|
|
| Всё человечество делится на две части: на тех, что восхищаются красотой каменных великанов, наблюдая с равнин, и никогда не отважатся подойти к ним вплотную, и тех, что, заболев горами однажды, не могут вылечиться до конца своих дней. Болезнь эта в меру опасна и в меру заразна. Передаётся она далеко не всем. Всё зависит от иммунитета. Вылечить горную болезнь можно, но осложнения неизбежны. Наиболее популярным средством лечения этого недуга являются капризные жёны, маленькие дети, путёвки на средиземноморское побережье, пляжи и крем для загара. Я заболел несколько лет назад. То есть не я, а мы. В нашем случае болезнь можно назвать эпидемией местного характера. Группа разных по духу и роду занятий людей, которых почти десять лет объединяет нечто, словами труднообъяснимое, в очередной раз провела отпуск в горном походе. На сей раз, мы выбрали Восточный Саян. Почему? – Не знаю. Потому что мы там ни разу не были, а побывать нужно везде. Я дышал этим походом целый год, переживая ещё не испытанные ощущения в мыслях чуть ли не ежедневно. Порой холодным зимним московским утром мысль о горных красотах, которых “внизу не встретишь, как ни тянись”, согревала меня по пути на работу, а фотографии природы Прибайкалья на мониторе отвлекали от скучных цифр, иностранной валюты, приходов и отгрузок. Маршрут был готов уже в декабре, раскладка продуктов и предварительный список снаряжения в январе. Это при том, что поход планировался на начало августа. Разговоры об этом путешествии так надоели друзьям, что был дан обет не заикаться о Саянах до июня. Наконец время пришло. Нас двенадцать. Часть группы отправилась поездом, часть самолётом. Четверо суток от Москвы до Слюдянки в тесном плацкартном вагоне – удовольствие сомнительное, но большинство участников этой авантюры нашли и здесь положительные стороны. Флирт с молоденькими проводницами, коньячные посиделки в вагоне ресторане, гитарные концерты с туристами водниками, направлявшимися в те же края, – всё это скрасило длительный переезд, разбавило нескончаемый стук колёс и поддало задора локомотиву. Остальных же самолёт перенёс в Иркутск за несколько часов без приключений и впечатлений. Лишь пять часов жизни потерялись где-то в воздухе на высоте десять с половиной тысяч метров. Бессонная ночь в гостинице и вот, наконец, мы встречаем на вокзале в Слюдянке поезд Москва-Чита. Из него выпрыгивают девять туристов. Синева на лицах подчёркивает сложность проделанного пути, но отнюдь не означает, что боевой дух сломлен. Напротив: каждый, подобно тигру, рвётся в бой. Кисловато выглядит только Титор: в последний день его укачало, и присущий ему здоровый оптимизм куда-то сгинул. А, может быть, просто тоска по жене, оставшейся в Москве, заела его до смерти? Он единственный официально женатый муж в нашей шумной компании, а, следовательно, главный объект шуток относительно дел семейных. С кем не бывает! Не с каждым, правда, такое случается в двадцать один год. Жалко, конечно, мужика… Микроавтобус загружен до предела. Рюкзаки на крыше, рюкзаки в салоне, а меж ними зажаты двенадцать туристов. И так три часа до посёлка Нилова Пустынь, откуда и начинается наш маршрут. Микроавтобус подвозит нас к реке Эхе-Гер. Прошёл сильный дождь, и теперь всё в тумане. Гор не видно. Видно лишь тёмные очертания чего-то огромного вдалеке, но различить горы это, или же лиловая грозовая туча не представляется возможным. Боевой дух немного слабеет. Вылезаем из автобуса и направляемся к реке. Перед походом я прочёл с десяток отчётов с подробными описаниями местности, просмотрел сотни фотографий – готовился основательно. Эхе-Гер означает сухое русло. Во всех отчётах вышеупомянутое русло и впрямь сухое, нам же, видно, повезло. Воды было столько, что нам едва удалось переправиться, не промочив ноги. Но все прелести дождливого лета ждали нас впереди. Около семи вечера. Пасмурно и сыро. Мы решили остановиться на берегу Эхе-Гер. Прошли метров триста вверх по течению и на небольшой полянке разбили лагерь. Хороших дров здесь не много, вокруг берёзки, но поискать сухостой можно. Нас, заядлых исследователей Подмосковных лесов, прежде всего, удивило, то, что местные дрова горят очень плохо. Сухая подмосковная ёлка или сосна тотчас вспыхивает, древесина же кедра очень плотная и разгорается долго и неохотно. Ну, это, конечно, дело привычки. К концу похода у нас все дрова горели прекрасно. Поставили четыре палатки. Каждой присвоили название. Палатку руководства окрестили “Флагманской”. Тут сплю Я, Серёга Травкин и Кирюха. Травкин – сильный, смелый, выносливый и отличается повышенной волосатостью, в общем, настоящий мужчина. Шерстяной покров причудливыми рыжевато-коричневыми клоками в считанные дни покрывает его лицо, оставляя чуть ли ни одни глаза. В принципе, это удобно. Шерсть, говорят, греет. Есть, правда, один минус: в бороде застревает каша и потом её приходится вычёсывать жёсткой металлической щёткой. Кирюха – самый сильный и большой. Телосложением напоминает огромного бурого медведя, есть также некая схожесть с лосем и кабаном. Любит ударом ноги свалить пару деревьев, сопровождая процедуру истошным криком Тарзана. Глаза у него добрые, но удар тяжёлый. Ну и третий обитатель и руководитель похода – я. Вторая палатка, напоминающая по форме не то гоночный автомобиль, не то дирижабль, издавна называется “Рюмочной”. Названа она так в честь её жителя Титора, специалиста номер один по алкогольной продукции. Титор безошибочно отличает дешёвый портвейн “Три семёрки” от “Шато Марго” урожая восемьдесят пятого года. Причём употребляет с удовольствием и то и другое. С ним спят Анюта и Миха. Третья палатка – “Беляшная”. Её обитатели Ваня и Макс, так сказать, мужчины в