Природа Байкала |
РайоныКартыФотографииМатериалыОбъектыИнтересыИнфоФорумыПосетителиО 

Природа Байкала

авторский проект Вячеслава Петухина

Готовится к печати книга воспоминаний моего отца Михайлова Андрея, выкладываю два эпизода, чтобы познакомить с ней потенциального читателя. Можете оставлять свои отзывы и впечатления.


* * *

Первое время я работал по специальности на станции Ангасолка. В то время там, в тупике рядом с заводом по производству щебня, стояла маленькая передвижная тяговая подстанция. Из всех моих немногочисленных дежурств особенно запомнились дежурства, в течение которых нужно было вытащить из котловины Байкала на подъём тяжеловесный состав. Участок Слюдянка2Андриановская был критическим на протяжении всей транссибирской магистрали. Отметка головки рельса на станции Андриановская — 829 метров. Аналогичная отметка на станции Слюдянка2 — 460. Расстояние около 40 километров. Обычные товарные составы проходили мой участок в районе тоннеля и платформы Поворот без проблем. И большинство тяжеловесов с моей помощью преодолевали этот подъём. Помощь заключалась в следующем. Мои выходные автоматы на питающих фидерах настроены были на два килоампера. Это предельная мощность, при которой выпрямительные агрегаты ещё способны нормально работать. На подъёме тяжеловес с толкачом могут затребовать и больше. В таком случае автомат с пушечным грохотом отключается и тогда неминуема остановка, так как подстанция во второй Слюдянке далеко и уже неэффективна. Железнодорожники при этом говорят: состав растянулся на подъёме. Моя мощность была явно недостаточна для тяжеловесов. Требовалось мастерство машиниста и моё для того, чтобы не растянуть состав. Регулировать мощность тяговых двигателей, естественно, мог только машинист контроллером, но предельную мощность держать мог только я фазовым регулятором. При выходе такого состава из Слюдянки меня по телефону предупреждал диспетчер, сидящий там же. Моё участие было жизненно необходимо. Я одевался и выходил в машзал. Так назывался вагон с выпрямительными агрегатами. На полу, по временной схеме, был подключён фазовый регулятор. При вращении ручки регулятор подавал на сетки выпрямительных колб запирающий заряд и тем самым ограничивал мощность. В то время Ангасолка и Слюдянка не имели между собой разъединителей. Мы работали параллельно на контактную сеть. Разъединители были только между Ангасолкой и Андриановской. Они обычно были в отключённом состоянии. Эти разъединители назывались секционными и устанавливались в целях безопасности – элемент защиты от коротких замыканий. При такой схеме Андриановская нам с машинистом ничем не могла помочь. И вот при подходе к тоннелю тяжеловес всё больше и больше забирает у меня мощность. Я уже стою рядом с регулятором, но состав ещё не вижу, так как он ещё за хребтом. Когда он выходит из тоннеля, я уже могу ориентироваться, насколько кризисная у него масса. Если я в это время не буду выдавать свою максимальную мощность, мне нет оправданий. Я точно знаю, где должна быть стрелка амперметра и стараюсь работать рядом с этой точкой. Фишка заключалась в том, чтобы при подходе к платформе «Поворот», у состава оставалась достаточная скорость для преодоления дополнительного сопротивления на повороте. Если хотя бы головной электровоз дотягивался до секционника — значит, победа. После секционника нагрузку брала на себя Андриановская, и машинист забирал столько мощности, сколько могли взять его тяговые двигатели. Иногда диспетчер, при подходе особо тяжёлого, просто приказывал включить секционный разъединитель, и всё проходило без осложнений, но после прохода состава я должен был без приказа разъединить контактную сеть. Дежурить в этих условиях было очень интересно. Машинист левой рукой толкает контроллер вперёд. У меня есть ещё резерв, я ему это позволяю, но вот стрелка подошла к двум килоамперам. Я должен угадать, когда он ещё дальше двинет контроллер, и сразу же уменьшить ток. Опытные машинисты по своим приборам и по моему нервному поведению ощущали этот предел и далее вели себя разумно, то есть не допускали нервных, больших запросов. Но раза два мы всё же состав растянули. В этом случае я без приказа надевал резиновые перчатки и бегом через горку, с обрыва сваливался на основные пути и включал секционник. Андриановской мощности хватало, чтобы с места сдёрнуть на подъёме тяжеловес.


