|
| 27.08.2006, 1 день КБЖД
Дежавю. Как и год назад добротный рукомойник, бездонный электрифицированный сортир и огромный самовар в столовке с основательными столами, лавками и картинами местных художников. Муму вот только во дворе не бегает… До
Эх, чудна ты, Русь. Построила самую дорогую в мире железную дорогу, потом рядом еще одну (второй путь), а затем взяла и отрезала водохранилищем ее от основной магистрали. И пробитые в скалах километры отмеряют теперь лишь дрезины да сбитые башмаки туристов, раз в сутки уступающие путь ретро-паровозу. Матаню из за этого буржуйского экспресса как раз сегодня отменили… Придется до Култука на маршрутке. Не могу спокойно пройти мимо слюдянских теток, торгующих на станции копченым омулем. За сотню хватаю за жабры 4 крупных янтарных рыбины. Пиво в той же пропорции купилось уже как-то само собой… Через час я, буквально в километре от Култука, комфортно расположился на берегу Байкала. Солнце. Небо. Море. Рыба. Пиво. Задремал.
Очнулся от холода… День прошел. В голове бардак, во рту помойка. И зачем я пил это дурацкое пиво? Впрягаюсь в рюкзак и вперед. К передвижению по шпалам из-за укороченного ритма требуется некоторая адаптация. Первые километры от Култука вдоль полотна тянется тропа, но она пробивается сквозь густую высокую траву. С палками идти неудобно. В итоге метаюсь с тропы на шпалы и обратно. В первый день я вообще кайфа КБЖД не понял. Рельсы, шпалы, временами мусор – сплошная техногенность.
Стоянка долго не попадалась. Вновь я топаю в темноте. В отличие от прошлых похождений, с ориентированием любые проблемы исключены (рельсы). Странно, но за это путешествие я так освоился к ночным переходам, что они стали приносить большее удовольствие, чем дневные. Почему? Да потому, что ночью мир преображается, природа проявляется в своей более дикой ипостаси и это очень отчетливо ощущается. Потеря видимости с лихвой компенсируется обострением интуиции. Это особое единение с природой, инстинктивное общение, что-ли… Около часа ночи в некотором удалении от рельсов угадываю симпатичную стоянку на глубоко выдающемся в озеро мысу. Спать не охота и я, поймав ночную энергетику лунного Байкала, затеваю долгую «игру в бисер» с капризным Дун Фан Мэй Жень.
28.08.2006, 2 день КБЖД Утром солнце. После мокрых гор, я словно на курорт попал. Убираю горные ботинки в рюкзак и в сандалиях на босу ногу выхожу на шпалы. Постепенно до бессознательного восприятия вхожу в шпальный ритм и все больше и больше начинаю проникаться любовью к КБЖД. Вроде, ничего особенного, слева всегда скалы, справа всегда Байкал. Некоторый резонанс создают живописные каменные тоннели и мосты. Но в этом всем есть что-то неуловимое, какая-то сказочная иллюзорность… Синее небо, синяя гладь бескрайнего озера. Поют птички, палки звонко цокают по шпалам. И так от всего этого хорошо…
Время от времени на станциях попадаются любопытные объявления, типа: «Выставка репродукций Рериха. Вход бесплатный. Заходите, пожалуйста».
Ближе к вечеру рельсы забытой
РЖД помпезно застолбила
КБЖД, как и сама Россия, изобилует контрастами, время от времени выдергивая из полнейшего упадка вымерших деревень в рублевскую дворцовую роскошь и вновь ввергая в ржавую философию заросших травой шпал. Через километр профсоюзные хоромы безнадежно померкли в сиянии какого-то особого дома отдыха, смахивающего на президентскую резиденцию. Пристань, мосты, скульптуры, водопады, декоративные водяные мельницы, беседки и такой неуместный здесь, среди байкальских скал, безупречный теннисный корт. Охрана провожает меня подозрительным взглядом, в чистую игнорируя мой наивный вопрос о расписании матани. Далеко уходить от блатного места я не стал и заночевал на ближайшем мысу, долго перед сном экспериментируя с ночной съемкой со штатива.