теле, послужили причиной такого экстравагантного названия. Ну, как говорится, хорошего человека, чем больше – тем лучше. Также в “Беляшной” между Ваней и Максом в тепле и уюте почивает худощавый Серёга Качаев. К беляшам он никакого отношения, разумеется, не имеет, но не переименовывать же по этому поводу палатку! Четвёртая палатка населена была исключительно женскими особями туриста и посему не получила никакого названия, а корабль, знаете ли, как назовёшь – так он и поплывёт… Маша, Надя и Оля заселились в самую старинную, видавшую виды, палатку китайского производства, купленную по дешёвке несколько лет назад. В первый вечер было выпито пол-литра спирта, разведённого на глазок опытной рукой Титора, славного мастера коньячных дел. Спирт в сочетании с ледяной водой из горной реки во сто крат превосходит по вкусовым качествам и эффекту самую дорогую водку. На этой стоянке я снял с себя вялого, сонного клеща. Это был единственный клещ, встретившийся нам на пути. Начитавшись статей про клещевой энцефалит, я всех заставил пить для профилактики йодантипирин и пользоваться репеллентом. Как оказалось зря. Зато энцефалитом меня подкалывали весь поход: мол, гляди настоящий байкальский энцефалитный паук, бешеная байкальская энцефалитная мышь, обыкновенная байкальская энцефалитная белка и тому подобное. Утром я дежурил с Надей. Проснулся в пять утра. Побродил по лагерю, выкурил несколько сигарет. Поспать почти не удалось. Внутренний будильник никак не хотел переводиться на пять часов вперёд. Мы приготовили вермишель с сухим молоком. Получился довольно гадкий на вкус клейстер. Вообще-то, самая невкусная пища становится превосходной обычно к концу похода. Если в первые дни многие готовы безвозмездно отдать свою порцию, то под конец таких героев не остаётся. Находятся лишь желающие получить добавки. Появляется также удивительная способность есть впрок, на случай, если потом не доведётся. Лагерь мы собрали быстро, вышли в девять утра. Пасмурно, туман, гор по-прежнему не видно. “Народная” тропа, ведущая на перевал Шумакский 1А, представляет собой широченную дорогу, по которой вполне может проехать автомобиль. Дорога эта периодически раздваивается, петляет. У одной из таких развилок мы задержались минут на десять, решая в какую сторону идти и, родив в споре истину, пошли направо. Через двести метров дороги, подшутив над нами, опять слились в одну. Заблудиться тут невозможно. Удручает унылый пейзаж, очень уж напоминающий Подмосковье. Вокруг горелый лес и полиэтилено-полимерные следы цивилизации. Через две ходки по сорок минут начинается набор высоты. Небо проясняется, из тумана выплывают вершины Тункинских гольцов, солнце облизывает склоны. Только теперь мы осознаём, что впереди великаны-горы. Группа у нас неровная, есть и сильные, и слабые. К тому ж три новичка: Оля, Надя и Серёга Качаев, для которых это, по сути, первый поход. Идти тяжело. За спиной у ребят по тридцать килограмм, у девчонок по восемнадцать-двадцать. Постоянный набор высоты с такими рюкзаками очень изнуряет. Около часа дня мы встаём на обед в месте, где тропа близко подходит к реке Хубуты. Грибной супчик, два толстых куска брауншвейгской колбаски с белым хлебцем приятно согревают желудок. Идти, правда, после обеда намного тяжелее. Нас обгоняют два бурята с рюкзаками. У развилки троп на перевал Хубутский н/к и Шумакский 1А мы их догоняем, чем очень гордимся.
Всё ж нас двенадцать и скорость наша значительно ниже. После развилки тропа карабкается на водораздел между реками Хубуты и Эхе-Гер и через несколько ходок круто теряет метров восемьдесят высоты, спускаясь к Эхе-Гер. На берегу стоит палатка, её пытается сжевать толстенная рыжая корова. У палатки отчаявшиеся парень и девушка. - Ваши коровы? – спрашиваем. - Нет. - Ну, теперь, видно, ваши – злорадствуем мы, думая, что ребята выбрали не самое подходящее место для ночёвки. А зря злорадствуем… Делаем ещё одну ходку, поднимаясь по тропе почти к самой границе леса. Высота 1800 метров. Тут коров ещё больше. С трудом находим места под палатки среди свеженьких коровьих лепёшек. Коровы тут как с картинки, холёные, гладкие, толстые. Я таких видел только в рекламе молочного шоколада. Наши подмосковные дохлячки им не ровня. Десять часов вечера. Устали безумно. Дров нет. Вода из мутноватого ручья. Находим какие-то сырые огрызки лиственниц и готовим на них ужин: сухая сублимированная картошка и шпроты. Костёр гаснет, и чай мы кипятим уже на газовых горелках. Я ловлю на себе суровые взгляды. Дело в том, что в одном из отчётов я вычитал про хорошую стоянку у границы леса. К тому ж всю дорогу я твердил, что идти осталось совсем немного. Вот ещё ходка и будет совсем близко, через ходку ещё ходка, потом ещё и так раз десять… После этого перехода за мной твёрдо закрепилось прозвище сказочник. Называли меня по-разному. Одни Ганс Христьян Андерсен или просто Ганс, другие Шарль Перо, был даже вариант про одного из братьев Гримм. Так или иначе, звание сказочника я оправдал за этот поход не один раз. Но это всё впереди, а пока, сделав по глотку спирта, мы идём спать и мгновенно отрубаемся. Ночью у Машки заболел живот, и она долго пыталась найти вход во Флагманскую палатку, чтобы попросить аптечку. Обошла вокруг в темноте раза три – никак. Входа нет. Проснулся я от вопля Травкина: “Кто здесь?” Он подумал, что в палатку ломится корова или ещё какой дикий зловредный хищный зверь. А то была всего лишь Машка. Всю ночь вокруг бродили коровы. Странно. Я думал, что они ночью спят. Нет, по всему, у них был выходной, и молодые бычки вышли на ночной променад с тёлочками, а тут диковина такая: Флагманская, Беляшная, Рюмочная и ещё какая-то без названия. Грех не заглянуть на огонёк.
