|
|
| Устроили
Мы распрощались со Славой, перепаковали рюкзаки и отправились в путь. Пересекли старую стоянку, продрались через густые заросли каких-то кустов, перемахнули ручеёк и выскочили на слабенькую тропинку. Я прибавил шагу. Да только я разошелся, как сзади кричат: - Стойте! Женя с Костей потерялись. - Ух, ёлки зелёные, где тут теряться, — ругался я. Мы остановились. Минутку потоптались с ноги на ногу – нету. Я велел всем оставаться на местах, бросил рюкзак и пошел назад. В нескольких метрах встретил Гитту. Поодаль кричали Глеб и Тило. - Гитта, wait, — я показал ей, где именно ждать. Побежал дальше, встретил Глеба и тут, гораздо ниже тропы, увидел Жеку и Костю. Они еле ползли. Я сказал Глебу, чтобы он никуда не бегал, не искал Тило, что он сам вернётся, а сам поспешил к ребятам. Оказалось, что Жека совсем плохая. Она была бледная и её трясло, как эпилептика. Даже смотреть на неё было страшно. Я забрал её рюкзак, и мы потихоньку прошли к передовой группе. Дело в том, что когда машина полетела с горы без тормозов, Жеке досталось больше всех. Она там пролетела в кузове пару метров и неслабо приложилась, в том числе и головой. Она и раньше мне успела на это пожаловаться, но к тому моменту, как мы прощались со Славой, слабость, вроде, отпустила. А сейчас, на жаре, вернулась и усилилась. Бедная Жекочка свалилась на землю, на пухлую моховую подстилку, вся скрючилась, уткнулось носом куда-то под корягу и дрожала, дрожала. А мы стояли вокруг и не знали чем помочь. Только и нашлись, что воды предложили. Было по-настоящему страшно. Впрочем, Дима Мириленко нашелся. Он насобирал ладошку жимолости и протянул Жене. Она поклевала и, вроде, притихла. - Так, сегодня уже никуда не пойдём. Все оставайтесь здесь, а мы с Костей пойдём, поищем место под лагерь.
- У меня тут супруга, последнее время, повадилась на Дроме зависать. Они там в игру одну, которую неделю уже рубятся. «Ассоциации» называется. Давайте поиграем. - А как это? - Значит, смысл такой: я говорю какое-нибудь слово, а следующий говорит то, что ему это навевает. Допустим, я говорю «Саяны», следующий «туристы», потом «костер» и так далее. Понятно? - Ну, давай начнём, а там видно будет. - Давай. Мы стали рубиться в эту, в общем-то, тупую игру. Немцы тоже подключились. Даже Гитта играла. Тило переводил, а Глеб ему помогал. Иногда получалось забавно. Особенно Тило веселил. У него на все случаи жизни одна ассоциация: «красивая русская женщина». Прямо, как в том анекдоте. - Тило, ты когда успел русских женщин
- Я женат на русская, на русской. У меня жена русская. - Ах, вон оно что! Где познакомился-то? - Я учился два года в
- А в каком институте? - Университет. МГУ. Она там тоже, я не знаю, учила. - Училась? - Да, училась. - Красивая? - Да, очень! Очень красивая! - И дети у вас есть? - Да, есть. - Мальчик, девочка? - Девочка. - А как зовут? - Катя. - Это вы здорово придумали. Международное такое имя. - Да, у нас тоже есть Катя, и у вас есть. - А где вы живёте? В России, или в Германии? - В Германии. Дрезден. А сейчас они в России. Я после горы к ним поеду. - А где в России? - Рядом с Иваново. Они на даче у её мама. - Жена тебя по-русски говорить учит? - Да, она. - Ты хорошо говоришь. А в семье вы на каком языке говорите? - По-немеций. Она лучше говорит по-немецкий, чем я по-русски. - О, смотрите! – Дима показывал на другой берег Китоя. Там, низко урча мотором, медленно катился грузовик. Кажется, Урал. Он ехал обратно, в населёнку. Уже вдоволь нахлебавшись свежего воздуха и чистой воды. Но мы ему не завидовали.
