалась река и ее шум заглушал выкрики... По натяжной переправе на "Пупындре" я, Вик, Надежда и Света переправились через второстепенную протоку на правый берег, где нас уже ждала Лидочка, выловившая упущенную двойку. Как ей удалось втянуть груженый кат на крутой уступ берега для меня до сих пор остается загадкой! На берегу нашлось весьма уютное место для лагеря, чем-то напоминающее карельские лесные стоянки, теперь оставалось только переправить оказавшихся на левобережье. Вик, прихватив кого-то из девушек ушел организовывать переправу. Меня разгидрили, и мы потихонечку начали ставить лагерь... Надвинулась ночь. Костер горел ярким рыжим пламенем. Четыре кружки риса доспевали на огне. Мы все сидели вокруг, но не чувствовали ни радости, ни облегчения, ни единения... Угрюмость, молчание, отдельные реплики... и уставшие и даже, пожалуй, сломленные лица. Я смотрел на Вика, видя в нем уже не только и не столько первопричину злоключения, а скорее своего рода спасителя. Опорный столб команды... Кто смог бы из нас также? Капитан не проронил ни слова, лишь смотрел в огонь, а, доев кашу, всем пожелал спокойной ночи. По-моему, после этого дня и до возвращения в Москву Женька так и не оправился. От Надежды и Светы, которые у меня слились в единый образ, веяло успокоительным теплом. Маша выглядела напуганной и растерянной. Первый серьезный поход — и столько всего сразу... Мне было немного обидно за ее впечатления. Наталья ушла в себя, во всяком случае внешне, хотя наверное ход ее мыслей и рефлексия случившегося для меня в эту минуту были наиболее интересны. Коля несколько раз пытался затеять разбор полетов, но как обычно более эмоционально, нежели конструктивно... Постепенно перешли к завуалированным обвинениям и откровенным разборкам... Бредовые разговоры этого вечера к счастью удалось довольно быстро прекратить, ибо нервы у всех и без того были на взводе. (Свои ощущения, Лидочки, Паши и Димки не помню.) Я же смотрел на всех как бы со стороны. Впитывая обострившимися чувствами (вернее вновь открывшимися сенсорными каналами) настроения и слова. Пожалуй впервые с начала похода я не хотел ни высказывать своего мнения, ни участвовать в спорах и разборках. Возможно, это происходило от осознания собственной неполноценности — ведь я теперь инвалид, возможно — от мысли, что в произошедшем слишком велика (как же трудно это признавать!) доля моей вины. Это было абсурдно, но только сейчас, когда вокруг назревали какие-то локальные конфликты, когда само понятие "команда" трещало по швам, а в лицах людей не читалось ничего кроме усталости, только после произошедшего сегодня, я (может быть только для себя) абсолютно отчетливо почувствовал что мы ВМЕСТЕ. Была непривычно теплая ночь. Опухоль достигла максимального размера и мне казалось, что еще немного и кожа на запястье просто лопнет. Перед сном руку намазали гепариновой мазью, раны каким-то заживляющим гелем. Спать легли в половине второго ночи, не имея ни единого плана на следующий день.
18 августа. Проснулся я поздно, в начале 11 часа утра или дня — это уж кому как угодно. Погода волшебная — синь неба и золото солнца. При взгляде вокруг невольно поднимается настроение, и все твое существо наполняется оптимизмом. Рука же — ни хуже ни лучше, правда я уже в состоянии делать некоторые примитивные манипуляции. Не дожидаясь завтрака, пошли с Виком на разведку правой протоки. Милая прогулка под улыбкой ласкового августовского солнышка. Мы шли не торопясь, поедая на ходу голубику — на болотах, бруснику — в лесу, на курумах "черноплодную красную смородину", коей здесь было превеликое изобилие. Правая протока Жом-Болока в районе каскада основных порогов забыта совершенно незаслуженно. Первые полкилометра (может быть немногим больше) река, ширина которой здесь составляет метров 8, представляет собой гладкую воду-быстроток. Ближе к концу отрезка в русле лежит здоровый каменюга, вскорости после которого нужно чалиться к правому берегу, ибо далее все русло перегорожено мощным заломом, сразу за которым следует эффектный каскадный слив с перепадом высот около 3 метров. Далее река сужается до 4-6 м, возрастает скорость течения, мест для промежуточных чалок практически нет, русло то и дело обнаруживает достаточно крутые повороты, осложненные многочисленными прижимами и на участке протяженностью, даже с учетом всех меандров, менее 1 км длиной образует около десятка красивых водопадных сливов, самый большой из которых последний — отвесный не менее двух метров, за которым чистый плес с практически стоячей водой, способствующей вылову весел, людей, судов и пр. Протока была вполне проходима, довольно сложна технически и весьма спортивна. Вернулись как раз к завтраку, принеся к молочному геркулесу с изюмом еще и смородины. Получилось очень вкусно! После еды все также вдвоем, переправившись через протоку, пошли просматривать основное русло. Ползая по лавовым полям правого берега, мы внимательно просмотрели весь участок реки до выхода из "Катапульты". Весьма впечатляюще... Наводит на раздумья типа "Хочется, но жжется". В лагерь вернулись к обеду: вкусному супу и приготовленному Пашей удивительному шоколадному пудингу с ягодами. После короткого обсуждения было решено объявить сегодняшний день дневкой. Идти подобный участок после вчерашних событий моральных сил у большинства команды не было. Однако дабы облегчить завтрашнее прохождение порогов, а заодно не погрязнуть в торможении, решили перенести лагерь к месту соединения проток (около 2 км), оставив на старом месте только суда и сплавные принадлежности. Тенденцией последних дней стало то, что любое обсуждение в своем пределе превращалось в подобие разборки. Тут же возникали свои Лебеди, Раки, Щуки... Особенно выпирали Колины завихи, терпеть которые с каждым днем становилось все сложнее. Однако, странные взаимоотношения в команде. Наверное впервые столь явственно ощущается какая-то коллективная психологическая несостоятельность, несовместимость... Нам просто объективно тяжело, мы не мобильны и не гибки... Принцип эмерджентности не действовал, вернее действовал, но с коэффициентом существенно меньше 1. Странно подумать, глядя на все происходящее, что некогда основным принципом была душевность. Неужели пятерка, спорт, нервы, потенциальная опасность так изменяют людей? Я был рад, что мог сейчас весьма трезво, со стороны, не имея собственной заинтересованности, анализировать этот момент. Ощущение собственной неполноценности после вчерашней травмы существенно смягчало мои суждения и оценки. Следовательно, я и участвовал в меньшем числе конфликтных ситуаций. А со стороны смотрелось все весьма безотрадно. Но на какое-то время я обрел мир в себе, пусть и отстранившись от общих проблем. Пожалуй впервые я четко осознавал, что могу просто кого-то слушаться, не вступая в пререкания и обсуждения... Переносим лагерь? — пожалуйста! Я шел в самом хвосте, не торопясь, вдумчиво вдыхая воздух и любуясь красотой скал. Не снимая рюкзака долго ел смородину, размышляя о Доме и будущем. Я соскучился, и наверное устал... но в голове возникает гамлетовское: "...что благороднее смериться ль под ударами судьбы или..." Пригодного места для лагеря после воссоединения проток не нашлось. Встать пришлось на жутком исковерканном лавовом поле. После нескольких манипуляций удалось подготовить две площадки под палатки. Но от этого не сильно легче — в темноте перемещаться по территории лагеря без фонаря и риска сломать ногу или голову невозможно — всюду острая лава, трещины, провалы, полузатхлые озерки-болотца в каменном обрамлении. Жить в таком окружении тяжело, хотя по-своему красиво. К ночи натянуло облаков, запахло приближающимся дождем. На завтра намечена выброска Надежды — ей на работу и Вик спозаранку пойдет ее провожать до выхода в долину Сенцы, а потом весла в руки, по местам и в бой... но это не для инвалидов, хотя как знать — завтра посмотрим.