Утром я обычно беру миску, ложку и начинаю монотонно стучать, заунывно приговаривая: “вставайте, вставайте!” Выходит это очень противно, и мне неоднократно обещали дать за такой способ пробуждения в бубен. Сегодняшним утром нас точно также разбудили рыжие рогатые друзья. Вчера мы так устали, что оставили котелок с недоеденной сублимированной картошкой немытым, подвесив его над костром на тросик. Нас разбудило монотонное постукивание котелка обо что-то твёрдое. Если я в палатке, то кто же стучит? Вылезаем по одному и видим двух тёлок и молодого бычка, попеременно вылизывающих наш котелок и сопровождающих трапезу мычанием и причмокиванием. Серёга Травкин берёт на себя роль переговорщика и пытается, используя многообразие русской брани, объяснить пришельцам, что это наша картошка и что гостей мы с утра принять не готовы, а посему убедительная просьба отойти за пределы лагеря на безопасное расстояние. То ли переговорщик из Серёги никудышный, то ли коровы были глуховаты, но отогнать их удалось не сразу. Утром, на удивление, нашлись дрова, костёр горел, еда готовилась. Проглотив по миске макарон с сыром, в девять утра мы оставили “коровью” стоянку. Придумали ей и другое название, сродни лепёшкам, которыми она была устлана. Через десять минут мы поднимаемся выше границы леса и выходим в долину Эхе-Гер. На небе ни облачка. Справа и слева скалы. Кислород тут не дефицит, дышится легко и идётся прекрасно, несмотря на тяжёлый рюкзак. Настроение значительно улучшается: наконец, “подмосковные пейзажи” позади, а впереди только скалы, водопады и озёра. Тропа идёт правым берегом Эхе-Гер, плавно набирая высоту. Через ходку мы приваливаемся у водопада на ручье, впадающем в Эхе-Гер. Надя открывает купально-банный сезон, а остальные просто сидят на берегу, обмениваясь восторженными жестами, поскольку крики заглушает шум воды и слов не разобрать. Я завидую воде. Она всё время в пути, всё время изменяет форму, цвет и вкус, испаряясь — выпадает дождём, снегом, градом и вновь бежит. Вода легкомысленна и изменчива. Другое дело молчаливые камни, веками впитывающие мудрость природы. Вода и камни сосуществуют в горных реках дополняя друг друга, вода делится впечатлениями, ведь должна же она кому-то рассказывать об увиденном, а камни слушают, удивляются, запоминают хорошее, забывают плохое. Годами, веками, тысячелетиями… Так было до нас, так будет когда мы уйдём. Через два три перехода по сорок минут мы останавливаемся на обед, как раз в том месте, где тропа переходит на левый берег и убегает на перевал. Суп мы готовим на горелках и обедаем опять в компании коров, делясь с ними последними новостями и передавая приветы от их собратьев, что паслись ниже.
Подъём на перевал Шумакский 1А преграждает большой моренный вал. Конная тропа поднимается на него справа по ходу, значительно прибавляя пути. Лучше начинать подъём слева в лоб по ручью. Мы же его проскочили и потеряли около часа, двигаясь по тропе. Разноцветные скалы смотрят нам вслед.
Погода портится, начинается дождь, большая чёрная туча перелезает через перевал Гранатовый 1А, позади нас. От начала перевального взлёта каждый движется своим темпом, а мы с Кирюхой замыкаем вереницу тихоходов. Самым медленным покорителем перевала оказался Серёга Качаев. На середине подъёма он просто сел на камень и минут десять не вставал. Мы с Кирюхой, наблюдая за ним снизу, вспомнили много бранных слов. Причём некоторые из них родились в эмоциональном потоке речи впервые, обогатив словарь великого языка. С перевала, навстречу нам спустилась группа иностранцев неизвестного происхождения в сопровождении бурятов с лошадьми. Навьюченные лошади частенько падали на бок и тёрлись о камни, пытаясь сбросить ненавистную поклажу, но не тут то было. Буряты тотчас подскакивали к ним и, зычно ругаясь на добротном русском языке, объясняли лошадям, что они в корне не правы. Подъём на перевал довольно простой, склон 30 градусов. Но поскольку это был первый перевал, а первый всегда самый сложный, то и запомнился он больше других. Качаев двигался со скоростью два метра в минуту. Я не выдержал и, сбросив свой рюкзак, взял рюкзак Качаева, протащил его метров двадцать пять вверх, решил вернуться за своим, обернулся – а там Кирюха демонстрирует чудеса возможностей человеческого организма. Он навьючил на себя мой рюкзак спереди, да к тому ж прихватил и свой. Таким образом, с шестьюдесятью килограммами ноши он преспокойно поднимался по склону. Наконец, первые поднявшиеся спустились за рюкзаком и за Серёгой и через десять минут, в шесть часов вечера, если быть точным, группа хрустела шоколадкой и любовалась суровым видом в сторону реки Левый Шумак. Чёрные хребты нахмурились, заметив нас на высоте 2760 метров, но промолчали.
Я никогда не забуду вкус шоколада на своём первом перевале. Было это в Хибинах на перевале Юмьекор н/к, что-то около 600 метров. Нам досталось тогда всего-то по одному окошечку, но какой же был вкус у этого шоколада! Потом, спустившись с гор, я купил, помню сразу несколько плиток, но вкус этот почувствовать вновь не удалось. Интересно, испытывают ли то же самое наши новички? Или только я, романтик до мозга костей, придаю столько значения этим мелочам?