Наступила ночь. Тихая и тёплая. Я валялся в палатке, ворочался и размышлял. Мол, вот же, немцы. Всё моё детство я представлял их не иначе, как врагами. Да и все мои сверстники так воспринимали. И в ранешние годы, насколько я понимаю, особой приязни к ним русские не испытывали. Вот у Достоевского, к примеру, недавно вычитал в его «Зимних заметках о летних впечатлениях»: «… сами берлинцы, все до единого, смотрели такими немцами, что я, не посягнув даже на фрески Каульбаха (о ужас!), поскорее улизнул в Дрезден, питая глубочайшее убеждение в душе, что к немцу надо особенно привыкать и что с непривычки его весьма трудно выносить в больших массах.» У него там про немцев не очень много написано. Зато с таким неожиданным юмором! Впрочем, он там и французов не жалует, и вообще всех европейцев. А что же нынешние? Рядом со мною двое самых натуральных немцев. Одна только их речь дёргает в моём подсознании какие-то жуткие струнки. Но я смотрю, я слушаю, что они говорят, и я понимаю, что это совершенно замечательные ребята! Очень открытые, улыбчивые, добрые. Такие же, как и мы. И как их деды могли… Нет, об этом сейчас и думать не хочется. Но я всё равно думаю. В голове мелькают образы: то улыбающийся, добродушный Тило; то какой-то Фриц, скачущий верхом на стуле. Он, Фриц, киношный, но такой привычный. А Тило настоящий. Я к нему ещё только начал привыкать. Это потом он станет своим парнем. А сейчас… Сейчас я засыпаю.
Утром произошло очередное развенчание мифов. Я всегда считал, что немцы очень педантичные и дисциплинированные, а оказалось, что такие же, как и мы. Пока не пнёшь, ничего не делается. Правда, я, кажется, никого не пинал. В общем, встали мы не с первыми лучами. Потом не торопясь позавтракали, стали собираться. Первыми уложились Дима Котов и Геннадий Веремеенко. Они у нас самые старшие. Поди, стояли и думали про себя, что вот, мол, молодежь какая растёт, ничего-то не умеют, даже собраться быстро. Следом запаковались и остальные россияне. Даже я, копуша редкостный, был готов. У немцев же, как будто и конь не валялся. - Значит так, господа товарищи.
- А вдруг растеряемся? – обеспокоился Дима. - Да где тут теряться? Там же дорога! И до самого Саган-Сайра ни одного притока. - Да не заблудимся, — пробурчал Костя. - В общем, идите потихоньку. Костя главный. Ещё минут двадцать мы с Митей ждали, пока соберутся наши иностранцы. Выдвинулись. Почти сразу вышли к живописному такому участку. Здесь рыхлые скалы насыпали песчаную террасу. Растительности никакой нет и вид на реку и другой её берег открывается замечательный. Хоть солнце уже высоко, мы всё равно достаём фотики. Митю, который среди нас самый продвинутый фотограф, даже ждать пришлось. Зато потом мы вчистили на полных парах. Недалеко от устья Саган-Сайра вышли к большому широкому лугу. Дорога тут раздваивается. Одна идёт к зимовью, вроде бы вполне добротному, а другая в нашу сторону. Тут и спины авангарда замаячили. А как до первого брода дошли, так и вовсе их догнали. - Ничё вы монстры! — удивился Дима, — вы через какое время после нас вышли? - Да минут через двадцать, — отвечаю довольным голосом. - Точно монстры! - А вы без отдыха шли? - Ну, минут пять отдыхали в одном месте. - А мы без отдыха. Правда, фотали немного. Мы
- Бодрит водичка, — я потирал икры. - Да не так, чтобы очень, — не стал соглашаться Дима. - Жека, как самочувствие, как настроение? - Хорошо, — еле слышно прошелестела Жека. Она всегда говорит еле слышно. Не дай бог, случится ей звать на помощь, так, поди, и не услышит никто. - Чего? - Хорошо, говорю! - А коли хорошо, чего шепчешь? Жека обезоруживающе улыбнулась. Мы ещё немного отдохнули и пошли дальше. Дорога