* * *

1979 г. Ала-Арча. Памир

Альпинистский сезон начался в Киргизии, лагерь Ала-Арча, ущелье Аксай. Мой сезон открыл маршрут Ружевского на пятую башню Короны по западному ребру. Здесь точное название. История этого маршрута большая, и я её всю не знаю. Киргизы мимо этого маршрута ходили долго, вначале и не помышляя, что здесь можно подняться. Больше обращали внимание на левую часть стены с приемлемым для лазания рельефом. Впоследствии именно здесь прошли впервые эту стену.

По нынешним понятиям, параметры стены скромные. Что теперь 600-800 метров перепад? Пустяк! Но тогда, в семидесятых, только-только кончился гребневой альпинизм. Гребни ещё котировались на высоте 5,5-6 тысяч. В 74-м «старики» из Фрунзе под руководством Кочетова В.И. повторили левый маршрут. Они вдохновенно обсуждали после разбора своё восхождение в нашем присутствии. И нам казался пижоном их младший товарищ, который у них работал первым. Он сказал, что по-настоящему трудного лазания на маршруте нет. В тот 1974 год я прошёл мимо стены, спускаясь с шестой башни Короны, но обращали тогда внимание не на пятую башню, а на «золотую» северную стену пика Свободная Корея. В 75-м мне маршрут показал Попов Валера и сказал, что надеется, Суханов нас выпустит на него вместе с двойкой из Красноярска Лутченко В. и Богомаз В. Я посмотрел с недоверием на эту стену. Было непонятно, как там можно пройти. Смотрелось очень жутко, но к этому обычно привыкаешь. Жутко, откровенно сказать, бывает перед каждой серьёзной стеной. На тот год у меня подобных стен не было ни одной. У Попова они были. Правая часть стены была почти отвесной. Начинался маршрут довольно приемлемым, крутым, но с рельефом, внутренним углом. Внутри угла обычно следует ожидать трещин в скале. Кое-где виднелись белые пятнышки снега, но выше… Выше уже не проглядывалось ничего, только гладкая стена, левую часть которой перекрывал пятнадцатиметровый карниз. Карниз висел над гигантским внутренним углом, раскрытым, как книга. Правая плоскость угла — это срез, гладкая отвесная плита. Здесь не пойдёшь. Вторая плоскость более пологая и снизу смотрится в фас. Её крутизна характерна для лазания. Как проходить карниз, снизу было не видно. Может быть, карниз обойдётся слева, по серии отвесных стен. Стенки метров по 15-20, стоящие друг на друге с небольшими полками между ними. Выше уже не видно за перегибом. Как обычно, выше каждой стены есть крыша и на ней полегче. В тот год Суханов сказал: «Попов, я в тебя не верю!» И нас не пустил. Об этом я узнал с облегчением.