Поднимается сильный ветер, опять начинается дождь. Спуск левее тура. Первые десять пятнадцать метров мы спускаемся по почти отвесным скалам. Уклон градусов 75-80. Удивительно! Как местные жители спускают тут лошадей? Потом, впрочем, обнаружив внизу несколько лошадиных скелетов, мы сами же и отвечаем на свой вопрос. Начинается град, больно бьёт по голове и спине, ледяными струйками скатывается за шиворот. Я пустил девчонок вперёд и, как оказалось, зря. Ни Оля, ни Надя, не научились пока пользоваться альпенштоком и им нужно бы помочь, но страховать их некому, поскольку все сильные мира сего позади, а спуск возможен только по одному. Альпенштоки им только мешают. К концу похода, правда, они уже едва ли могли обойтись без него даже на равнине. В нашем случае Альпеншток – две лыжные палки, смотанные вместе изоляционной лентой. Причём каждый украшает свой страховочный снаряд в меру богатства фантазии. Например, у Травкина он перемотан красной изолентой, а поверх красной идёт чёрная крест-накрест, да так аккуратно, что можно подумать, он измерял штангенциркулем расстояние от одного крестика до другого. Мой шток сине-чёрный, а нижняя часть, наиболее подверженная износу обильно замотана зелёной лентой, Кирюхин – салатовый, изогнутый чуть ли не по спирали. Сразу видно: рабочий шток, и пользуется им “большой” человек. На спуске мы наглядно продемонстрировали новичкам, что такое камнепад и как нужно действовать при истошном крике “камень”, доносящемся сверху. Причём, камень сорвался вниз без нашей помощи, видимо подмыло дождём, и увлёк за собой груду таких же здоровенных бульников. Они погнались за Машкой, перепрыгивая друг через друга, но Машка оказалась быстрей, и это её спасло. Страшновато. Дождь прекратился, вышло солнце, подняв с мокрых склонов молочный туман. Мы отправили группу вниз, договорившись встретиться у озера под перевалом.
В считанные минуты туман скрыл горы, видимость плохая. Первые даже сбились с тропы, забрав правее, и небольшой участок пути карабкались по крупной осыпи. Мы с Кирюхой остались замыкать, плетясь за Качаевым и Ваней в час по чайной ложке. Стало ясно, что до границы леса сегодня нам не дойти. К девяти вечера мы разбили лагерь у озера, вскипятили чай, приготовили ужин на горелках. Холодно и ветрено – всё ж мы встали довольно высоко, а погодка теплом не балует. Все устали. Тем не менее, мы с Михой нашли в себе силы построить так называемую “распивочную”: соорудили из штоков каркас, накрыли двумя тентами от ветра и дождя. Получилась довольно тёплая юрта. Вверху подвесили фонарик, уселись кружком, принесли спирт и пару сюрпризов. У нас такая традиция: каждый берёт с собой в поход съестной сюрприз. Двенадцать человек – двенадцать сюрпризов. Сегодня были, оливки, маслины и колбаса. В “распивочной” тесновато, но тепло и весело. Наконец-то я вижу в глазах ту самую искорку, ради которой мы и ходим в походы. Искру, объединяющую людей, преодолевающих трудности в одной связке, и готовых подставить в нужный момент плечо и протянуть руку, соскользнувшему со скал другу. Достаём гитару и исполняем несколько горных песен. Они уже приелись и поднадоели, но сегодня под шум ветра, спирт и оливки идут на ура. Когда норма спирта заканчивается, ветер срывает тент с крыши нашей распивочной, безнадёжно разрушая шедевр инженерной мысли. В дырку в крыше видно звёзды. Ночи тут, на удивление, ясные. - Дамы и господа, наше кафе закрывается. – тараторит, как обычно, Миха. – Время расходиться по домам. И впрямь пора. В описаниях маршрута, по которым я готовился, прохождение Шумакского перевала от границы до границы леса занимает шесть-семь часов. Так оно и есть, только это относится к сильной, подготовленной, малочисленной группе. В нашем случае время это следует умножать чуть ли не на два. Эта одна из причин, по которой я прослыл сказочником. Обещал шесть часов – получилось в два раза больше. Вообще рекомендую группам, в которых есть девчонки и плохо подготовленные физически новички, идти на Шумак не два дня, а три: первую ночёвку устроить на озёрах на развилке троп на Хубуты и Шумак, вторую в цирке под Шумакским перевалом, принеся дрова с собой или на газовых горелках. На третий день можно перевалить и встать на границе леса, и уж потом идти на минеральные источники. Мы вышли часов в двенадцать дня, выспались и вроде бы отдохнули. Утром, правда, выглядели не так, чтобы очень здорово. Лица опухли, глаза сузились, то ли от усталости, то ли от ночёвки на высоте. Сделав друг другу несколько лестных комплиментов по поводу внешнего вида и позавтракав, мы отправились вниз. Сегодня ведущий Миха, а замыкает, как всегда, Кирюха. Тропа постоянно петляет, то ползёт вверх, то скатывается вниз. У самой границы леса мы фотографируемся с тридцатиметровым красавцем-водопадом. Конная тропа переходит с правого берега на левый примерно через шесть километров от места нашей ночёвки, но брода нет, в Шумаке много воды. Поэтому мы продолжаем двигаться по правому берегу по узкой тропке и сильно задерживаемся на участках курумника. Нас накрывает ливень и щедро обдаёт студёной водой. Вечереет, а источников всё не видно. Группу обгоняют парень с девушкой из Иркутска. Мы спрашиваем у них, сколько ещё примерно идти. Полтора часа. Ура! - Сказочник, Ганс! — чуть ли не хором говорят мне сзади. И ведь оказываются правы. Идти нам ещё часа три-четыре. До источников мы доползаем к десяти