Природа Байкала

Смерть — милая девушка с грустными глазами. Она часто опаздывает, но никогда не приходит раньше срока…

Саша

Сибирские мужики редко ходят в лес без оружия. По грибы идут ли, по ягоды, едут ли на сенокос — всегда под рукой держат ствол. Формально — для защиты от медведей, по факту — для охоты. Логика тут проста. Взять хотя бы самца изюбря. В воспитании и защите потомства он участия не принимает, пользу виду приносит 2-3 минуты в год, а в остальное время, он — просто кусок мяса. Потому били и бьют зверя круглый год, невзирая на запреты, штрафы, срока. Стельных маток тоже бьют — по ошибке, по нужде, по равнодушию. Так было всегда и везде, но егерь Саша решил положить этому конец.

Статьи в газету, беседы, штрафы — всё использовал Саша в борьбе за закон. Мужики матерились, пытались бить, дважды стреляли — егерь оставался непреклонен.

Зимой, в охотничий сезон, промышлял Саша на своём участке. День короткий, работа тяжёлая, усталость — не успел он дойти до зимовья. Дело обычное — развёл костёр, поел и приготовился отдыхать. В 30-40 градусный мороз, даже возле костра, сон — понятие довольно условное, но даже и этот отдых сорвался. Потому что из темноты вышла женщина. Обычная с виду женщина — легкая азиатчинка в глазах, тёмные волосы по пояс, обычная, но — голая. Тихо подошла, присела на корточки с другой стороны костра, и застыла, словно греясь. Сидели, молчали, смотрели друг на друга сквозь пламя. О чём думал, что вспоминал Саша мы не знаем. Знаем только что даже самая длинная ночь когда-то кончается. Закончилась и эта. Перед рассветом женщина ушла.

Ещё несколько дней провёл Саша в тайге — собирал капканы, расстораживал ловушки. Затем, собрав все вещи, вернулся домой. Дома он всё рассказал своей жене и, когда та отлучилась на минутку, застрелился…

Боря

Говорят что академик Ферсман, собравший уникальную коллекцию минералов, большую часть образцов просто украл у полевых геологов и рабочих. Про эту манию все знали и не обижались. Даже немного гордились — мол я такое нашёл что даже академик рассудка лишился. Золото — тоже минерал. Не самый красивый, не самый дорогой минерал на планете, и хоть вреда и неприятностей от него — не счесть, его тоже коллекционируют. Как правило — в виде кусочков породы с многочисленными, более менее крупными вкраплениями металла, реже — в виде самородочков. Коллекционеры (в советское время) о наживе не думали и спокойно демонстрировали свои сокровища всем желающим. Довелось мне увидеть и совсем маленькие собрания и неприлично большие. Обладатель самой большой коллекции (ок. 1,5 кг. золота) собрал её минут за 20 на территории уже заброшенного Пионерского рудника. Просто так. Случайно наткнулся на булыжник, на треть состоящий из золота, и взял его "чтоб не валялся".

Но эти коллекционеры — чистые души. Боря же был не таков.

Рабочих в полевых партиях дисциплиной не пытают. Иногда ею наказывают, но очень редко. Профессиональных секретов от рабочих не скрывали. Всякое ведь бывает, вдруг да поднимет какой-нибудь Вася нужный камень и построят в тайге город-сад. Про то, что Боря в своих бесчисленных блужданиях по тайге искал золото, знали все. Иногда он приносил интересные образцы и просил сделать пробирный анализ. Как правило, пробы были пустыми, но однажды хорошо "засветило". Геологи подступили с законным вопросом: "Где взял?" Но Боря "включил дурака". С той поры геологи игнорировали его просьбы "посмотреть" , "проверить". Тогда Боря изменил тактику. Пытался подружиться с молодыми специалистами, рассказывал им о тайных тропах, о никому не известных золотых жилах, обещал взять в компаньоны. Не думаю, что ему удалось хоть кого-то обольстить подобными рассказами, но дурная привычка стала второй натурой. Бывшие зэки (коих большинство среди геологических рабочих) не раз и не два просили его не трепаться, но тот не унимался. Поэтому никто не удивился, когда, средь бела дня, Боря указал на пустую вертолётную площадку и спросил: "А что там баба голая шляется ?"

Года через четыре, Борю забили до смерти в каком-то сучьем кутке.

Вова

Вова обладал внешностью неандертальца и душой семилетнего ребёнка. В армии он научился стричь, в тюрьме — не говорить глупостей.

Чудесное августовское утро. Небо чистое как платье Пресвятой Девы, яркое солнце, лёгкий ветерок. Конец месяца. Наш горный отряд отдыхает. Горный мастер и геолог заполняют документацию, считают объёмы, пишут наряды. Мы топим баню. ''Культурнопитейщик'' Коля (считавший что напитки крепостью меньше 40% вредны для здоровья) уже запустил свой аппарат, и лёгкий запах сивухи меняет обычно угрюмое выражение лиц работяг на детское — торжественно-ожидающее.

Я сижу на пеньке в одних трусах, и пудовые Вовины кулаки летают над моей головой. Его профессиональные ножницы куда-то пропали, поэтому стрижёт он меня маникюрными. Дело движется неспешно. Молчание нас не угнетает. Каждый думает о своём.

- А ведь я видел Её — вдруг сказал Вова.

- Кого?

- Её — две недели назад…

В общем, вышел Вова утром по малой нужде, и вдруг за ручьём на противоположном склоне увидел голую женщину. Вначале подумал, что это очередная студентка пытается наладить астральную связь с Космосом, но уж больно воздушно и безбоязненно прыгала она по курумнику. Быстро спустилась к ручью, легко его перепрыгнула и прошла мимо Вовы, росы с травы не сбивая, и только мельком на него взглянув. Женщина как женщина, только голая…

Так же светило солнце, истошно орали кедровки в лесу, шёл дым из банной трубы. Но мы уже были по разные стороны жизни…

- Кильтык тебе, Вова — наконец выдавил я.

- Я знаю — солнечно улыбнулся Вова, продолжая щёлкать ножницами…

Вова умер через три года от осложнения гайморита.

Эпилог

Главная прелесть Смерти — в её неизбежности. Это — высшая справедливость. И, встретив вестницу Смерти — не бойтесь, завершите земные дела, и живите счастливо настолько, насколько Вы способны…