Ну вот, наконец-то нас заметили среди подобных близнецов на прилавке магазина! Один здоровенный мужик долго нас ласкал, гладил, выгибал, вставал на нас, тянулся руками к нашим носам, шлёпал и стукал… Говорил, что давно искал таких красоток, и вот нашёл! Обещал прожарить, намазать, ещё прожарить, и опять намазать, а потом смеялся: «ну, прокатимся мы с вами, красотки, у-у-ух, смотрите у меня!» Правда потом, когда он привёз нас к себе, и привёл друзей, чтобы они нас оценили, то некоторые друзья говорили, что мы – не лучший вариант, что мы – не выдержим его большого веса, и вообще есть уже другие, более современные модели – модней и практичней. Нам немного было обидно это слышать, но мы всё равно были рады, что кончилась наша многолетняя прилавочно-витринная жизнь, и у нас теперь есть хозяин, друг, и приключения. Наш весёлый и добрый хозяин, действительно, мазал нас и смолил, жарил и опять мазал. Мы стали такими шоколадными красотками с лоснящимися спинками, и стали пахнуть берёзовым дёгтем и дымом, не в пример нашим бледным засохшим подружкам, оставшимся вздыхать в магазине. Потом наш хозяин надел на нас блестящие серьги и прикрутил железки и пружинки, и сказал, что мы теперь одеты в самый раз, и с нами хоть куда не стыдно выйти и прокатиться. И вот настал момент, когда мы вместе с хозяином и ещё какими-то двумя тощими подружками, которых он не выпускал из рук, отправились погулять… Наш хозяин, и в самом деле, оказался очень тяжёлым, но благодаря нашему жаркому загару и смолистой пропитке мы гнулись, но не ломались под его весом. А искристый снег – скрипел, хрустел, и расступался перед нашими носами так учтиво, что мы себя чувствовали самыми главными в этом мероприятии. Хотя, надо отдать должное и тем тощим подружкам: они, хоть и тощие, но сильные оказались. Когда хозяин опирался на них своими ручищами, он казался нам совсем лёгким, и уж тогда мы летели со склона как на крыльях… Другая прогулка оказалась совсем не такой простой, как первая. Хозяин взял с собой товарища, который был весом чуть ли не с хозяина, и закинул его себе на спину, ласково называя его «мой спиногрыз». Теперь нам приходилось держать на себе уже двоих: хозяина и его «спиногрыза», и не понятно ещё, кто из них был тяжелей. Но и это было не так уж плохо, снег всё также скрипел и расступался перед нами, тощие палки тоже гнулись, звенели на камнях, и периодически скулили, что хозяин скоро оторвёт им уши и разобьёт носы. Мы опять чувствовали себя самыми важными в этом приключении, потому что видели, что без нас хозяин не может сделать ни шагу. Только отойдёт от нас – тут же в сугробе по шею. Мы даже немного заважничали и стали сплетничать на ходу про того наглого товарища на спине у хозяина. Вот зачем он ему, какая с него польза? Сидит на спине, как генерал, только мешает всем. Мы скрипим, палки звенят, хозяин пыхтит, а этот – загорает, и в ус не дует. Совсем скоро мы поняли, для чего хозяину этот товарищ… Снег всё глубже, деревья всё гуще, склон вверх всё круче, а камней под снегом – всё больше. Шаг у хозяина всё медленней. Слышим, поговаривают, что пора обедать. Значит, и мы скоро отдохнём. Попутчики нашего хозяина как-то ловчей на своих двоих катятся. То ли они легче нашего, то ли у них спиногрызы меньше. Ну а наш всё норовит то на камень наступить, то на яму. Больно очень нам. Спины трещат, вот-вот треснут. И это только первый день мучений, а впереди, говорят, ещё двадцать... Несчастье случилось внезапно. Одна из нас попала на яму между больших камней, и под давящим сверху весом звонко треснула, и переломилась напополам, прямо под ногой хозяина… Было очень страшно и одиноко без близняшки. Её унесли к костру и долго крутили в руках, разглядывали все по очереди, даже сфотографировали. Оказывается, у неё в спине был ужасный дефект: где-то в середине фанерной платформы нашли распиленный и склеенный жёлтым клеем слой. Хозяин громко ругал каких-то производителей, которые нас сляпали из кусков, пожалев цельной доски. Мы дрожали от страха, что нас теперь сожгут в костре. Но нас бережно собрали и унесли в палатку. Там, возле печи, в тепле, друзья нашего хозяина достали из своих спиногрызов разные фанерки, металлические пластины, шурупы и отвёртки, клей, и даже коловорот. За вечер близняшку слепили из