19 августа. Когда я встал, Вика с Надеждой уже не было. Оставленные ими угли большей частью превратились в золу, но окончательно умереть им была не судьба — я озаботился завтраком. Закончили трапезу. Время — одиннадцать — Витьки нет, тормознуто собираемся, видимо чего-то ждем... В молчании идем к месту вчерашней стоянки, сквозь заросли ягод, подолгу зависая на куртинках брусничных россыпей. Похоже, что в бой особо никто не рвется. Тем временем погода портиться: пасмурное с самого утра небо заморосило тихим осенним дождем. Проверяем суда, переправляемся, бросаем первый взгляд на летящую воду. В этот момент за спиной раздалось привычное "Дора". Пришел Вик — настроение поползло в гору, даже появились нотки предбоевого упоения. Последний просмотр порога... Да, пожалуй действительно пятерка. Первым идет Женькин кат. Повреждение кистевой части руки, как выяснилось еще вчера, не самое страшное — гораздо худшим для сплава оказалось сильное болезненное растяжение в локтевом суставе. В итоге я в штурмовой экипаж не вошел, но пассажиром меня взять согласились. Это тоже надо прочувствовать, когда исход от тебя абсолютно не зависит, наверное, идти порог без весла еще страшнее, но все же легче — нет груза ответственности — ты просто доверяешься команде. Стремительное течение подхватило кат, несколько секунд, поворот, вся мощь струи бросает вправо, слив, бочка, свал влево, слив, бочка, снова вправо. Катамаран с неподдающейся контролю силой бросало из стороны в сторону, будто бы спускало вниз по ледяному желобу. "Бобслей!" — родилось в голове -"этот порог мы назовем "Бобслей"!". Прошли удачно и, наверное, даже красиво. Ребята принимали поздравления с чувством великих победителей, и радовались также как некогда после "Ильгульмена". Затем порог прошел Витькин экипаж, дополненный Пашей. А напоследок мы с Пашкой на двойке: в первом сливе нас не слабо бросило вправо, но без последствий — дальше прошли по оптимальной траектории даже немного повыпендривавшись. За "Бобслеем" короткий плес, затем чистый ровный слив чуть больше метра с красивой пенной бочкой почти такой же высоты, еще один плес побольше, за которым несложный, но весьма эффектный порог "Винт", представляющий собой относительно пологий слив высотой около 1.5 м через все русло с навалом на левый берег, за ним пульсирующие, крученые валы, усиленные мощными отбойниками. За порогом широкий спокойный плес. Общий вид порога с нижнего плеса весьма красив, создается ощущение, что основная масса воды ударяясь в левый берег закручивается винтовым валом накрывающим нижнюю часть слива. Порог несложен, красив и приятен, особенно для гребцов левого баллона, которых крученым валом накрывает с головой. С плеса за порогом "Винт" речка уходит вправо, и на следующем левом повороте начинается исключительно красивый мощный порог "Катапульта" по сложности, в принципе, превышающий уровень остальных препятствий на данной реке (3). Дождь несколько усилился. Мы долго ходили по берегу, осматривая изломанный слив, кидали в воду палки и сосредоточенно думали — если окажешься в котле, то там можно плавать очень и очень долго... Решено: мы идем первыми на четверке, двойку обнесли, поставив на страховку перед выходом на плес в конце порога. Женька, я, Паша и Коля. направляемся к кату. Никакого предбоевого упоения, похоже не было даже как такового и страха, просто какая-то сверхсосредоточенность, до глухоты в ушах... Только шум воды, стук сердца , шуршание дождя. Нервы точно первая струна, зажатая на 12 ладу... Проверяем упоры. Традиционное : "С Богом". Идем. Впереди виден водоскат — в 5 метрах до него точка невозможного возврата...