Стена была пройдена на следующий год объединённой группой под руководством В.Ружевского. Группа состояла из двух ленинградцев (В.Ружевский и М.Овчинников) и двух американцев (Д.Лоу и К.Мартинсон). Это был сезон 76 года. Мы в Фанских горах имели честь наблюдать лазание этих американских парней. Я сам не видел. Мне рассказали наши ребята. Американец Барбер подошёл к камню, на котором мы тренировались в свободные от восхождений дни и просто, не вникая ни во что, вылез наверх. Причём он использовал совсем не наши зацепы, и по-другому. Поразило то, что он ногой воспользовался, как рукой. Он был босой. Оказывается, у него пальцы на ногах умеют хватать. Он забросил ногу в сторону и вверх, немного поискал и потянул, одновременно удерживая себя руками. Из этого положения достал верх камня и был наверху. Парней несколько успокоило то, что нашим способом он вылез не с первого раза. Так вот, эта американская компания потом переехала в Киргизию и под конец сезона просто так, для знакомства, подключилась к ленинградцам. Кроме стены на пятую башню, они сделали ещё несколько маршрутов в Аксае, в том числе и в одиночку – «соло». Стену, по слухам, они прошли прямо через лоб в верхней части, минуя этот левый угол с карнизом. По нашим понятиям, в лоб идти можно было, имея «ведро шлямбуров». Ну сходили да сходили.

Мы в тот сезон тоже сходили хорошую стену. Были после этого ещё два сезона с приличными стенами. Много пришлось ходить с Виктором Пономарчуком. Теперь я с гордостью вспоминаю об этих маршрутах. Скажу, что в компании Пономаря я по возрасту был старше всех и многое от этого терял. Ближе всех мне был он, хотя дружбы не могло быть — 11 лет разница возраста. Пономарь, Аполлон, Настабур – это была моя компания. Меня признали и терпели около себя. Это были сезоны привыкания к стенам. Я чувствовал, как вокруг меня повышается этот стенолазный дух. Как «наглеют» наши лидеры. Уже нет у них страха перед стеной.

Требуется пояснить, что самая престижная работа на стене — это работа первого. Тот, который поднимается на очередные 40 метров вверх первым, чаще всего и является лидером группы. Почти всё зависит от него. Пройдёт или не пройдёт? Вся группа работает на него. Он несёт самый лёгкий рюкзак. Он освобождается от другой тяжёлой работы. Так вот таких лидеров в тогдашнем иркутском Буревестнике было много, и главное, у нас был основной лидер — Попов Валерий. Безусловно, первым на пятёрках приходилось ходить и мне, но то были рядовые, ничем не примечательные маршруты. Всё объяснялось очень просто. Здоровье было, но было ещё и килограммов 8 лишнего веса. И ещё 10 лет — добавка большая. Висят года — ни сбросить, ни продать. Вся моя неуверенность перед стеной тем и объяснялась. Изначально мне было ясно – там, куда мы завтра идём, я лично пройти не смогу. Это храбрости никому не добавило бы. Хотя мой страх как-то стал затираться от частого употребления.

79 год. Ала-Арча. Здесь, как обычно на стоянке Рацека, столпотворение. Много знакомых «киргизов», лагерные инструктора и нас, иркутян, человек 40. Уже сходили на тренировочные восхождения. Вечером у костра песни, общение оживлённое. Наутро, часов в 10, при обнародовании ближайших спортивных планов, Попов объявляет для нас с Пономарём 5-ю башню Короны, маршрут Ружевского… И я поплыл. Потом я вспоминать стал, Витьке это так же была неожиданность. Он внутренне подобрался тоже. В то же время мне, конечно, было не до сторонних наблюдений. До вечера собираю снаряжение, продукты, палатку, а сам ощущаю, что иду «в никуда». Думаю, — это Пономарю повезло. Ему уже пора доказывать себя. А мне-то зачем? И почему сразу на «Ружьё»? Можно было бы для старика и попроще что-то спервоначала. Но вслух об этом нельзя было. Не принято. Не поняли бы и уж точно осудили бы. Нравы жестокие. Реабилитация потом невозможна. Сплю-не сплю всю последующую ночь, но всё-таки утром просыпаюсь. Сборы короткие.