двух кусков, скрепив снизу металлическими пластинами, а сверху – прикрутили фанерную платформу, на которую поставили крепление. Близняшка стала короче, тяжелей и толще, но зато жива, и мы снова вместе. Мы поняли, зачем людям спиногрызы, и стали относиться к ним уважительно. Ведь эти толстяки хранили в себе палатку, печку, фанерки и пластинки, и прочие полезные вещички. Наутро товарищи нашего хозяина вновь отправились по камням, льду и глубокому снегу вверх, к тем холодным заснеженным вершинам, что видны были на горизонте. Наш хозяин уже не шёл впереди, не тропил (то есть, не раздвигал коленями сугробы), а плёлся позади всех, боясь сломать и вторую трудягу. Ему было тяжело, он вздыхал, но не терял чувства юмора, всё шутил, что сохранит в музее «дефектное снаряжение», как образец объективного фактора опасности на маршруте. Его товарищи даже забрали из его спиногрыза часть вещей, чтобы нам, калекам, было легче, и мы опять не сломались. Шёл второй день похода. Мы поднялись уже выше зоны леса, туда, где дул сильный ветер и небо лежало серой ватой на головах людей. Камней уже не было на пути, был сильно затвердевший, царапающий наши подошвы ледяными крупинками, каменный снег – фирн. Люди сняли нас, и пошли пешком, волоча нас на верёвке за собой вместе с пластиковыми санями. Мы были благодарны людям: теперь они нас катали, а мы передохнули, лёжа на санях. На очень крутом подъёме люди связали всех нас в одну стопку, как дрова, и вытянули вверх на верёвке. Когда зашли на самое высокое место сегодняшнего дня – перевал называется, стопку развязали и снова надели нас на ноги. Люди очень радовались, что наконец-то покатаются со склона вниз, а мы так и не поняли – чему они радуются на такой страшной для нас прогулке? Теперь путь был наклонен глубоко вниз, к лесу, темнеющему вдали. Но до леса – очень далеко, а склон такой крутой, что дух захватило, когда мы представили, что будет с нашими носами, если мы наткнёмся на заструг фирна или камень. Наш хозяин, видимо, тоже очень волновался, потому что долго стоял и смотрел, как лихо улетают вниз по склону другие. Он долго выбирал – по какой извилистой лыжне, нарисованной его товарищами, ему покатиться. И, наконец, оттолкнулся, поехал. Сначала не быстро, но с каждым метром разгон увеличивался. Мы очень старались вписаться в повороты лыжни, а тощие наши подружки, которых держал теперь хозяин не в двух руках, а в одной, к тому же с силой втыкал их, бедненьких, в снег, визжали и скрипели. Хозяин нас берёг, а палки отдувались за нас, тормозя на поворотах. Снег искрился и разлетался во все стороны, люди вопили от восторга, а лыжи в ужасе летели носами вперёд. Как он ни старался, наш хозяин, вписываться в дугу на поворотах, у него это не так хорошо получалось, как бы нам хотелось. Мы старались, как могли, держать его тяжёлое тело в равновесии, но, когда он покачнулся, и его спиногрыз повалился набок, а сам он под действием ускорения улетел вперёд, перевернулся пару раз через голову и оказался в сугробе, то участь наша была решена… Вторая близняшка сломала нос во время кульбитов хозяина. Как потом мы добирались до леса на одной ноге (первой поломанной близняшке) – это без слёз не передать… Но наш хозяин не выбросил ни одной щепки, собрал все «косточки» в рюкзак и донёс полупешком, полукатом на одной лыже до палатки. А там, вечером у печки, снова собирали консилиум – как жить дальше 18 дней с двумя калеками? Вторую близняшку собрали быстро: просто надели на неё готовый алюминиевый носок, извлечённый из брюха спиногрыза, а место полома «заштопали» шурупами и металлической пластиной. Всю ночь мы держали палатку под напором ветра вместе с другими, целыми и красивыми лыжами. Пурга хлопала полотнищами палатки, ослабляя растяжки, люди периодически вставали посреди ночи и натягивали верёвки, втыкая нас всё глубже в снег. Мы поняли: без нас люди не выживут в этих горах! Они не только двигаться без нас не смогут, но и свой дом поставить выше зоны леса. Одни, самые длинные лыжи, держали палатку изнутри, втыкаясь в её потолок. На них люди навешивали ещё и кучу мокрых вещей, чтобы вещи высохли за ночь. Остальные лыжи стояли на улице, воткнутые в снег, держа палатку снаружи. Тощие палки тоже держали палатку, растягивая её стенки. А тостосумы-спиногрызы