На второе прохождение я не отважился, и для усиления в Витькин экипаж пошел Паша. Ребята зашли левее и на доли секунды полностью скрылись в пене котла, после полусекундного полоскания, оправдав название порога, будучи выброшенными из под слива вверх на кормовой свече, практически долетев до берега. После обработки, съемок и прохождения "Катапульты", под непрерывно идущим дождем всем стало весьма прохладно и захотелось побыстрее добраться до лагеря. Особенно страшно было смотреть на Лидочку, которая пошла без гидрача и теперь стучала зубами, постепенно приобретая синеватую окраску. Женька и Вик убежали вперед просматривать оставшиеся до места базового лагеря пороги. Вернулись минут через 15 — 20 в весьма приподнятом настроении, по-заговорчески улыбаясь. - Ну как? - Ничего страшного и сложного, пяток сливов, пара хороших шивер. Проходы везде чисты... Ну купать будет, ну упоры особо не расслабляйте, а в целом весла в руки и везде держитесь центра. Экипажи построили следующим образом: на двойке Женька с Наташей, На "Пупындре" Вик, Димочка, Света и Маша, на "Добром" я, Паша, Коля и Лида. И мы пошли в неизвестность... Пересекаем 100 метров относительного плеса и "Пупындра" подхваченная струей скрывается за поворотом, второй идет двойка. Русло сужается, ускоряется течение. Вскоре два пологих слива 0.6 и 1.2 м с интервалом в 30 м. Во втором ощутимая бочка 1 м. Далее мощная шивера длинной около 150 м. С локальными сливами до 0.7 м, и валами 0.5-0.8 метра. Сразу же за которой красивый мощный слив через всю реку высотой около 1.5 метра с жесткой тормозящей бочкой. Идущую впереди двойку остановило и начало полоскать, так что наш кат чуть было не влетел в нее со всего размаху. Однако, когда мы уже зависли над линией перегиба, кат-2 был сброшен вправо в область сильного противотока, где был прижат последним к скале правого берега. Женька с Натальей оказались затертыми в ловушке (4). Их крутило то подтаскивая почти под самый слив, то с силой выплевывало, прижимая обратно к скале. Вскоре стало ясно, что без применения грубой физической силы кат не вызволить. Наталью заменили на Пашу, и после нескольких попыток кат, благополучно преодолев притяжение улова, зачалился в 50 метрах ниже слива. После недолгих раздумий решили поменять экипажи: на двойку пошли мы с Пашей, Женя с Натальей заняли вторые номера на четверке. Все, что было дальше слилось в единый порыв, единый полет, даже не по воде, а над водой. Все-таки с Пашкой ходить одно удовольствие! Мы, похоже не сказали друг другу почти ни слова, но кат послушно вписывался в крутые изгибы русла, пробивая валы, летел вперед, даря ни с чем несравнимую радость управляемого и легкого скольжения по бело-зеленой воде. Но вот за небольшой приятной шиверкой обозначился поворот: чуть-чуть вправо — полуметровый слив, за ним еще один и резко влево, слишком резко (градусов на 120), уходя от ощутимого прижима и ... О Боже! То что было дальше... Я не мог поверить своим глазам ... Этого не могло здесь быть! Идти ТАКОЕ без просмотра... Слив казался непомерным, но бояться было уже поздно. Полет... И огромная мягкая умывающая бочка, похожая больше на крутой вал... А за порогом в огромном улове стояла "Пупындра", и первым, что я увидел после того, как вода спала с лица, улыбающееся лицо Витьки... - Ну и подарочек ты приготовил! Так мы прошли "Недотрогу" — один из кульминационных порогов Жом-Болока. Лично для меня "Недотрога" стала безусловно самым ярким в эмоциональном плане порогом маршрута. Воистину это полет над водой, непрерывное замедленное падение... если угодно мгновение чувства невесомости, во всяком случае психологической, и просто море кайфа! Возможно, что многократно увеличенного неожиданностью порога такой силы?.. И все же жаль, что после прохождения мы внимательно его не просмотрели. А ведь с нижнего плеса он смотрится не менее эффектно чем "Катапульта". Не могу удержаться от цитаты из Юринского отчета, столь хорошо характеризующей сие препятствие: "...Порог представляет собой длинный многоступенчатый ломаный слив на резком левом повороте с общим перепадом 3 — 3.5 м. Более точно его высоту определить затруднительно, так как слив не просматривается целиком ни с одной точки. Стоя внизу за порогом, можно видеть только клочья пены, взлетающие над кустами в его начале..." Подождали вторую четверку... Ах какие глазки у них были в момент, когда носы ката устремились вниз! Последний порог (5) отделявший нас от плеса, где соединяются обе протоки прошли с ходу. Красиво и радостно! Сегодня мы победители! К месту лагеря подошли во влажном сумраке, под дождем, но в приподнято-светлом настроении. На какой-то миг небо озарилось невещественным светом, усиливающим контрасты и мы, бросив греблю и уйдя со стрежня, медленно дрейфовали, впитывая красоту плеса. В лагере все занялись бивачными делами, только замерзшую Лидочку сразу положили в палатку. В бочке на "Недотроге" ее не то ударило валом, не то приложило об раму или просто тряхнуло — в общем к вечеру ее состояние резко ухудшилось. Она то и дело корчилась от боли, периодически теряя сознание. Страхи двухнедельной давности ожили с прежней силой. Ужинали стандартным согревающим бульоном с сублиматом и гречкой с тушенкой. С наступлением темноты кончился дождь, но еще раньше гражданской полуночи все разбрелись по палаткам зализывать раны и лечиться. Паша неслабо потянул спину, у меня от растяжения ныла рука, хотя опухоль начала спадать, а ранки затягиваться. Лидочка совсем плоха, так что опять возникает вопрос об ее эвакуации, а скорее снятия всей команды с маршрута. Я мысленно подводил противоречивые итоги дня. Мы прошли красивейший в общем-то пятерочный каскад, но впереди еще большая часть Жом-Болока, а времени остается все меньше. Долой мои честолюбивые планы в отношении Ии, долой восхождение на вершину хребта Кропоткина — Хойто-Ула как называют ее буряты. Что и говорить успеть бы хотя бы на Оку, хотя бы на Орхо-Бом.