29.08.2006, 3 день КБЖД
На следующий день я уже всем сердцем сросся с дорогой. Вновь сияет солнце, и я в сандалиях и майке топаю ему навстречу и нахожу в движении этом полнейшее успокоение. Нет ни спусков, ни подъемов, ни дождя, ни ветра, нет людей, комаров, даже не надо думать куда идти. Впереди лишь рельсы, солнце и бескрайняя синева неба, растворенная в синеве Байкала. Несколько часов этой ходячей медитации подарили такое глубочайшее умиротворение, какого мне еще ни разу не доводилось испытывать. Как мало надо для счастья. Дорога прониклась моей искренней любовью и начала делать мне подарки.
Пройти мимо такого знакового места я не в силах и с комфортом размещаюсь на ночлег в самом сердце КБЖД. Подарки на этом не прекратились, во время ночной фотосессии дорога в нужное время в нужном месте пустила дрезину, одарив меня прекрасным кадром с огненным виражом, вырывающимся из тоннеля. Спасибо.
30.08.2006, 4 день КБЖД
Утром, стоило мне упаковать рюкзак, ко мне подошел одинокий иностранец: «What sort of a hotel is it?? — It’s a my bivuak. We, russian tourists always leave comfortable stands after going away...» Гость оценил мой юмор. Дружески хлопнув своей ладонью о его, передал ему железнодорожною эстафету и отправился в Маритуй ждать матаню.
Станция быстро вернула меня с небес на землю. Вся моя очистившаяся, исполненная любви душа получила смачный плевок и болезненно сжалась от шоковой изнанки КБЖД. Я сидел на вокзальной лавке, вокруг меня текла жизнь обитателей поселка: мат-перемат, заплывшие от побоев пропитые рожи, хромые тощие собаки, сделанные по пьяни дети. Безнадега полнейшая. По неровным станционным плиткам по очереди пытались кататься на трехколесном пластмассовом велосипеде едва научившиеся ходить эти самые детишки.
Вместо матани приехал Байкальский экспресс, такой же комфортный, как и Кругобайкальский, только тянет его не ретро-паровоз, а обычный локомотив на солярке. Для местных прицеплен простенький вагон, без всяких стеклопакетов и телевизоров. В него и забираюсь. Ехали недолго: «Тоннель Половинный, стоянка 1,5 часа, приглашаем всех отдохнуть, отобедать дарами Байкала, покататься на лодках».
Эта полуторачасовая стоянка экспресса в корне преобразила жизнь обитателей Половинного.
Договариваюсь с машинистами поехать дальше на локомотиве, дабы все лучше рассмотреть и сфотографировать. Ко мне присоединяются француз и подвыпившая тетка из Иркутска. Скорость поезда 5км/час. Ехать быстрее по инструкции запрещено, чтобы можно было резко остановиться в случае осыпания камней на рельсы. Поездка отчасти напоминает возвращение с фронта армии победителей: все встречные улыбаются, фотографируют, машут руками…
Разговорились с французом: говорит, что писатель, приехал в Россию для поиска новых литературных идей. По возвращении в Москву, с обложки на книжном развале на меня глянул ни кто иной, как мой попутчик. Не берусь утверждать на 100%, но сдается мне, что на локомотиве рядом со мной ехал Уэльбек (или некто очень на него похожий, тоже из Франции и тоже писатель) :))) Приехали в Порт Байкал. Часть народа оседает в одноименной гостинице, остальные грузятся на теплоход «Бабушкин». На корабль пускают только тех, у кого есть путевки на поезд. Никакие уговоры и деньги не помогают (турфирмы таким способом стимулируют покупать у них путевки на экспресс), и я, вместе с парой бородатых странников с посохами, остаюсь на опустевшем причале. Исчерпав все возможности за разумные деньги переправиться в Листвянку, остался ночевать в порту. Местная тетка порекомендовала удобную стоянку прямо в поселке, напротив гостиницы. Небольшое углубление в склоне горы позволяет комфортно спрятаться от посторонних глаз. Не успел поставить палатку, как мимо меня протопал отряд иркутских студентов. Они только начинали свой путь по КБЖД и рассчитывали уехать в ночь на ремонтной дрезине. Я поставил палатку и устроил прощальное чаепитие. Однако остаться тет-а-тет с Байкалом мне не удалось. Не прошло и получаса, как снизу раздался задорный девичий смех: «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!» — студенты обломались с дрезиной и вернулись ко мне. Я немедленно пропитался их оптимизмом и с радостью достал гостевые чайные пары. Их было семеро, объединяло их то, что все они впервые были в походе и ни черта не умели. Недопоставленная ими в темноте папина палатка вывернутыми дугами напоминала взорванное творение Гауди. Котелок вместо таганка они по очереди держали руками и умудрялись его таким образом доводить до кипения. И была моя последняя ночь на Байкале в окружении этих светлых и чистых душою людей. У одного из них Вячеслав Петухин оказался учителем. Чудные параллели. В третьем часу ночи разбрелись спать. Палатка их, неожиданно для всех оказалась трехместной, и я предложил кому-нибудь одному переночевать у меня. Шустрее всех оказался парень по имени Август. Постепенно затихли смех и болтовня. Рядом размеренно сопел Август. Календарь готовился сменить лето на осень. Наступал последний день августа.