лежали сбоку палатки, придавленные кирпичами снега, чтобы их не унесло ветром. К утру люди откапывали из сугробов своих спиногрызов и набивали их скарбом. А нас выдёргивали из сугробов и надевали на ноги. Они всё делали, не снимая нас: рубили дрова, ставили палатку, ходили за водой, и в туалет… А когда люди спускались по ледопадам и скалам на верёвках, то нас укладывали в рюкзак, и несли на себе. Наши носы торчали из рюкзаков выше всех голов как антенны, и обращались люди с нами очень бережно. Мы поняли: мы тут самые главные! Третий день был ещё сложней. Люди спустились к реке, и пошли по её заснеженному льду. Только лёд там под снегом был очень странный: мягкий и податливый, гнулся под нами, и сквозь него просачивалась вода. Мы плыли по воде, разгребая влажные сугробы. Люди сказали, это всё потому, что сегодня оттепель. Иногда люди проваливались под лёд, и мы шли по дну реки, по камням. Камни царапали наши подошвы. А когда мы выходили опять на снег, то он прилипал со всех сторон тяжёлыми влажными кирпичами, и люди снимали рюкзаки, доставали ножи и, чертыхаясь, отскребали эти кирпичи от наших подошв и спин. Когда кирпичи леденели, то люди с силой стучали по нам ножами, или даже совали нас в костёр, чтобы кирпичи оттаяли. В общем, натерпелись мы за этот день здорово. А нашему хозяину было хуже всех: мы ведь, инвалидки сломанные, и так тяжёлые стали, а тут ещё и подлип. Он просто ногу поднять не давал хозяину, и наш друг был очень, очень расстроен. Сокрушался, что надо было пластиковые лыжи покупать. Нам было обидно это слышать, ведь мы служили ему верой и правдой. Пару раз за день он нас опять ремонтировал: подкручивал разболтавшиеся шурупы, менял стропу на креплениях, потрепавшуюся от влаги, трения, смены тепла и мороза. На четвёртый день у нас был настоящий курорт! Люди полдня карабкались по ледовой стене вверх, а нас воткнули в рюкзаки, так что мы спокойно дремали под сопение своих хозяев, карабкающихся вверх по стене. Люди достали из своих рюкзаков верёвки, карабины, жюмары, ледовые крючья, молотки, «кошки» - это такая обувь с когтями для движения по льду, и всё это слаженно заработало, а мы отдыхали, с восторгом глядя по сторонам! Мы поняли все прелести этого безумного мероприятия! Первая – это окружающая нас со всех сторон красота, которую мы заметили, наконец, только сегодня, когда сидели на спинах друзей! Синий лёд и причудливые фигуры скальных каньонов, искрящийся снег и бездонное небо – это сказка, которая стоит того, чтобы потрудиться и попотеть! Вторая – это дружба и надёжность команды! В первые дни нам казалось, что мы рабы, и нас эксплуатируют, потом мы загордились, что мы главные, и без нас люди не проживут ни дня, а теперь мы понимаем, что только слаженная команда способна выжить и достичь цели. Вчера мы были главным звеном, а сегодня – наши друзья несут нас на спине. Только вместе мы можем существовать в этом мире. Потом были пятый, шестой, седьмой, восьмой день…. И так прошло две недели. Каждый день наш хозяин ломал нас: то одну, то другую, то нос, то запятник, но к вечеру, как полагается, друзья садились в палатке у печи и латали нас, то одну, то другую. Иногда приходилось заниматься ремонтом прямо на ветру, в глубоком снегу, даже без костра. Друзья морозили руки, дышали на них, на нас, но каждый раз мы вновь вставали на лыжню и продолжали путь, становясь всё короче и короче. Потом наступил момент, когда латать стало нечего… Одна из нас рассыпалась на щепки – три крупных и десяток мелких, а другая – раскололась на несколько кусков… Казалось, жизнь теперь уже точно кончилась. Но друзья спилили берёзу, и весь вечер вырубали из неё топором колоду, очень отдалённо напоминающую лыжу. Даже изгиб носка вырубили. Наши переломанные куски накрутили на эту колоду снизу, чтобы колода могла скользить, и мы вновь покатили. Вторая близняшка, залатанная снизу стальными пластинами, была скреплена сверху платформой от какой-то старой лыжи. Оказывается, люди не выбрасывают сломанные лыжи, а берегут их для того, чтобы ремонтировать другие, берут их с собой в ремонтный набор, и называют «тёщей». Мы наблюдали все эти метаморфозы, происходящие с нашим обликом, и мечтали только об одном: стать когда-нибудь «тёщами», и путешествовать в ремнаборе людей, а не сгореть