20 августа. Утро выдалось пасмурным и промозглым ( 7°С) — прямое следствие вчерашнего дня. Однако еще до полудня облака поднялись выше, на какое-то время показалось солнышко и несколько потеплело. Встали довольно рано (еще не было половины девятого). Однако спортивный настрой вчерашнего вечера быстро сошел на нет по причине Лидочкиного самочувствия и повреждения катамарана: на "Пупындре" порвались упоры и оторвалось "ухо" у баллона. На завтрак доели остатки пшенки и кураги. После чего все начали тормозить, что снова вылилось в волну всеобщего раздражения и неконструктивных разборок. Так и не собравшись на съемку "Недотроги" мы вышли только в третьем часу дня, будучи в весьма паршивом настроении. Сегодня поменяли экипажи судов. Паша с Машей пересели на двойку. Я пошел на "Пупындру" на правый задний самый неудобный для меня номер. Коля с Наташей, Женька и Лидочка составили экипаж "Доброго". Река на время успокоилась, снова начались разбои, острова. Скорость течения на небольшом промежутке упала до 4 — 5 км/ч. Идем в ожидании порога "Вариант", якобы довольно сложного. Проходим его удивляемся восторженным отзывам о нем — рядовой слив не идущий ни в какое сравнение ни с "Бобслеем", ни с "Недотрогой", не говоря уже о "Катапульте". После "Варианта" — завершающего основной каскад, Жом-Болок смерил свою строптивость, спокойно разлившись по Шарзинской котловине, одаривая утомленных путников несколькими километрами красивейших плесов. Сгустилась облачность; по полосам падения было видно, что местами идет дождь. По берегам протянулись чистые осиновые рощи, где на косогорах, где на покрытых мхом лавовых полях, перемежающиеся с лиственничной тайгой. Сквозь окружающую хмурость неба, спокойствие пастельных желтовато-розовых красок полупрозрачных осинников сквозило дыхание осени. Пафос умиротворения-увядания наполнял прозрачную воду, желтую листву, речную тишь, сочетающуюся с едва ли сильно сбавившем в скорости течением. Среднерусский передний план и несколько удаленный растворяющийся в облаках фон Саянских гор... Невозможная красота! Единый порыв восхищения, казалось бы несколько странный после всего уже увиденного... Размолвки и недовольства первой половины дня канули в лету. Под довольно сильным чисто осенним дождем подошли к Шарзинскому мосту. Вода очень высокая, так что даже о проводке груженых судов думать не приходиться. Приступаем к обносу — благо по унавоженной невысокой траве низкого левого берега сделать эти довольно просто. После моста две широкие излучины по едва текучей (по Саянским меркам) воде. После чего котловина резко завершается, замыкаясь крутосклонными невысокими взгорками. Река становиться уже, возрастает уклон и скорость течения. Впереди идущий катамаран на глазах уходит в отрыв и скрывается за поворотом. Шарзинская шивера по большой воде — это два километра напряженного сплава на скорости около 20 км/ч: повороты, несильные прижимы, разбои, расчески у берегов, небольшие, но время от времени умывающие валы и море кайфа и адреналина. В завершении участка река вновь успокаивается, по левому берегу появляются капитальные зимники, оснащенные спутниковыми антеннами, рядом с добротной избой стеклянная теплица — продвинутые буряты выращивают огурцы, помидоры, зелень. Мы вылезли на один из косогоров. Выглянуло солнышко, но дождь даже не умерил силы. На запад уходили лавовые поля, черную изборожденную поверхность кое-где прикрывал лес. Зловещим апофеозом над сим бесприютным пейзажем висели темные тучи, уходящий дождь съедал горизонт и очертания гор. Не далее чем через пару километров плесов мы дошли до очередного моста, еще более низкого чем Шарзинский. О том, что на Жом-Болоке паводок, свидетельствовали притопленные сходни, в результате чего и сам мост смотрелся несколько забавно, поднимаясь из реки и не соединяясь с берегом. Обнос совместили с походом на расположенный в 100-150 метрах в стороне хутор Нур-Олом с целью приобретения каких-нибудь молокопродуктов и перекусом. Под навесом за столом сидели пятеро бурятских детей — все сытые, розовые с пухлыми округлыми ряшками, пышущие здоровьем — просто мечта моей бабушки. Перед ними в мисках был разлит стандартный густой мясной бульон. За детьми присматривала девушка — обрусевшая бурятка, приехавшая погостить из Улан-Удэ. Встретила она нас очень радушно, продав по дешевке две банки великолепной сметаны. Сразу же за мостом Нур-Олома начинается Обтойская шивера — по началу очень приятный участок — шустренький белый от пены быстроток, напоминающий шиверы Каратоша, разве что вода помощнее. Буквально через несколько минут мы уже чалимся перед Обтойским мостом, за которым согласно выписке из лоции начинается самый напряженный, опасный и геморройный участок реки. Проход под мостом вполне возможен, однако осложнен невысоким сливом через две трети русла, за которым стоит косая и жесткая бочка, наваливающая на опору моста. Далее быстроток с почти полным отсутствием пригодных для чалки уловов. После просмотра первыми идем мы с Пашей на двойке. Заход, слив, удар, снос... "Потянули!"... От опоры мы ушли и даже с запасом, но не без труда и на маневренной двойке. Чалимся в ухвостье одного из небольших островов, решаем перечалиться на левый берег. В первый из мизерных уловов мы не вытянули, из второго еще меньшего нас вымыло струей... Танцуем вальс, облизывая левый берег с некоторым мандражем подмечая, что подходим к началу разбоев. Улов последней надежды, довольно большой, чтобы его пропустить, принял наше судно. Оказавшись на берегу, решили на всякий случай просмотреть, что нам готовят последующие метры реки. А дальше русло разбивалось на три рукава, первый из которых утягивал под бревно толщиной в обхват, второе преодолевая мели, затягивало под свисающие с берегов кусты и небольшие деревца, третье самое широкое, было чистым, но на обозримом протяжении практически не имело уловов для чалки. И всюду вдоль берегов расчески, застрявшие бревна и неистовый поток, стремящийся навстречу великой реке. Даже на первый взгляд было видно, что разбои собирают богатую дань с проходящих здесь туристов. На одном из заломов Паша нашел весло, в другом месте мы наткнулись на погнутую сковородку — печальные следы кораблекрушений... Оставив Пашу с катамараном, я пошел обратно к мосту — нам нужно было перегнать четверку. По пути встретил молодого бурята, которого как и большую часть мужского населения Окинского аймака звали Баиром. Мы перекинулись несколькими словами — он предложил остановиться нам близ их летника. Я по возможности вежливо и аргументировано отнекался. "Большинство