вечера, подходим к ближайшему деревянному домику и узнаём, есть ли свободные зимовья. Нет свободных. Все заняты. С нас стекают струи воды, вид у нас жалкий и измученный. Немного покричав друг на друга, не стесняясь в выражениях, мы с Кирей принимаем решение встать на берегу Шумака на небольшой полянке. Сложность в том, что уже темно, льёт дождь, а дров нет. За многие годы паломничества на источники туристы вырубили все сухие деревья в округе. Нужно подниматься в горы и искать сухие дрова там, что мы и делаем, наказав прекрасной половине нашей горе-группы поставить палатки и растянуть тенты. К счастью, очень скоро мы находим сухое толстое бревно. Распиливаем кедр пополам и при помощи богатырской силушки Кирюхи спускаем со склона. То есть не мы спускаем, а Киря с яростными криками подбрасывает бревно перед собой, оно описывает в воздухе пируэт, падает на склон и катится несколько метров вниз. Потом операция повторяется, пока бревно не оказывается у подножия горы. Мы набрали также сухих веток и за одну ходку, по сути дела, обеспечили себя дровами на ночь и утро. Лагерь встретил добытчиков радостными возгласами. Палатки стоят, тенты висят. Раскололи кедр, запалили костёр, состряпали ужин, выпили горячего чаю. Переоделись, посушились, погрелись – усталость сняло как рукой. Кто-то пошёл спать, кто-то колобродил до утра. У меня проснулся голос. Такое бывает раз-два за поход. Песни полились рекой, пели поодиночке и хором. Грустные и шуточные, с подвыванием и без, с улюлюканьем, хрюканьем, воплями и рычанием. Пожалуй, за весь поход этот гитарный концерт был лучшим. Спирта сегодня было чуть больше нормы, а принимающих чуть меньше, поскольку некоторые отправились в царство Морфея. Все остались довольны, разошлись лишь под утро, засыпая с мыслью о том, что завтра долгожданная днёвка.
День пятый 06.08.2006 Утро встретило нас солнечным светом, блинами с киселём, красной икрой и хорошим настроением. Две банки икры и пачка сливочного масла – мой сюрприз на днёвку. Блины выпекались на небольшой тонкой сковородке, которую я весь поход таскал в рюкзаке. Оказалось, что вещь это совсем не лишняя, поскольку на ней можно поджаривать копчёную колбасу и тогда она сочно хрустит на зубах, приятно обжигая рот. Вано, прозванный за длинные чёрные волосы и хмурое выражение лица готом, испёк себе дополнительный готический чёрный горелый блин и с удовольствием сгрыз своё творение, обильно полив сгущенным молоком. Белое на чёрном – контраст.
На левом берегу реки стоит турбаза Шумак. Отдыхающие забрасываются сюда вертолётом. Как оказалось, заработать на красоте природы можно не плохо. Одно койко-место на турбазе стоит 750 рублей за ночь, горячий душ – 300 рублей с человека. Есть также магазин, где буханка хлеба стоит тридцать рублей, а банка сгущёнки – полтинник. Титор сразу же справился на предмет наличия в магазине прохладного пива, но к его глубочайшему сожалению такого напитка в ассортименте не оказалось. Оставив в магазине рублей пятьсот, мы вернулись в лагерь с хлебом, сгущёнкой, кофе и рулоном туалетной бумаги. Но побаловать себя на днёвке – дело святое. В награду за пройденный путь, мы решили дружно помыться в горячем душе. Не дешёвое удовольствие, но оно того стоит. Среди камней, бурных рек, голубых озёр и грозных скал вдруг открывается дверь, в душевую кабинку с розовыми дельфинчиками и горячей водой. После душа мы нежимся на солнце и сушим выстиранные шмотки, развесив их по всему лагерю на верёвках.
Вечером опять идёт дождь, народ начинает судорожно снимать с верёвок вещи. Под проливным дождём мокнет лишь одинокая тельняшка. Никто не признаёт себя хозяином этого предмета одежды, а следовательно и снимать его с верёвки нет никакого смысла. Когда дождь закончился, я осознал, что бесхозная тельняшка принадлежит мне. Было очень досадно. Вечером мы перебрали оставшиеся продукты, посчитали оставшиеся дни и выложили всё лишнее: три килограмма сахара, пакет риса, сухари, ещё что-то. Весь этот провиант был безвозмездно подарен обитателям соседнего зимовья. Ещё один ливень подписывает приговор дамской палатке без названия. Она протекает со всех сторон и становится абсолютно непригодной для жилья. Поэтому мы распределяем наших девушек, теперь уже без определённого места жительства, во Флагманскую, Рюмочную и Беляшную. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Пасмурно, холодно, дождь. После днёвки мы неохотно собираем лагерь и с кислыми минами выдвигаемся в путь. Переходим на левый берег Шумака по деревянным мостикам. Идём по “народной” тропе назад одну ходку до места впадения в Шумак реки Шумак-Гол. Воды много. Сначала мы попытались пройти Левым берегом но река прижимается к скалам и обойти невозможно. Пришлось вернуться назад и у слияния рек перейти вброд на правый берег. Ледяная вода неприятно хлюпает в ботинках, дождь усиливается, льёт стеной. Вода в реке на глазах поднимается. Шумак-Гол приходится перейти вброд пять раз, причём последний брод довольно глубокий, так сказать “вам по пояс будет”, течение сильное. Страхуемся альпенштоками. Девчонки идут медленно, приходится ждать, ливень не прекращается, к тому ж на ровном месте падает Серёга Качаев и сильно ударяет руку, заставив немного понервничать. Сигареты намокли, разбухли и превратились в табачно-бумажную кашицу, зажигалка тоже вымокла и скуксилась. Наконец выбираемся из воды на левый берег и встаём на склоне на просушку. В