ненужными щепками в костре… На 15й день пути мы попали в лавину. Она началась в маленькой точке высоко на склоне, сначала «пукнула», а потом медленно поползла во все стороны: «ш-ш-ш-ш-ш-ша-а-а-а…». Друзья наблюдали за ней снизу, как она наползает на них, и рассуждали, что лавина уползёт вон в то ущелье, а их не заденет, потому что они на возвышенности. Наверное, это была неправильная лавина, потому что она сначала уползла в ущелье, как и предполагали, потом забила его, как сахар, высыпанный из мешка в стакан, а когда «стакан» переполнился, она приползла к нам. Наш хозяин видел лавину впервые в жизни, и даже не сдвинулся с места, потому что был под большим впечатлением, и, наверное, очень испугался. Он даже не сделал шагу в сторону, и лавина засыпала его. Мы оказались под снегом и не могли понять – почему наш друг остался стоять в снегу. Прошло некоторое время, пока нас откопали. Мы слышали, как друзья кричали ему «почему ты не отошёл в сторону, ведь мы все успели это сделать!?» На что он ответил: «На таких колодах я бы не успел уйти по глубокому снегу, а если бы их снял, то провалился бы глубоко в рыхлый снег». Хорошо, что его не засыпало с головой, а только по пояс. Мы чувствовали себя виноватыми, но не обиделись на своего друга. Мы опять убедились том, что поодиночке нам не выжить, хоть мы и мешаем часто друг другу, и нервируем друг друга… Люди радовались, если становилось холодно, потому что в мороз не было лавин. Люди радовались, если удавалось переночевать в тесном маленьком зимовье охотника, потому что не надо было тратить силы на установку палатки. Люди радовались, если находили воду или лёд для приготовления пищи, потому что талый снег – не утолял жажду и портил вкус еды. А особенно большую радость людям приносила безветренная погода. Люди в горах радовались малому – тому, что в городе никому бы радости не принесло: Сегодня не было пурги, а это значит, Что день прошел у нас вполне удачно! И если не считать поломки лыжи, Из-за которой ночевали мы чуть ниже, И не считать той утренней лавины, Что вещи занесла наполовину, И то, что ночью снег лыжню засыпал, И тёплого вечернего подлипа, Облезлого от холода лица, Психоз неискушенного бойца, А днем во мгле не видели ни зги… Не важно! Лишь бы не было пурги! В последний день похода, когда мы уже выходили из гор, несчастье постигло ещё одну пару – пластиковую. Хозяин пластиковой лыжи был очень удивлён, и говорил, что пластиковые модели не ломаются в принципе… Поскольку все лыжные запчасти из ремнабора ушли на нас, то пластиковой красавице пришлось тоже встать на берёзовую колоду. Теперь мы были похожи, шли рядом, и вместе с нашими хозяевами вспоминали о том, как модные пластики ухмылялись в первый день похода, глядя на наши переломы. Люди загорели, обросли волосами, прокоптились, похудели, как похудели и их рюкзаки. Они всё время шутили, даже когда лавины сходили со склонов или пурга рвала палатку, когда заклеивали пластырем кровавые мозоли на ногах, когда проваливались под лёд на горных реках, и когда разжигали морозным утром при -40 костёр непослушными обмороженными пальцами. Они радовались, когда встречали на лыжне таких же весёлых лыжников с рюкзаками, били их по плечу, обнимались, делились своими сухарями, колбасой и шоколадом, увлечённо обсуждали карту и маршруты, а потом расходились в разные стороны. Они радовались, когда удавалось откопать на заснеженной вершине записку предыдущих восходителей. А ещё они радовались, когда собирались вечером в палатке, садились вокруг огнедышащей печки и жадно поглощали еду, запивая крепким чаем, а потом, сытые и благодушные, читали газеты, писали дневники, пели песни, читали стихи перед сном. И мы поняли, что самое главное для них не продолжительность жизни, а её содержание. Мы поняли, что и наша многолетняя жизнь на прилавке магазина ничего не стоила по сравнению с этими двадцати днями приключений. Пути господни неисповедимы. Не зарекайся, не лукавь, не жди. Как хорошо, что жизнь неповторима, И мы не знаем, что там впереди… P.S. Когда мы вышли на заснеженный полустанок на БАМе, друзья предлагали нашему хозяину выбросить нас, и не тащить в город. Но он сдержал своё обещание, и увёз нас домой, чтобы рассказывать в городе о наших невероятных совместных приключениях. |