этот мост обносят" — сказал он мне на последок. "Ну и странные люди!" — подумал я — "все в общем-то здесь довольно примитивно". Усталость легким толчком поднялась изнутри... "Все, сейчас перегоним кат, отойдем метров на триста от хутора и встаем". Прихожу к ребятам, объясняю обстановку, оговариваем траекторию, рассаживаемся по местам и идем. Мы на "Пупындре" — впереди, "Добрый" в 20 секундах за нами, Маша ковыляет по берегу... Чем так напугал меня край косой бочки, но вместо того чтобы направить нос ката в нее, я протормозил с табаном до момента, когда мы с ней поравнялись, а дальше уже было поздно. Мы не справились с боковым навалом, и через пару секунд мощная струя пришвартовала нас к опоре моста. Левый баллон повело вверх... "Сейчас положит!" — мелькнуло в мозгу, и я вдохнул побольше воздуха, но вместо ожидаемого оверкиля, раздался треск, и внешняя из продолен надломившись обняла мостовой бык. Через мгновение мы с Виком уже побросали весла на мост и освободились из упоров. Светку с Димкой заклинило, и их пришлось вырезать. Впервые я убедился в необходимости стропореза, которым так до сих пор и не обзавелся. Мимо пулей просвистел Женькин кат, к счастью не задев еще не высвобожденного из упоров и частично полощущегося в воде Димку. Бесшумной тенью возник на мосту Баир тут же по мере сил подключившийся к спас работам. Люди и весла уже все были в неопасности и мы принялись за вещи. Нам удалось отвязать пару рюкзаков, после чего "Пупындра" заскрипела и поначалу туго, будто пробка из бутылки с шампанским пошла кверху, и вдруг с силой взлетела в воздух, перевернулась и кверху брюхом пошла вниз по течению. Мы побежали следом по берегу. "Откуда эта жуткая боль в ноге?!" Я пытался бежать, но на деле едва передвигался, стараясь все больше подскакивать на одной ноге. Рассудок был еще вполне со мной. Я вспомнил структуру потока, динамику струй, спасительную мель и расположенный за ней улов: "Все в порядке, кат должно вынести именно туда!". ...Совершаемые ошибки обладают стадным инстинктом, эффектом пущенного по склону снежного кома... Одна ложиться на другую, приводя к третьей... Так они, взаимно порождая друг друга и усугубляясь, стремительно приближаются к порогу фатальности. И... все что произошло в этот вечер является весьма наглядной иллюстрацией этого механизма, достойной помещения в учебник. Я подбежал к уступу речной террасы. Перевернутая "Пупындра" застряла, как я и предполагал, на мели. Я облегченно вздохнул, но то, что было дальше, заставило буквально завопить. Женькин кат, подбадриваемый бестолковыми командами капитана, изо всех весел на полном ходу шел на таран. "Только не это!" — родилось в голове у всех стоящих на берегу, однако было уже поздно. "Добрый" со всего размаху врубился в "Пупындру", сбросив ее с мели, и оба ката, подхваченные струей, понесло к противоположному берегу. Через пару секунд ребят прижало к груде топляка на стрелке острова, притопило и начало колбасить, накрывая сверху полугруженой "Пупындрой". Мы в каком-то странном столбняке, растерянности и испуге взирали на эту картину. Вдруг совсем рядом раздалось "плюх", и я увидел в воде Вика. "Еще не легче! Ком обрастает!". Сначала мне показалось, что он просто свалился в воду. Но когда послушная струя вынесла его прямо к барахтающимся на полупотопленном судне, мне стал ясен его замысел. Пашка ринулся к двойке, но я его осадил, сказав что и так слишком много ошибок, так что бежим по островам, перебираясь через протоки. Когда мы подошли, люди, катамараны и вещи были уже спасены. Кроме меня, с непонятно с чего заболевшей ногой, все даже были целы и здоровы. Разве что Коля с Наташей были немного не в себе — им досталось по максимуму. "Пупындра" представляла жалкое зрелище: к сломанной раме добавился спущенный баллон и несколько оторванных ушей. Вещи почти все оказались целы: наиболее серьезно пострадал мой рюкзак, здесь же закончили свой путь дорожные магнитные шахматы — доска которых оказалась сломанной... Встать решили на одном из островов, благо место оказалось вполне пристойное. Довольно много времени ушло на перенос вещей и судов через густой кустарник островов и протоку. Пришли Баир с братом, принесли картошки, помогли с лагерем, занявшись костром и дровами. Баир выстрогал нам новую мешалку. Соседство с аборигенами уже не казалось пугающим, хотя все же некоторое напряжение оставалось. Мы сидели вокруг уютного костра под огромной елью, ели обалденную картошку с подсолнечным маслом и килькой в томате. Очередной красивый день и очередная аварийка... было над чем задуматься. К ночи я практически утратил способность передвигаться — боль в ноге походила на перелом или, по крайней мере, трещину. Тяжелой мягкой тучей навалились невиданная усталость и желание спать. Я почувствовал себя абсолютно разбитым и полез в палатку... - Кирилл! Кирилл! — ворвалось в сон. Морфей медленно разжимал объятия, не желая отпускать меня в мир реалий... Но хриплый резкий голос острой занозой врывался в сознание... "Ну что еще?". Я высунул нос из палатки — в слабом отсвете тлеющих углей костра стоял полупьяный Баир. - Кирилл!! Я понял: он не успокоится... Сил вылезти просто нет. Я просто не чувствую своего тела, только ноющая боль в берцовой кости... Я не могу... Не могу ни подняться, ни даже пошевелиться... А оставлять пьяного бурята в лагере без присмотра просто опасно. Тем временем от баировых криков проснулась вся палатка. - Паш, я не могу, выручай! И Пашка, сопя, полез к выходу. Мне было жутко стыдно и неуютно... Однако это не помешало тут же провалиться в сон, странный сон: я слышал разговоры у костра и вздрагивал при каждом едва уловимом повышении тона, слышал бурятский мат при переправе по бревну на большую землю. И тут пошел дождь — значит все обошлось. Сладкой колыбельной стучали по тенту капли, и душа находила в этом звуке величайшее успокоение.
21 августа. Уже давно рассвело. Однако обложной дождь к утру похоже только набрал силу, и ни конца ни края ему видно не было. Посему спим, наслаждаемся сухостью и теплом. Встаем только после 10 часов, когда наметилось некоторое затишье. Готовим завтрак, параллельно приступаем к ремонту. Еще до полудня появились буряты — кроме Баира и его брата еще пара мужиков: принесли 1.5 литра молока, литр сметаны, нескольких мелких хариусов и банку домашней тушенки. Один из вновь пришедших на общем фоне оказался весьма просвещенным в вопросах бурятской топонимики и местных преданий. Так что кроме нескольких весьма важных топонимических разъяснений мне удалось выудить из него еще одну историю.