Ещё затемно выходим на подход. Идти далеко. Придём под стену только в конце дня. Подходы — самая тяжёлая в альпинизме часть. По тогдашним правилам, наблюдение должно быть за группой, в которой менее четырёх человек. Два наблюдателя, а не один. Это регламент тех же правил. Ущелье Аксай длинное, и мы должны подняться в самую верхнюю его часть. Пятая башня открывает свою стену в самом конце. Преодолеть нужно три крутых подъёма по береговым моренам. Первый подъём выводит к Текеторским ночёвкам. Название дано по одноимённой вершине напротив. После очередного подъёма выходим на Коронские ночёвки у впадения, в основной Аксайский ледник маленького ледника Корона. Здесь большой привал с обедом. Идём молча. Это естественно – надо дышать. А на Коронских ночёвках людно и молчать не приходится. Разговоры обычные. Что варим, да где близко взять воды. Наблюдатели наши, Люда Титова и Рая, о стене понятия не имеют. Маршрут как маршрут. Если двойка, то значит нужно наблюдать. Приказано – взяли продукты, снаряжение, бинокль и пошли. Пономарчук знает стену только из описания Ружевского. Я единственный, кто лицом к лицу стоял с маршрутом. После обеда предстоит ещё часа 1,5 – 2 идти по глубокому снегу на последний, перед цирком, взлёт, мимо главной достопримечательности района – пика Свободная Корея. Здесь ущелье поворачивает влево и открывается верховье ледника Аксай. Окаймляют цирк вершины: 5 и 6-я башни Короны, Двурогая, Байлян, Симагина и Свободная Корея. Наш объект открывается слева. Конец дня. Солнце зашло за ледяную сопку Байляна. Мы из тени можем наблюдать ярко освещённую западную стену пятой башни. А я ещё обращаю внимание на Пономаря. Виктор идёт вперёд и не смотрит никуда. Может быть, стена не производит на него должного впечатления? Или мы подошли уже довольно близко и, как обычно стена, «ложится» при подходе. Разбиваем стоянку на снегу возле большого камня. За палаткой уже холодно, а в палатке тесно. Нас четверо, и в палатке собираемся, уже когда нужно спать. Наше снаряжение рассортировано с тем, чтобы мы потемну не попутались при сборах. Летом рассветает рано. Но мы встаём в темноте. А сейчас спать.

Сплю как убитый до самого подъёма. Будильником, как обычно, работаю я. Фонарик в кармане палатки, часы на руке. Сборы лёгкие. Чай, по кусочку колбасы. Палатку не берём. В этот раз мы привезли с собой гамаки для ночёвок на стене. Да и негде там палатку ставить. Наше снаряжение предельно облегчено. Большинство металлических изделий и приспособлений выполнено из титана, кроме молотков и ледорубов. Верёвки капроновые, две по сорок. Одна из них тонкая эластичная немецкая, вторая — толстая отечественная. Тонкая верёвка хороша для страховки. При срыве она амортизирует лучше. А толстая жёсткая грузовая верёвка — для подъёма на зажимах по отвесным участкам. Она растягивается мало и это удобно. Каски надеваем, потому что сразу вступаем в камнеопасную зону. На шею вешаем тёмные очки. У нас груз распределён по двум рюкзакам. В его рюкзаке железо, примус и бензин. А у меня продукты, верёвки, гамаки, посуда и прочее. Иногда мы носим примус и продукты в одном рюкзаке, но это крайне редко. Последнее "прости" наблюдателям, и вот мы уже потянули строчку следов под стену. Снег глубокий. Иногда меняемся. На стене ничего не видно. Ещё не рассвело. Снег встаёт круче, и мы уже вынуждены немного лезть. Направление подхода просмотрели вчера. Теперь не думаем, только дышим и идём. Стена начинается низко. Подход короткий. Под стеной располагаемся и достаём снаряжение. Виктор готовится идти первым. Первые 40 метров мог бы поработать и я. Но для того, чтобы размяться и вработаться, нужно сразу включать основную схему – он первый. Минут через 20 мы готовы. Страховочная система, состоящая из петель и лямок, у нас спрятана под пуховые куртки. На системе альпиниста есть много мелких деталей для подвешивания снаряжения, так же, как и у монтажников-высотников.