такие минуты понимаешь, что общая беда – лучший способ сплотить команду. Все тотчас начинают работать, в считанные секунды извлекаются из рюкзаков топоры, пила, сухой спирт. Анюта находит абсолютно сухие ветки для разжигания. Дрова рубят, пилят и собирают все, даже Вано, отличающийся особой готической ленью. Обычно, придя в лагерь, он выбирает себе лежанку и, устроившись поудобней, задумчиво почёсывая пузо, наблюдает за происходящим вокруг. Ведь нет ничего прекрасней созерцания людей за работой. Раздуванием костра при помощи сидушек занимаются сразу пять человек. Двенадцать челюстей стучат от холода оригинальной барабанной дробью. Зато костёр выходит славный: большой и жаркий, стук зубов постепенно стихает, дежурные готовят суп с сухариками и копчёной колбасой. Дождь кончился, и через пару часов мы двигаемся дальше. После третьего левого притока река уходит в каньон, а тропа ползёт наверх левым берегом. На подъёме Вано оступился и кубарем скатился вниз, Серёга Качаев идущий следом проявил мужество и поймал летящего сверху друга. Поскольку масса Вано примерно вдвое больше массы Серёги, к тому ж, если посчитать ускорение... в общем Серёга ещё раз ударил ушибленную руку. А Вано? – Что ему сделается! Он же плюшевый! Мы долго смеёмся, обсуждая, в каком месте придётся ампутировать Качаеву руку. Через час мы нашли хорошую стоянку у ручья впадающего в Шумак-Гол, почти на самой границе леса. Места под палатки, правда, маловато. Ну, нам не привыкать спать на камнях. После третьей такой ночёвки спина, как гуттаперчевая, легко принимает форму любого, даже самого неровного, рельефа. Вечером мы немного поиграли на гитаре. Макс спел всем известную песню Борис Борисыча “Переходим эту реку вброд”. – “Пять раз!” – Хором добавили мы. Потом выпили спирта от простуды и легли спать. Заболели все. Аптечка не была рассчитана на то, что разом начнут кашлять двенадцать человек, и очень быстро исчерпала свои ресурсы. К концу похода из снадобий остался лишь новокаин, активированный уголь, да бинты с шприцами. Ночью опять шёл дождь. Подъём в семь утра. Туман скрыл от нас вершины, повис на кедровых ветках, заполонил всё пространство вокруг. Нам предстоит перевал Горных Духов 1А. Мы сидим в лагере до полудня, пока туман не рассеивается.
Пока ждали погоды, решили кремировать дамскую палатку. Она своё отходила. Оставили только спицы и пластиковые дуги. Подход под перевал от границы леса занял у нас два часа. Слабая тропка идёт левым берегом по участкам болотин. В створе долины от самой границы леса видна остроконечная вершина 3037 метров.
Перевал правее. В два часа дня мы встали на обед под перевальным взлётом. Нашли совершенно сухие дрова, кем-то заботливо оставленные под камнями, причём нашли довольно забавно. Макс отошёл позвонить, ну, так сказать, произвести разведку местности… и вернулся с охапкой дров. Горелки потушили и тотчас развели костёр. На перевал мы взлетели без проблем. На сей раз решили идти по двое, страхуя девчонок. К Качаеву приставили Титора, на случай, если он сильно устанет. Вышло же всё наоборот. У Серёги открылось второе дыхание и, преодолевая последние метры, Титор, тяжело дыша, воскликнул: “Качаев, блин! Ты меня загнал! Давай отдохнём!”
Перевал имеет две “мини-седловины”, мы пошли на левую, по ходу. Уклон 40 градусов, последние тридцать метров до 50 градусов. На перевале ветрено, уши закладывает. Высота 2880 метров.
Всю дорогу я думал о чём-то своём и совершенно не слышал вопросов, которые мне задавали. Приходилось постоянно переспрашивать. Из этого был сделан такой вывод: в ушах у меня сидят байкальские энцефалитные дятлы, они постоянно долбят, и поэтому я ничего не слышу. Причём работают эти диковинные птицы в три смены, ни на секунду не бросая начатого дела. После перевала уши заложило у многих, и мы решили, что дятлы размножаются и переселяются к другим бойцам нашей команды. Полюбовавшись видом на долину реки Зун-Гол и похрустев шоколадом “Алёнка”, мы начинаем спуск.
Спуск с перевала простой по средней и крупной устойчивой осыпи примерно сорок минут. Можно было бы сходить траверсом на перевал Усть-Илимцев 1А, расположенный ниже и правее по ходу. Но усталость диктует нам более разумное решение: спуститься к границе леса и встать на ночёвку. До границы леса три перехода по сорок минут правым берегом. У ручья, впадающего в Зун-Гол хорошая стоянка, но она занята, как потом оказалось, геологами из Улан-Удэ. Мы прошли ещё метров сто и встали на поляне на высоком берегу Зун-Гола. Тут много хороших дров и место красивое. Поэтому, оценив степень усталости группы и вспомнив о том, что мы не израсходовали ни одного из двух запасных дней, мы решили сделать днёвку. Вечером к нам приехали на лошадях буряты из соседнего лагеря геологов. Один из первых вопросов прозвучал так: “Ребята, а у вас спирт есть?” На что был получен ответ: “Мы спортсмены и спирт не употребляем”. Вообще мужики оказались довольно дружелюбные. После их ухода мы поужинали, выпили по сто грамм и, наигравшись вдоволь на гитаре, разбрелись по палаткам. День восьмой 09.08.2006 Днёвка есть днёвка. Что о ней скажешь? Поздний подъём, банный день, разброд и шатание, починка одежды, стирка, сушка, просто ничего не делание… Миха, например, залез на кедр, развесивший в стороны массивные ветви, соорудил там себе лежанку, расстелив на ветвях коврик, и несколько часов бездельничал, смотря на мир свысока.