В Окинском районе 13 священных гор. Одна из них Улан-Шулуун возвышается непосредственно над Обтоем. Некогда здесь произошло сражение между бурятским и тувинским батырами. Бурятский стоял на вершине Улан-Шулуун, а тувинский километрах в 10 к юго-западу на горе Хухэ-Байса, на правом берегу Сенцы. Оба воина были могучи и метки. И вот начали пускать они друг в друга стрелы из тугих луков, и покачнулся раненый тувинский витязь и рухнул в небольшое озерцо у подножья горы, превратившись в огромного синего тайменя. С тех пор буряты в этом подгорном озере рыбу не ловят. Однако не уберегла судьба и бурятского богатыря — он был ранен последней стрелой тувинца. Кровь витязя окрасила гору, которая с тех пор стала называться Улан-Шулуун — красный камень. Другая версия происхождения названия горы связана с подвигами Гэсэра — красноватый цвет ее склонов это окаменевшее пятно крови Гэсэра, пролитое им во время схватки с Гал Нурман-Ханом (6). После обеда по времени и вместо него по сути мы отправились в гости к Бурятам, в который раз окунувшись в местное гостеприимство. Я ели доковылял до летника — боль в ноге достигла своего апогея, и каждый шаг теперь давался с усилиями. "Все-таки, видимо трещина!" Глава всего многочисленного семейства — Галсан — отец Баира, радушно пригласил нас за стол, на котором тут же появились пиалы с мясным бульоном, заправленным макаронами, сметана, масло, хлеб, соленая черемша. Как гостям нам налили по полчашки хурэнгэ — слегка скисшей пахты, потом перешли на водку. Традиционный тарасун (7) сейчас, видимо, не в ходу. Мы уговаривали тарелку за тарелкой, в промежутках вознося тосты благодарения окинской долине, попутно пытаясь освоить единственную из неукоснительно соблюдающихся традиций брызгания и своеобразного тостования. Хозяин собственноручно раздает всем по рюмке, которые надо принимать одной рукой (какой к сожалению уже не помню, хотя думаю, что как и по поводу брызгания, в этом вопросе у бурят также уже появились разночтения), вторая же рука поддерживает первую под локоть... "Мэндэ!". Кратковременные заряды дождя сменялись ярким солнцем, небо сияло радугами. Над Окинской долиной проносились светящиеся белые облачка... Горная Ока улыбалась многоцветными улыбками, и подстать окружающему миру радость наполняла мое сердце. Баир принес гитару — пели песни. Мы с Лидочкой — наши, Баир — бурятские — не очень понятно, но весьма душевно. Говорили о жизни. Сыграли с Баиром в шахматы: первую партию я с треском проиграл, во второй взял столь же уверенный реванш. У бурят наблюдается весьма определенный стиль игры: это супер блиц, где понятие защиты отсутствует как таковое. Думать над ходом больше трех секунд — плохой тон. С первых же ходов бурятские фигуры начинают ломиться вперед, стараясь смести с доски как можно больше фигур противника, охотно идя на любые размены. Если сдержать этот натиск, то довести партию до победного финала не так уж и трудно. Паша обыграв Баира, сдал партию Галсану. Мудрость победила молодость!
Нас с экскурсией провели по всему довольно примитивному хозяйству, но это был всего лишь летник, капитальные бурятские зимники со спутниковыми антеннами мы видели издали накануне. Показали технологию изготовления сыромятных ремней из лосиной кожи. В конце концов нам подарили огромную пару рогов сохатого, которую мы в итоге так и не взяли, возможно к сожалению. В начале вечера решено было съездить в поселок Саяны за водкой. Из "ангара" извлекли старенький мотоцикл с коляской. Поехали втроем — Баиров брат и я с Лидочкой. Холодный ветер ударил в лицо, отстучали бревна Жом-Болокского моста, и вскоре мы, уже бросив дорогу, неслись по низкой траве сквозь залитое предвечерним солнцем лиственничное редколесье. Истинное ощущение полета! Ветер распирал легкие, голова кружилась от упоения... и вдруг лес расступился, мы ринулись вниз с холма в открывшуюся ширь Окинской долины — одного из самых дивных мест чудесного сочетания приволья и высшей гармонии, где все в меру... В сознании осталась лишь радость, ветер и переливающиеся цвета бирюзовый и желтый... Прибыли в Саяны — магазины закрыты. Сначала кого-то искали, потом кого-то долго ждали или просто тормозили. В происходящее вникнуть мне так и не удалось. Вокруг собралась небольшая толпа бурят, что-то обсуждали. Про "девушку с пробитой головой", знала уже вся долина на протяжении более полусотни километров. Каждый из подходивших, должен был посмотреть на Лидочку, и в той или иной форме выражая свои соболезнования, отходил в сторону. Подошла некая женщина, насколько я понял жена Толи — того самого бурята, который утром мне рассказывал об этимологии топонимов и легенду о синем таймене. Она принесла нутряного конского сала, подошла к Лидочке и попросила снять повязку, после чего начала жиром мазать зарубцевавшуюся рану, делая при этом весьма странные манипуляции рукой, не столько касаясь кожи, сколько больше в воздухе. В конце мне запомнились ее слова: "Все заживет, пока вы еще здесь... Тенгери сильный и Ухан сильный и Гадзар...". (8) Баночку с жиром нам подарили, пообещав, что при регулярном применении шрам практически полностью рассосется. Отдав деньги и получив пару бутылок водки, мы отправились в обратный путь. Солнце быстро клонилось к закату и в отбрасываемой горами тени стало уже совсем холодно. За нами увязался УАЗ, начались гонки. Рассекая лужи, мы летели по степной котловине. Подождав лужу побольше, УАЗ резко ускорился и, поравнявшись с нами, обдал всех волной грязной воды. Немного не доезжая моста через Жом-Болок, остановились побрызгать около бурхана. Баиров брат рассказал, что ленточки — зурмадаhаан привязывают по случаю отправления на охоту, походу в гости, произнесения молитвы или перед начинанием какого либо предприятия. В зависимости от цели выбирается и цвет ленты (обычно белый и голубой, возможны также красный и желтый). Его слова во многом показались мне надуманными, но когда собираешь осколки разбитого зеркала или кусочки разрушенного мозаичного панно, то выбирать не приходиться, во всяком случае на начальном этапе. По возвращению посиделки продолжились. Пришла Света. Галсан нажарил огромную сковороду кабачков с мясом. А на десерт приготовил блюдо, которое назвал саламат или зоэхэй — в кипящую воду добавляются сливочное масло, мука и сахар и все это заваривается и при помешивании жарится на сковороде, до начала пригорания. Со слов Галсана это угощение готовится только для дорогих и уважаемых гостей. Общение стало уже совсем неформальным: пели песни, разговаривали, проникались друг другом. Над Горной Окой сгущалась ночь. А завтра снова в бой — нас ждет самый напряженный участок реки. В лагерь вернулись уже затемно, в начале 12 часа ночи. Баир, проводил нас и еще часа на полтора остался у нашего костра, рассказывая об осенней охоте, о живущих на севере тофаларах, о которых отзывался как о диком народе, но весьма уважительно, о местной мистике. Его рассказы были весьма путанными, но все же два мотива мне удалось запомнить — это явление черного коня (9) и летающих огненных шаров, встреча с которыми не предвещает ничего хорошего. Спать легли опять поздно, после 1:30.