Он взялся за стену. Первый крюк уже «спел» свою короткую песню. Начинаю страховать. Страховка первого у нас двумя верёвками. По мере прохождения, первый прощёлкивает в карабины то одну, то другую верёвки, следя за тем, чтобы они не пересекались, и не допуская больших перегибов. Получается выигрыш в трении, но добавляется вес ещё одной верёвки. Безопасность, безусловно, здесь основной выигрыш. Первые 30 метров не крутые, но заснеженные. Разговоров нет. Идёт медленно, потому что скользко. А тем временем рассвело. Я обращаю внимание, что вокруг светло. Обычно все переживания и страхи кончаются, когда начинается привычная работа. Верёвка кончилась. Он стоит уже на крутом, сухом месте. Поднимает свой рюкзак. Теперь он будет отдыхать и осматриваться. Всё его внимание на первые несколько метров выше. На меня он отвлекается мало. Наступает моё время. Это теперь моя специализация, ходить последним, не очень престижная, но очень опасная. Рюкзак ещё не дошёл вверх, а я уже занимаюсь своими делами. Можно выдернуть лишние крючья и оставить только свою самостраховку. Крючья вылетают быстро. Мне даже не приходится применять выдергу – металлическое приспособление для выдёргивания крючьев из трещин в скале. Рядом повисает конец верёвки для моей страховки сверху. Негромкий возглас — «пошёл!» — и я снимаю последний крюк. На толстую верёвку надеваю кулачковый зажим, который имеет свойство передвигаться только вверх. К зажиму коротким поводком привязан я. Длина поводка такая, что при полном натяжении я могу достать зажим рукой. Сдвинул зажим вверх и повис на верёвке. Теперь руки у меня свободны для работы. Нужно снять набитые крючья. Они понадобятся нам в дальнейшем. Конец второй верёвки от меня уходит вверх. Это моя страховка. Иногда, когда мне очень тяжело, верхний этой верёвкой может мне помочь, так как я иду с основным грузом. Спокойно подхожу под очередной крюк. Вытягиваю себя на такую высоту, чтобы он был перед лицом. Сажусь удобно в систему. Ноги упираются в стену. Выстёгиваю карабин. Цепляю крюк улавливателем – маленький, самодельный карабинчик. Несколько расшатывающих ударов — и крюк звенит, качаясь на шнурке.