Так прошёл целый день. Вечерний гитарный концерт привлёк в лагерь студентов-геологов из соседнего лагеря. Пришли они в тот момент когда я хриплым голосом вопил, что есть мочи:
Мы, видимо, повергли их в лёгкий шок своими чудесными мелодичными, в кавычках, голосами. Потом спели с Максом с десяток грустных песен, поболтали о том о сём, посетовали на плохую погоду. Ребята сказали, мол, через недельку снег выпадет, так что пока погода не так уж плоха. Вечером опять пошёл дождь. Ранний отбой и здоровый глубокий сон. Выход в десять утра, переходим на левый берег Зун-Гола и движемся траверсом по слабой тропке, идущей в районе самых высоко растущих лиственниц на склоне. У второго левого по ходу притока поворачиваем. Одна ходка сорок минут до границы леса и встаём на обед. Идти легко. Рюкзаки почти пустые. Тут мы нашли отличный сухой кедр, попилили, покололи и набрали дров с собой. Каждый взял три-четыре полешка, Миха же, будучи самым хозяйственным малым, собрал всё, что осталось, и набил дровами рюкзак до отказа.
Красивые места, чёрт побери! Острые могучие скалы, глубокий каньон. Внизу, спотыкаясь о камни, торопится вниз река, в каньоне снег. Чем легче рюкзак – тем больше времени на осмотр красот. Жаль, что нельзя увезти с собой хотя б кусочек этой нетронутой природы. К сожалению, человеческая память не совершенна, воспоминания с годами тускнеют, а фотографии не способны передать всей красоты увиденного.
Через две ходки мы встаём на ночёвку в цирке под перевалом Надежды 1А в трёхстах метрах от начала перевального взлёта. Перевал издали кажется очень крутым, но вблизи он совсем не страшен. Мы остановились на высоте почти 2400 метров. Несмотря на то, что со всех сторон скалы, с перевала дует сильный ветер. Холодно, но солнечно.
Из двух тентов, стоек сожжённой дамской палатки и альпенштоков мы соорудили нечто похожее на дом для большой дружной семьи, но без одной стены. Напротив сего инженерного шедевра мы сложили “камин” из больших булыжников и развели костёр, защитив себя от ветра и подогрев немного атмосферу огнём. Тут мы и провели прекрасный вечер, закусив гречневой кашей с сублимированной свининой, и поджаренной на сковороде копчёной колбасой. В качестве музыкального сопровождения сегодня мы выбрали старые подзабытые песни Цоя и Агаты Кристи, которые теперь уже звучат совершенно по-новому. Какая-то необъяснимая радость охватывает, когда слышишь знакомые с детства слова, пусть даже мы напутали аккорды, поменяли местами куплеты и без слов подвывали забытые строчки. Концерт получился славный. Стемнело раньше обычного, со всех сторон небо затянуло тучами. Надвигалась гроза. Да нет, не гроза, настоящий шторм. Чуть ли ни каждую секунду сверкали молнии, выхватывая из темноты величественные громады гор. Ветер усилился, нас обложило со всех сторон. Несколько минут мы восторгались воинственным настроением небесной канцелярии, а когда гроза подошла совсем близко, оглушая раскатами грома, мы разбежались по палаткам. Разверзлось небо. Пошёл град, дождь, снег, не знаю что там ещё сыпалось на нас сверху, но по палаткам стучало, как по туго натянутой коже не барабане. Ураганный ветер сорвал край тента с Флагманской, сгибал дуги так, что палатка ложилась на землю. Вспышки молнии были настолько яркими, что освещали палатку изнутри, так, что я отчётливо видел испуганные лица товарищей. И впрямь было страшновато. Флагманская у нас считается самой надёжной, комфортабельной и непромокаемой. Если её так “плющит”, что ж там с Беляшной и Рюмочной? Страшно подумать! Мы курим прямо в палатке, придерживая руками гнущиеся от ветра дуги. Минут через пятнадцать буря немного стихла, я вылез наружу, для осмотра лагеря и оценки причинённого ущерба. Ветер безнадёжно сломал дуги, на которых были растянуты наши тенты, а дождь сильно подмочил репутацию Беляшной. Рюмочная пострадала меньше. К утру, правда, поплыли все три дома, а внутри Беляшной образовалось небольшое высокогорное озеро. Ветер с дождём разгулялись не на шутку и буянили всю ночь. Кирюха и Титор дежурные. Не могу не упомянуть об их героизме. Вылезти в семь утра из палатки, под проливным дождём и ураганным ветром развести костёр, вскипятить чай и приготовить необычайно съедобную манную кашу, да ещё практически без комков, – под силу не каждому. Погодка не угомонилась, напротив, утром стало намного холодней, руки дрожат, зубы стучат. Завтракаем мы, обступив потухающий костёр и тесно прижавшись друг у другу. Никто почему-то не захотел задерживаться на этой стоянке. Сбор лагеря был, пожалуй, самым быстрым за всю историю наших походов. Только мы двинулись на перевал, пошёл снег, но не пушистый, как вата, а мокрый и острый. Ветер дует с Зун-Гола в спину, идти легко. Подъём с места ночёвки занял у нас примерно два часа. Подъём осуществляем с правой, по ходу, стороны, стараясь выбирать полосы крупной и средней осыпи. Мелкая осыпь неустойчива и идти по ней очень трудно. Вверху склон переходит в широкий кулуар. Последние десять метров ветер практически валит нас с ног, сдувает с рюкзаков чехлы и сидушки. Туман, видимость десять-пятнадцать метров. На перевале стоять невозможно, поэтому мы спустились немного вниз и дрожащими руками развернули положенный по традиции шоколад. Тут ветер не такой сильный. Снег не прекращается. - Сходить в поход в горы – лучший способ перезимовать лето. – говорит Вано. Он прав, как никогда! Нам предстоит траверс на перевал Гранатовый 1А, расположенный правее и ниже. Из-за снега и