22 августа. В 7:30 вылезаю из палатки. Густой туман застит глаза, клубится над рекой, плывет меж деревьями. Холод собачий, на градуснике чуть меньше 1°С, добавьте к этому почти стопроцентную влажность, и картина станет довольно безотрадной. Разжигаю костер, бужу народ, готовим завтрак. В надежде на ранний выход быстро собираемся. Параллельно налаживается и погода: рваные клочья тумана ускоряя движение поднимаются кверху, открывая землю лучам уже довольно высоко поднявшегося солнца. Перед погрузкой судов идем прощаться с бурятами. Обтой еще спал, судя по всему, после вчерашней затянувшейся попойки. Вылез Баиров брат, стал вымогать денег. Общую суть его требований можно было выразить следующей формулой: вот вы вчера для нас за водкой в Саяны ездили, а бензин для мотоцикла больших денег стоит. Его занудство было беспредельным — все светлое впечатление от вчерашнего общения было испорчено — будто чернила пролили на белую скатерть. В итоге он все же выклянчил у нас 50 руб. Мы же в несколько испорченном, а вернее разочарованном настроении, привязав к катам рюкзаки немногим ранее 12 часов дня отправились далее вниз по реке. Основное русло реки отпочковав от себя несколько проток прижалось к правому берегу. Через несколько сот метров река стала чуть поспокойнее — Обтойская шивера осталась позади. Вскоре догнали некую уфимскую группу на трех или четырех двойках. Река характера не меняла — все то же стремительное течение, расчески у берегов, пока еще не криминальные, но все же неприятные разбои. Мы пропустили уфимцев вперед, стараясь держаться следом — все же поспокойнее. В таком тандеме мы довольно быстро дошли до первого серьезного залома, на наше счастье предваренного удобной для чалки отмелью. Уфимцы показали класс прохождения и уже через пару-тройку минут скрылись за очередным поворотом русла. Первым пошел кат Вика. Ребята не без труда, но все же утянули большую часть судна за корягу. Зачалившись на следующей отмели. Пошли Паша с Машей с самого начала забравшие сильно влево, так что чуть не влетели в затопленный лес, а потом, не уйдя от коряги, пропороли двойку. Наша четверка, тоже словила задней половиной выворотень, но в силу более крепкой шкуры и более удачного захода осталась цела. Когда все собрались на отмели и осмотрели суда стало ясно, что двойка не жилец. Катамаран решили разобрать. Оперативный разбор занял менее 15 минут, однако перевязка вещей и последующая проводка судов в место гарантировано безопасного старта (сразу от отмели струя уходила под завал) заняла еще около 1:15. Далее начался самый нервный участок реки: прижимы под "расчески", свисающие с обоих берегов перестали быть экзотикой, заломы, застрявшие бревна и весьма неслабое течение. Радовало одно — довольно большое количество уловов или отмелей для чалок. Тем не менее это был жутко нервный кусок сплава — похлестче Мзымты. Настроение гадкое — злость и раздражение. Женьку клинит — он делает много ошибок, абсолютно не читая воду. Наталия мрачна и у нее просто местами не хватает сил... ...Мы зачалились у одного из островков. Река растеклась четырьмя протоками между кустов, выворотней и застрявших бревен. Ни единого чистого прохода... Состояние: измотанность и полуотчаяние. Единственная мысль: "Только бы дойти до Оки!". Вик предлагает на скорости прыгнуть через притопленное бревно и, пересекая основную струю, уходить в самую крайнюю не просматривающуюся, но потенциально чистую протоку. Изначально мне показалось это безумием. Но ребята пошли и мы двинулись следом. Разгон, кат вылетает на плавучее бревно, притапливая его собственной тяжестью, и что есть силы тянем в крайнюю левую протоку, которая действительно оказалась почти чистой. Далее река собирается в одно русло, лес становится светлее и местами отступает от воды. На крутом повороте мощная шивера с небольшим сливом в конце, впереди видна долина Оки, до которой по прямой около двух километров. Все отчетливее обнажается нервное переутомление. Доминирующая мысль: "Только бы дойти!" Еще около километра динамичного сплава в тандеме с периодическим сбором в уловах, оканчивающегося изогнутым пологим полутораметровым водоскатом с мощной бочкой, далее уклон реки постепенно возрастает. Впереди показывается мост — ориентир начала выходного каньона Жом-Болока. Чалимся к левому берегу и ползем наверх — кто на разведку, кто просто отдыхать. Я, Женька и Вик идем просматривать последний участок реки. Немилосердно печет солнце, и прогулка в "сухом" гидраче походит скорее на пытку. Сразу же за мостом Жом-Болок ныряет в довольно узкий лавовый каньон, извивающийся неправдоподобной змеей. Череда прижимов, валы, местами довольно напряженный слалом и все это при уклоне порядка 15-17 м/км... До конца каньона я не дошел — не было сил. Меня окончательно разморило на послеполуденном солнце, да и по осколкам лавовых глыб прыгать в гидраче было не очень удобно и вовсе не безопасно для его сохранности. Я вернулся к народу, валяющемуся в тени лиственниц близ изгороди некоего загона. Упал, закрыл глаза... Нервное напряжение вылилось в ощущение нечеловеческой усталости, а впереди последний бой... Вернулись Женька с Виком — оба светящиеся и довольные — давно я их не видел такими. Вик видел устье Жом-Болока, до которого осталось менее двух километров сплава. Постепенно соскребаем себя и идем просматривать наиболее сложный верхний участок каньона. Слабая разгонная шивера непосредственно под мостом заканчивается плавным левым поворотом и пологим водоскатом 0.5 метра. Левый и часть правого пролета моста перекрыты бревном. Под правым косая бочка в сочетании с отбойным валом, несильно, но ощутимо смещающая судно к левому берегу. Затем следует несильный навал на скалы левого берега, далее резкий поворот русла на 140-160° в сочетании с сильным прижимом к отвесной скале правого берега, под которой, судя по поведению воды, ко всему прочему еще есть неприятный