Подошёл. Он сместился вправо, освобождая мне место в самом углу. Сам он висит на крюке, так как зацепов для ног нет. Выше почти отвесно. Наши лица настолько близко к скале, что вверху видны только первые 10 метров. Трещин, однако, достаточно, а потому понятно, что проблем здесь не будет. Лазание с применением местами искусственных точек опоры. Ещё не зальцуг, но уже и не свободное лазание. Зальцуг — это когда опора искусственная сменяется на другую, выше, тоже искусственную. Напарник работает привычно, молча и быстро. Его мышцы эластичны и неутомимы. Он может без видимых последствий до получаса находиться в неудобной скрюченной позе. У него не будет после этого судорог, как у меня. Ходит он по стенам уже около пяти лет. На тренировках часто ходит потолки. Вот он прошёл эти 10 метров, оглянулся, что-то буркнул, и исчез. Дальше — только голосовая связь. Выдай, выбери, закрепи, подтяни или если он неосторожно сбросит камень, то резким, отчаянным криком «Камень!» должен меня предупредить. А я должен увернуться. Камень, пока не коснётся стены, идёт точно на меня. Верёвки уходят из моих рук медленно, но верно. После очередного крюка он требует от меня то одну, то другую верёвку. Я должен выдать, и после этого втугую выбрать и закрепить. Это значит, что кроме как на крючья, ему не на что опереться. 40 метров кончаются. Отдал последние метры. Доложил: "Верёвка вся!" Он затих. Потом: "Дай один метр". Метрах в двух выше я забиваю крюк и перебазируюсь туда с рюкзаками. Здесь в углу треугольная полочка на полступни. Скала не отвесная, и я могу стоять, не нагружая крючья. На всё это ушло не больше 10 минут. Снизу, наблюдателям, наверное, непонятно почему мы стоим. Наверх ору:"Пошёл!" Он понял меня сразу, так как горло у меня «дай Бог». Этот метр превратился у него в два, но ему хватило. Он потянул верёвку, и я понял, что у него всё готово для подъёма рюкзака. Верёвку я отдал. Через минуту я её получаю обратно, но уже свободно висящую. Цепляю за петлю его рюкзак, а сам начинаю готовиться к подъёму по перилам. Рюкзак зашуршал по скалам, поднимаясь вверх. Я отвлёкся на выбивание. Это была ошибка. Нужно было проследить некоторое время за рюкзаком. Теперь я понимаю, если бы камень был на 200 граммов массивней, или хотя бы на метр выше сорвался, то мой череп не выдержал бы удара. Рюкзак сорвал со стены камень. Я удара сознанием не отметил. Вдруг — я ничего не вижу. Голова пустая. Ничего, кроме жёлтого поля, и даже не перед глазами. И одна мысль: вот так помирают. Сознание потерялось на мгновение. Инстинкт заставил вжаться носом в угол. В следующую секунду я уже всё видел и соображал. Верёвка страховочная беззвучно появляется перед моим носом. Дальше всё стандартно, только медленнее, чем обычно. Специально для отдыха я не останавливаюсь. Возможность перевести дыхание у последнего всегда есть, при выбивании крючьев. Тем более, что эта пауза для первого – законное время поглазеть по сторонам, оценить пройденный участок, проследить дальнейший путь. Подхожу, докладываю о происшедшем. При осмотре каски обнаруживаем на поверхности в центре небольшой скол сантиметра полтора — и всё! На Пономаря мои известия не произвели ни малейшего впечатления. Могучий мужик. Дуб, одним словом.

Дальнейшие две по сорок, всё аналогично. Трещин хватает. Не быстро, но споро проходим. Выше стена расчленена на участки с небольшими полочками между ними. Это значительно ускорило наше продвижение. Отсюда мы наблюдаем основной ключ маршрута. Над нами метрах в шестидесяти встала гладкая стена, и уже отсюда было видно, что трещин нет. Низ стены немного нависает, но мы знаем, что это «пузо» пройдено. У нас шлямбурные крючья есть конечно, но не в таком количестве. Единственная возможность пройти — это точно попасть на их след. След и должен состоять из цепочки шлямбурных крючьев, если, конечно, они прошли именно здесь. Впервые мы засомневались в этом. Встал вопрос о левом варианте через гигантский внутренний угол, и далее, левее большого карниза. Обо всём этом идёт неторопливый разговор уже на ночёвке. Здесь нигде нет достаточной площадки для ночёвки вдвоём. Есть только полочки. Можно примостить примус. Поставить кастрюльку. Стоим лицом к скале, занимаемся бытовыми вещами. Дела простые – наколоть лёд, засыпать в котелок, поставить на примус, вскипятить, заварить и пить, пить, пить. У нас кусок стеклоткани от ветра, для экономии бензина. После третьего котелка мы начинаем варить ужин. Наша жажда обычная для нас. Это уже ритуал. Для этого мощного чаепития всё у нас есть. Котелок, баночки из-под сгущёнки в качестве кружек, заварка, сахар, сухари и даже коньяк во фляжке. Мы уже приняли по колпачку на баночку чая. Потом ещё раз повторили. Теперь уже не вспомнишь, что мы варили на ужин, но это бесконечное чаепитие помнится в деталях. Кажется, и баночка у нас была одна и мы, обжигаясь, передаём её из рук в руки. И поглощаем. В этом процессе у меня преимущество. Я способен глотать, не обжигаясь, очень горячий чай. Я умеряю свои аппетиты и терпеливо жду, когда он выпьет свою долю.