- Что? Опять? Она кивнула. - Скидывай рюкзак. - Не так сильно, как вчера. Мне от жары плохо, — жалобным, тоненьким голосочком почти прошептала Жека, — я сейчас немного посижу в тенёчке, и всё хорошо будет. - Отдыхай, отдыхай. Так, народ, разбираем вещи. Я открыл Жекин рюкзак. Один за другим стал вытаскивать разные пакетики, раздавать нашим. - Женя, нам тоже давай, — протянул руку Глеб. - Да у вас и так кули, я смотрю, тяжеленные. Разве что вот, сухари возьмите. Они лёгкие, только места много занимают. Рюкзак съёжился и по весу стал напоминать дамскую сумочку. Не театральную, а такую, где полный набор обольстительницы лежит. Я достал карту, стал разглядывать. - Петрович, смотри сюда. - Чего? - Сейчас пойдёте вперёд. Останавливайтесь сразу за перевалом. Я с Жекой останусь, к вечеру уж как-нибудь подтянемся. Костя взглянул на карту, задумчиво поводил пальцем. - Давай перед перевалом. За — это уж слишком далеко. - Да чего далеко-то? - Ну, прикинь, сколько это километров. - Ладно, давай перед. Только чтобы там место было под лагерь. С дровами. Народ, идите уже, хватит рассиживать. Народ неторопливо стал вставать с рюкзаков, обдумывать новую ситуацию. Так же неторопливо, словно гуляя по парку, побрели нестройной толпой вверх по дороге. - Ну, как ты, Жень, полегчало? - Угу, ещё немножко посижу. Она глотнула воды и, опять едва слышно, сказала куда-то в сторону: - Как аукнется, так и откликнется. Я напрягся. Обычно такое говорят, когда что-то плохое припоминают. Или когда грозят припомнить. - В смысле? - Ну, я тогда с тобой… - А-а, — перебил я, — ты про то, что ты со мной давеча возилась, а теперь я с тобой? - Ну да, — она
Я припомнил июньский поход. Как я зашиб стопу и Жека, невзирая на моё указание всем идти в населёнку, осталась. Ещё бы она не осталась. Она же романтик! А романтики никак не могут человека одного в горах бросить. Пусть даже и на несколько часов. Им это преступлением против человечности мнится. - Пойдём
Минут через двадцать вышли к очередному броду. Наши ещё возились с переобуванием. Мы с Жекой даже не самыми последними перебрели. Потом уселись обуваться и дальше пошли опять в хвосте. Народ, оставшись без командира, никуда не торопился. Так и шли мы все вместе, только растянувшись на добрую сотню метров, но не теряя друг друга из вида. Часа в четыре дошли до горки, на которой отчетливо просматривалась дорога. Казалось, это и есть взлёт на Горлык-Дабан. Перед штурмом уселись перекусить. Тут нас догнала небольшая тучка. Дождик едва смочил травку, и тучка улетела. Лёгкий ветерок нагонял дрожь. - Что-то я замерз. Пойдём, что ли? - Пойдём. - Наверху ждём друг друга. Мы потопали по дороге. Кто-то то и дело останавливался, кто-то упрямо полз без отдыха, некоторые даже и вовсе шли довольно бодро. Я оказался в числе первых. Раз всего остановился. Потом, забравшись на седловинку, бросил свой рюкзак и пошел обратно, помочь Жеке. - Ты потом ещё раз спустись. Я тебе свой дам, — размечтался Костя. - Угу. Может и тебя ещё заволочь? - Точно! Я во
- Вы там не трогайте ничего, а то поймают, голову открутят. Предостережения не подействовали. Гитта даже в кабину залезла. От греха подальше я скомандовал марш. За перевалом тек широкий ручей. Казалось, он течет откуда-то слева. Но чем ниже мы спускались, тем очевидней становилось, что течёт он не в ту сторону. - Что за черт!? - Чего? - Смотрите, куда ручей течет. - Куда? - На нас. - Ну. - А должен куда? - Куда? - От нас, разумеется. Если это перевал, конечно. Я остановился, достал карту, огляделся по сторонам. - Блин, точно, это не перевал, это мы отрожек пересекли. До перевала ещё пилить и пилить. Это, кстати, уже не Саган-Сайр, а его приток. Горлык-Гол-Дабан-Жалга, называется. - Они покороче придумать не могли? – пробухтел Костя. - Они, Петрович, вообще ничего не смогли придумать. А название обозначает, что за перевалом будет река Горлык-Гол. - Это как? - Ну, «Горлык», это я не знаю что такое; «гол», это речка; «дабан» — перевал; «жалга», кажется, ручей. Вот и получается, что это ручей за перевалом от речки Горлык. - Ох-ё, как всё
Нас ещё раз нагнал дождик. Вот только солнце, тёплое и настоящее, после него не вылезло. Часам к семи добрели до границы леса. Мы с Петровичем немного посовещались и решили остаться здесь на ночь. Только успели поставить палатки, как вдали послышалось тарахтение. Все бросили свои занятия, схватили фотики и приготовились. Из-за поворота степенно вырулил гусеничный вездеход.