тумана его не видно, поэтому мы спускаемся практически на ощупь. Траверс занял всего минут пять. В туре записки мы не нашли и решили свою тоже не оставлять, уж очень было холодно царапать на ветру ручкой загогулины, мол, погода тут не очень, а так мы всем довольны и чувствуем себя прекрасно. К тому ж мы уже оставили записку в туре на перевале Надежды. Спуск в долину реки Хубуты осуществляем по правой стороне склона, ветер в лицо, бр-р-р. На склоне россыпи кристаллов граната, но заниматься поисками красивых камушков в тумане при такой погоде нет никакого желания, так что подбираем то, что попадается по пути. Спускаемся минут за тридцать. Снег превращается в моросящий дождь, внизу намного теплее. Замечаем вдали большую группу туристов. Человек двадцать пять движутся по тропе вниз. Это ребята из Нижнего Новгорода, спустившиеся с перевала Хубутский н/к. У всех просыпается спортивный азарт: обгоним? – А почему бы и нет. Поэтому идём быстро и без привалов. С пустыми рюкзаками да ещё в дождь идти одно удовольствие. Вскоре мы догоняем и обгоняем нижегородцев. И, довольные собой, движемся правым берегом реки Хубуты. Нам и невдомёк, что тропа переходит на левый берег, а река ниже уходит в каньон. Карту я смотреть отказался, мол, и так всё ясно: идём по реке. Был не прав. Стоило всё-таки заглянуть в карту. Поняли мы, что идём не тем берегом, когда нижегородская группа, шедшая за нами по пятам внезапно исчезла. Вскоре она объявилась на другом берегу. Тропы на правом берегу нет, идти по низкому кустарнику неприятно, к тому ж начинается каньон. Пришлось переправляться ниже по реке, а течение здесь уже не слабое. Я решил показать пример и перешёл вброд, промочив ноги. Остальные меня проводили вопросительно-неодобрительными взглядами и перепрыгали реку чуть выше по камням, вышли, можно сказать, сухими из воды. Через полчаса мы опять нагнали убежавших от нас Нижегородцев. У границы леса на реке есть зимовье и красивый водопад, мы же, не останавливаясь, продолжаем спуск. Ниже тропа идёт по участкам болотин и выходит к известным уже нам озёрам на развилке. Тут мы и встаём на ночёвку. Место прямо у озера выбрал Серёга Травкин, но я его уговорил подняться повыше, поскольку там ровная площадка. О том, что прямо через наш лагерь проходит “народная” тропа я почему-то не задумался. В результате весь вечер мимо нас ходили группы туристов и местные жители на лошадях. Мы допили последний-препоследний спирт и сварили кисель, оставшийся от одного из ужинов. Кисель был особенно хорош, он приятно обволакивал нёбо и напоминал о цивилизации, поджидавшей нас внизу. Вечер был посвящён разговорам о жареной картошке с золотистым лучком, шоколадке с фруктовой начинкой, аппетитных пельменях, только что с пылу с жару, горячей ванне и белоснежной мягкой постели. Чем дольше времени проводишь в горах, тем приятней кажутся самые простые атрибуты цивилизации, такие как, скажем, горячая вода, сухая обувь, сладости, прохладное пиво… Мысли блуждают уже не по перевалам и вершинам, а по асфальтированным улицам людного города. В эту ночь каждый засыпал с мыслью о чём-то своём, приятном и тёплом, о том, что ждёт внизу. Что тут скажешь? После завтрака мы уже знакомой нам “народной” тропой спускаемся к реке Эхе-Гер. Диву даёмся скорости, с которой мы преодолеваем путь, который казался немыслимо долгим и трудным в первые дни похода. Оно понятно: во-первых, мы идём вниз, а не вверх, во-вторых, в рюкзаках болтаются только личные вещи, да кое-что из снаряжения, да и вообще, назад идти всегда легче. За три перехода по сорок минут мы выходим к Сухому руслу. На сей раз, оно действительно пересохло, воды нет совсем. Переходим на левый берег и ждём: авось какая маршрутка привезёт туристов и заберёт нас в Слюдянку. Ждём около двух часов, обедаем. - Кажется, мы сегодня не уедем, – говорю я, – встанем на ночёвку где-нибудь тут неподалёку. - Сказочник, – хором отвечают мне, – если ты сказал, что не уедем, значит точно уедем. Так и случилось. Через пятнадцать минут подъехал пустой микроавтобус. Я решил вспомнить менеджерское мастерство и поторговаться с водителем о цене, но больших успехов не достиг. У нас на лицах, видно, было написано: “хотим домой”, да к тому ж выбора у нас не было. Водитель, по сути дела, был в данной ситуации абсолютным монополистом транспортных перевозок. Так что соглашаемся на цену в три с половиной тысячи рублей и грузимся в машину. Взглянув с грустью ещё разок на синеватые вершины, мы машем руками и говорим горам “До свидания”. Поход завершён.
Цивилизация В Слюдянку мы приехали к вечеру, поселились в гостинице “Перевал”. Послепоходный синдром тотчас же дал о себе знать: группа в миг разбежалась по магазинам и кафе, все разбрелись, как тараканы по кухонным углам. Поругались, помирились, отметили завершение похода, опять поругались и помирились. Наутро посетили местные краеведческий и минералогический музеи, искупались в Байкале, кое-кто сходил в баню, гуляли по берегу, исследовали вдоль и поперёк мыс Шаманский, в поисках петроглифов.
В общем, время проведённое в Слюдянке стоит отдельного описания и отдельного отчёта, который, возможно и будет впоследствии написан. Теперь я сижу в душном московском офисе, уставившись в единицы и нули на мониторе.
Немного грустно вспоминать всё это сидя в городе. Скажу по секрету, я бросил в тех местах монетку и знаю наверняка, что когда-нибудь увижу всё это снова своими глазами.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