После ужина в сумерках начинаем гнездиться на ночь; каждый себе. У каждого гамак. Конструкция новая, мной ещё не опробованная – перевёрнутый парашют. Вверху сходится много строп, и этот узел крепится к скале с помощью крюка и карабина. Нижняя часть из тонкого капрона скроена так, что позволяет телу принять горизонтальное положение. Виктор влезает первым и с любопытством наблюдает мои манипуляции. Я действую довольно неуклюже. Регулирую длину самостраховки, для чего приходится вновь и вновь вылезать из гамака. Наконец я расслабленно затихаю. И тут, «как гром среди ясного неба», тихий голос Пономаря: "У тебя, кажется, ботинок упал". Потребовалось какое-то время, чтобы я осознал, что такое – упал? Упал — это значит, что ботинка у меня уже нет. То, что от него осталось, лежит под стеной в четырёхстах метрах ниже. Мой отдых окончен. Я вылезаю с оставшимся левым ботинком из гамака. В темноте ощупываю большую дыру в центре и вынимаю всё, что осталось. Ботинка действительно нет. Виктор оценил ситуацию и спокойно отошёл ко сну. Ситуация, конечно, не смертельная, но как бы мне не пришлось ночевать стоя. Кроме того, завтра нужно будет изобразить что-то вместо ботинка. Есть ещё резиновые азиатские калоши, но они хороши только на тёплых стенах. В них нога у меня моментально замёрзнет. Но это всё у меня на втором плане. Главная задача — устроить себе хоть что-то для ночлега. В моём распоряжении следующее: полка наклонная под 20 градусов шириной от 10 до 40 сантиметров, изогнутая вокруг торчащей скалы, мокрые и мёрзлые верёвки, рюкзак, спальный мешок и поролоновый коврик, зашитый в непромокаемую ткань. Мне тоскливо и обидно. Обидно на всё, не знаю на что, но, наверное, в первую очередь, на Пономаря. Мне казалось, что я нашёл бы в себе силы вылезти из гамака и помочь. Но у него задача на завтра более жёсткая, чем моя теперь. Моя обида затирается по мере того, как на первый план выступают более насущные бытовые проблемы. Мёрзнет правая ступня. Есть две пары шерстяных носков. Надеваю оба толстых носка на правую ногу. Левую переобуваю и меняю полусухой носок на пару шерстяных тонких. Такие носки брали для калош. Калоши брали на тот случай, если встретятся сложные, проходимые в лёгкой обуви, скалы. Здесь скалы почти везде сложные, но переобуваться нет смысла, так как часто применяется зальцуг. Но это я здесь отвлекаюсь. Полку нужно очистить от снега и льда. Уменьшить наклон. Фиксирую пустой рюкзак в нижней части и остатками верёвок выравниваю место. На правом боку скальный выступ упирается в спину и сталкивает меня с полки. На левом этой проблемы нет, и если бы полка была на полметра длиннее, то был бы «комфорт». Подвязываю две петли к ближайшему крюку и примериваюсь. Всё нужно застраховать от падения вниз. Регулирую самостраховку по месту. Вдруг я всё-таки засну? Тогда сработает она. Самостраховка — это капроновый гибкий, но мощный шнур, используемый для личной безопасности. Наконец, я лёг на левый бок, предварительно подвесив ноги в петли. Обращаю внимание, что Бог меня любит. Нет ни ветра, ни снегопада. Ясно, но морозно. Мне неловко и холодно. Морально готовлюсь всю ночь лежать в этом положении. Вариантов почти нет. Можно только ноги поджать или выпрямить в коленях. Уснуть невозможно, и всё-таки временами, по-видимому, сплю. Время идёт медленно. Ну почему никак не наступает утро? Иногда сажусь и смотрю на противоположную, громадную, чёрную стену Свободной Кореи. Там маршруты пройдены легендарными личностями. Лев Мышляев, Беззубкин – Чемпионы Союза! Теперь на ней никого нет и её немое лицо прямо передо мной.