Только мы успели натаскать немного дров, как нас накрыла третья волна дождя. Я забрался в палатку и стал напяливать на себя все тёплые вещи. Температура упала градусов до 10. Тут же порадовался, что вместо старой, относительно тонкой флиски, взял новую, толстую. Пусть она и весит больше, и объёма больше занимает, но в ней так тепло! Следом за мною в палатку наконец забрался Митя. Тоже нацепил какую-то одежку, и мы завалились, укрывшись спальниками, пережидать непогоду. Минут через десять дождик стих, но ещё не кончился. - Женя, чего готовим? – деловито пробасил откуда-то снаружи Дима Котов. - Уху. А то картофан со вчерашнего остался. Нужно его первым делом съедать. - Понял, — и заорал уже в сторону — у кого рис, сайра, картошка? Митя, который, как я уже говорил, не слышит, увидел, что я с кем-то разговариваю и замаячил, указывая на тент палатки. Мол, не кончился ли дождь, не перестал ли стучать? Я, одними губами, сказал, что ещё идёт. Я как-то сразу понял, что кричать, как это иной раз делают, бесполезно. И, наоборот, говорил ему всё либо шепотом, либо вовсе молча. Только рот старался открывать шире. Мне сказали, что так легче по губам читать. А больше мы просто знаками объяснялись. Мы ещё повалялись маленько. Дождик стих окончательно. - Кончился, — я показал вверх. Возле костра уже расхаживала, пожалуй, вся команда. В котлах что-то бурлило, разнося по округе приятный аромат. В желудке заныло. - Что, давно кипит? - Да минут пять. А соль у тебя? - Ага, сейчас дам. Я сходил за солью, заодно прихватил и свою посуду. - Дайте-ка попробовать. Я снял крышку и черпнул немного риса. - Почти готово. Народ, тащите миски! Эту команду дважды очень редко приходится повторять. Её ждут всегда с особой готовностью и даже, порой, норовят исполнить раньше времени. Но бывают исключения. Вот, к примеру, Жека Ведерникова. Мне кажется, что если её вовсе не кормить, так ничего и не изменится. Но как-то по инерции мы её всё равно кормим. - Жека, давай свой
Женя скромно, чуть ли не извиняясь, достаёт свою мисочку. Такую крохотную, что впору разве котёнку. Если подают кашу, да насыпают её с горкой, то ещё можно представить, что этим удается наесться, а если суп… Я уже привычно ворчу: - Давай, лопай скорей и
- Да мне хватит, — пряча глаза говорит Жека, — ну, чего вечно? Ну, правда! Она забавная. - Ладно, я же силком в тебя не впихиваю. Но на добавку право имеешь! У остальных миски либо нормальные, либо сиротские. Наивные, думают, что в сиротскую я больше положу. - Эх, вкуснотень! - Да, спасибо поварам! За ухой последовал чаёк. Разговоры всякие. Митя предложил поиграть в крокодила. Так, кажется, это называется. В общем, это когда кто-то загадывает слово, говорит его одному из игроков, а тот, не произнося ни звука, его изображает. Другие, понятное дело, пытаются угадать. Было весело. И участвовали все. Игра-то без языковых барьеров. Во всяком случае, когда есть переводчики.