31.08.2006, Листвянка-Иркутск
Утром дождь, собирался я как-то дольше, чем обычно и чуть не опоздал на паром. По прибытии в Листвянку, первым делом отправился в лимнологический музей. Он оказался очень даже цивильным, но маленьким. Два зала отданы мертвым и два живым обитателям Байкала. Музейный бальзамировщик явно переборщил с имитацией жестокости: почти все чучела зверей зафиксированы в агрессивных позах. Оскаленные морды волков, лис и соболей создают нездоровое ощущение тупиковой загнанности животного мира.
Озерные
В Иркутске первым делом отправился по наводке иркутских альпинистов в хостел.
«Домой» вернулся поздно. На кухне ждет китаянка. «Хозяйка» пропиарила ей постояльца, знающего толк в ее национальном напитке, и мне пришлось доставать чайные пары. На аромат шестисотого Моли Юй Дэ подтянулся долговязый немец, путешествующий на мотобайке. Какое же странное у китайцев чувство юмора, битый час пытался объяснить, что если бы династию Сунь сменила династия Вынь, то в Китае не было бы демографических проблем. Немец визжал от смеха, как резаный, а китаянка так и не смогла понять прикола, и, кажется, даже обиделась на мои пояснительные телодвижения. Впрочем, скоро чай сгладил ментальные различия, и мы на ломанном английском «эсперанто» ударились в философские размышления о роли России в культурной ассимиляции этносов. На третьем часу ночи, сойдясь на том, что сердце планеты находится на Байкале, разбрелись по своим койкам. Чай спугнул сон и в сознании «с запада на восток и с востока на запад» потянулись слюдянские товарняки. В темном чреве опьяненной «Газели» блеснули раскосые глаза восьмиклассницы. Подошвы ботинок омылись в пряной бензиновой луже и обрели ненадежную опору в стременах хутелской кобылы, уносящейся прочь от рычащих сарлыков. Посреди перевала возник этюдник с желтыми цветами, окропленными кровью уходящего в небытие одноухого художника. И могучая горная птица подхватила меня и стремительно понесла над застывшей в кипении лавой, мимо ацтекских вулканических пирамид, мимо поляны с медвежьими следами, к изломанным берегам Хара-Нура. Возле тура 2463 прощально взмахнул платочком укутанный туманом серый заяц, занявший место спаниеля на коленях моей школьной любви. Матовой белизной сверкнуло соляное плато Жойгана. Всполохи костров озарили застывшие во тьме могучие «Уралы».
Солнечный луч пробился сквозь тучи, вырвал меня из птичьих когтей и со скоростью света запустил вдоль поржавевших рельсов. Мимо понеслись облитые ультрамарином мосты, тоннели; выпустил столб дыма ретро-паровоз; проводили взглядом потусторонние мужики на дрезине. Замелькали потемкинские домики Шарыжалгая, теннисный корт, зеленая крыша беседки Киркирея… В Порту Байкал отдали салют иркутские пионеры, капризно ударила ластами по воде нерпа, загалдели в автобусе китайцы и все потонуло в музыке Beatles: Oh, one day You'll find that I have gone. For tomorrow may rain so I'll follow the sun.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||