Чуть сереет. На снежном гребне Кореи появляется светло-розовый оттенок. Я последний раз засовываю ноги в петли и пытаюсь расслабиться на левом боку. Отчаянно мёрзну. Солнце осветит нас только после обеда. Стена Кореи освещена. Багровое освещение. Зрелище ужасное. Это я опять сижу. Разул ногу и грею руками. Уже можно шевелиться. Я занялся делами. Обычно с вечера на стене Попов говорит: "Ну, завтра, Михайлов, буди в шесть часов". Нужно ударно поработать. Я просыпаюсь в 5. Начинаю шевелиться в 6, неназойливо греметь посудой начинаю в 7, в 8 готов завтрак, и я объявляю подъём, в 9 они встают, и в 10, как обычно, мы выходим. Пять часов, наконец-то. На правой ноге пока ещё носки. Я стою на полке и что-то изображаю на завтрак. Витька встал. Он хорошо отдохнул. С любопытством рассматривает мой новый прикид. Ухмыляется. Мы завтракаем. Пьём чай. Греем руки горячей кружкой и смотрим на запад. Можно ещё смотреть на юг и на север. Везде, кроме севера, ледник окаймлён стенами. Стены в горах — результат того, что ледник выносит в долину обломки. Лёд на бергшрундах выламывает скалу, и это всё уносит ледник. Бергшрунды грызут снизу, и стена встаёт всё круче и круче. Вот почему эта северная оконечность ледника Аксай сформировала здесь «длинные» стены. Но мы неторопливо обсуждаем другую тему.

Виктор всё ещё надеется найти след Ружевского на «пузе». Моё мнение уж давно склонилось к левому варианту. Но он уверенно заявляет:

- А чем мы хуже?

В 8 мы готовы. Метров через 60 поднимаемся под нависающую стену. Надежда пройти в лоб постепенно покидает Пономаря. Поискали, следов нет. Остаётся только левый вариант. Мы втягиваемся в гигантский угол. Здесь уютно. Циклопическая «мебель». Мы на крышке огромного шкафа. Он стоит в углу и не видно, на что опирается. Его верх полностью отделён от стены. Высота примерно метров 30. Такое впечатление, что он просто примёрз к стенам. Над нами слева — гладкая плита, подводящая под карниз. Виктор достаёт мешочек шлямбурного снаряжения. Вешает его себе на пояс. Я в это время реанимирую правую ступню. Вначале по вертикальной трещине в углу. Но нужно траверсировать влево. Через несколько метров он докладывает, что нашёл след от крюка предшественников…

Продолжение следует…


Татьяна Кузьминых


Олег ЗубковНравится. Неторопливый самокритичный рассказ без бахвальства и самолюбования. Без чернухи и излишне героических тонов. Человек четко знает свои возможности и обязанности. Знает как жить и работать в таких сложных условиях. Сильно уважаю.

Татьяна, скажите, продолжение эпизода будет здесь на сайте или его можно узнать только в печатном издании?
10.12.2014, 12:14:16 |
Татьяна КузьминыхИ снова здравствуйте, поднимаю старую тему — не прошло и двух лет, как книга вышла!
продает автор — Михайлов Андрей Андреевич — цена :500р
желающие купить могут позвонить ему по тел.+79526338104
16.12.2016, 16:55:20 |
Татьяна КузьминыхС разрешения Автора!

Дорогие Друзья 21 декабря в среду в Клубе "Горы Байкала"(Пискунова 150/9)
в 19:00
состоится

Презентация Книги о альпинизме, истории становления спорта в нашем регионе. Поговорим о Больших горах, сложных маршрутах, о командах и альпинизме в СССР.
19.12.2016, 16:58:49 |
Сообщения могут оставлять только зарегистрированные пользователи.

Для регистрации или входа на сайт (в случае, если Вы уже зарегистрированы)
используйте соответствующие пункты меню «Посетители».

На главную