Утро было серым и холодным. Казалось, что уже и не конец июля, а как минимум, сентябрь. Низкие облака затянули всё небо. Редкие деревья смотрелись куцыми, оборванными. Жиденькая травка едва скрывала камни. От всего этого разило неустроенностью. Хотелось скорее отсюда уйти. Мы быстро позавтракали, собрались и, не дожидаясь друг друга, потянулись к перевалу. Сразу от нашего лагеря дорога крутенько поползла вверх. Местами её пересекали ручьи, тут и там в колеях стояли лужи. Поначалу стало жарко, но подъём быстро кончился и перед нами раскрылась широкая, почти плоская долина. Перевал всё ещё не был виден. - Так, все идём своим темпом. Как дойдём до перевала, ждём отставших. И мы пошли уже совсем нестройно. Кто парами, кто поодиночке. Самыми быстроногими оказались наши «деды». Геннадий Веремеенко и Дмитрий Котов, так и хочется добавить: «Советский Союз!».
В детстве тренер у меня был. По плаванию. Сан Сеич. Ох, умел он объявить на каком-нибудь соревновании, как теперь только профессиональных боксеров объявляют: «На дистанции 200 метров вольным стилем в четвёртом заплыве выступают: по первой дорожке – Эдурд Селезнев; вторая дорожка – Николай Переляев; третья дорожка – Алексей Ключник; четвёртая дорожка – Вячеслав Кисельников; пятая доророжка – Евгений Рензин …». Да так звонко, словно не пацанов каких-то объявляет, которые и по третьему разряду ещё не все плавают, а мастеров! И даже меня так же. Это после Ключника с Кисельниковым! И так хотелось в этот момент съёжиться, стать незаметным. Зато потом, когда гремел стартовый пистолет, и я грохался в воду, руки и ноги молотили по воде, кажется, с удвоенной силой. Только бы не отстать, только бы не отстать! И уже после финиша оглядывался по сторонам, и если оказывался в первой тройке, или даже четвёртым, то уже спокойно, вальяжно плыл к лесенке, словно силы все оставил на дистанции, и просто выскочить на бортик уже не могу. Как большой! Эх, хороший был тренер Сан Сеич – Александр Алексеевич Григорьев. И Юрий Михайлович Шаманов, или просто шеф, тоже хороший. Правда, от него я больше слышал что-нибудь типа «разгильдяй!». Например, когда он из душа нас выгонял. Мы туда греться бегали, от тренировки отлынивали. Хорошее было времечко.
Так вот,
Я же остановился сфотать «перевальное седло». В данном случае это очень условное понятие. Никаких взлётов, никаких спусков. Просто вода теперь течёт не навстречу, а попутно. Ну и куча камней, увы, обрамленная пустыми бутылками, не даёт проскочить мимо. Довольно скоро подошли к лесочку. Худосочные лиственницы, одиноко торчавшие тут и там, сменились пушистыми кедрами. Мы с Костей стали узнавать места, по которым уже ходили два года назад. - Слышь, Петрович, здесь мы тогда
- Ну, что-то похожее. - Значит, скоро речушка будет. Помнишь, пить хотелось, и долго воды не было? - Да сильно, вроде, не хотелось. - Сильно не сильно, но хотелось. Погода тогда была — не чета теперешней. Тут же, словно прогневавшись на мои сетования, закапал дождик. Потом кончился ненадолго, как раз, когда мы до водопоя дошли, и уже минут через десять припустил сызнова. - Эх, вымокнем все, — вздохнул Дима. - Братцы, тут скоро речка будет, Хуша-Гол, а за нею должна быть старая база геологов. Давайте туда без остановок. - А далеко? видно уже? – заинтересовался Глеб. - Речку нет, а долинка, по которой она течёт, уже просматривается. - Где? - Вон, слева. Там, в конце, перевал Ильчирский. Через него дорога есть. Он некатегорийный, но всё же нормальный перевал, не такой, как Горлык-Дабан. Далее (На распутье (29 июля 2010 г.))
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