карман. Стремненько! Но выжидать больше нечего, если удачно траверснуть струю, то все вполне ординарно. Первым пошел кат Вика. Спустя минуту мы. Заход под мост, водоскат, струя начинает жать нас в левый берег, в ответ на что мы спокойно отрабатываем реверсом, сохраняя ориентировку судна... Поворот. "Потянули!". Развернувшись вокруг своей оси мы с хорошим запасом ушли от криминального прижима, а дальше более километра кайфа американских горок... Поток бьется в довольно узком каньоне, на поворотах ощериваясь метровыми валами, впечатляющий уклон и насыщенная выходная шивера (то что я называю "Онского типа"). Хорошо работаем, ловя кайф от каждого маневра, каждого гребка, получая компенсацию за вагон нервных клеток, убитых на разбоях. После очередного правого поворота шивера упрощается вплоть до выходной горки — представляющей каскад сливов с каменных гряд с общим падение около 2 метров на 30-40 метров длины русла. А впереди видна широкая Ока. Выходной каньон Жом-Болока в эмоциональном плане самый яркий момент сплава! (Разве что может быть сопоставимый с неожиданным попаданием в "Недотрогу"). Перед впадением в Оку по правому берегу начинается низкая терраса, переходящая в обширную поляну. Непосредственно на стрелке — отмель, удобная для чалки и великолепное место для стоянки. По эстетике и гармоничности это одно из наиболее привлекательных мест на маршруте, а возможно и на всей планете. Поставив лагерь, разбрелись гулять. Я поднялся наверх правобережного плато, с которого открывался завораживающий вид на излучину Оки, ровную цепь гор хребта Кропоткина с трехтысячником Хойто-Ула... Метрах в 30 внизу под отвесными стенами базальтового каньона катила свои воды Ока. Желтые низкие травки, редкая каменная россыпь, эдельвейсы, навевающие воспоминания и меланхоличные мысли... А за Окой пологие взгорки, покрытые лиственничной тайгой. Благословенные моменты душевного отдохновения, мягкие краски вечера, ощущение спокойного счастья и некой опустошенности от осознания, что все опасности остались позади. Я дошел до расположенных в полукилометре южнее вздыбленных лавовых полей и торосов, поросших ползучим тимьяном: встретил белку-чернобурку, опять ощутил присутствие кого-то своенравного и строптивого. На обратном пути встретил идущего в благоговейном молчании Женьку, мы сели над обрывом, неспешно разговаривали, сопереживая один из самых чудесных моментов жизни... В сумерках приступили к готовке ужина, полностью состоящего из бурятских подарков: картошка с маслом, соленой черемшой и хариусами. Обалденно вкусно! С наступлением ночи вернулась из радиалки Лидочка, которая успела за вечер пробежать чуть ли не два десятка километров, погостить у каких-то бурят, пообщаться с эжинами и еще раз по полной программе вкусить горноокинской мистики. Ужин перешел в продолжительное чаепитие. К нашему костру пришли омичи, принесли гитару. Приятно попели, пообщались, потравили "водниковские" байки... На северо-востоке вспыхивали зарницы, над нами мерцали звезды, иногда скрываемые проносившимися облаками, упало три дождевых капли. Неужели завтра снова зарядит дождь?! Примечания(1) Препятствие No5 (No42) Порог "Бурятский". (IV-). Начинается порог слабой шиверой. На входе гребенка подводных камней, в центре мель с засевшим на ней бревном можно идти как справа, так и слева от него. За левым поворотом эффектный слив 1.5 метра через всю реку довольно крутой в правой части русла, и становящийся положе к левой. Под крутой частью слива мощная, но мягкая бочка около 1 метра, в других частях бочки слабые и мелкие. (2) Высота слива изначально показалась гораздо большей, хотя на самом деле едва ли превышала 120-130 см. (3) Препятствие No9 (46) Порог-водопад "Катапульта" (V) За правым поворотом река плавно поворачивает налево. После 80 метров быстротока следует расположенный под правым берегом пологий водоскат высотой 0.7 м с довольно мощной косой и неожиданно жесткой бочкой, которая сильно отбрасывает судно влево. В 20 метрах за ним основной мощный водопадный слив высотой около 2.5 метров. В правой его половине более пологий чистый язык, слева в центре глубокий мягкий пенный котел. Затем река плавно поворачивает налево и один за другим следуют два пологих слива высотой менее 1м. Непосредственно перед первым сливом сильный навал на скалу правого берега.
Основную опасность в пороге представляет потеря гребца в котле под сливом. Ибо за котлом как под правым, так и под левым берегом области сильных круговых течений подтаскивающих обратно под слив. Левый берег — скала отрицательного уклона, возможно наличие "кармана". Ощутимый навал струи на скалу левого берега.
(4) Этот порог мы так и решили окрестить "Ловушкой". (5) Порог с интереснейшей динамикой струй. Пологий слив 1.2 м через 80-100 м после "Недотроги", на плавном левом повороте. Справа жесткий косой полувал полубочка 1 м, к центру превращающийся в сбойку — прямой пирамидальный вал высотой около 1.3 м. Сильный навал на левый берег. Справа нависание расчески, притопленные кусты. Шли с ходу. Заход по центру или чуть правее. Одну из четверок все же несильно вмазало в левый берег. (6) Гал Нурман (Гал Дулен) "Огненный Нурман" — огненное чудовище — один из наиболее опасных противников Гэсэра, появился из туловища (позвонка) свергнутого на землю и разорваного на части предводителя восточных тенгри Ата Улана, побежденного в поединке, владыкой западных тенгри Ханом Хурмасом. (7) Тарасун — традиционный бурятский алкогольный напиток, молочная водка. Употребляли его по праздникам, а также в различных сакральных церемониях при посвящении шаманов, угощении духов местностей (эжинов) и т.п. (8) Тэнгери (тенгри), Ухан, Гадзар (бур.) — Стихии, персонификации стихий. Сответственно: Небо, Вода и Земля. (9) Этот мотив распространен в бурятском шаманизме. Черный конь часто выступает в роли родового духа-хранителя.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
