Природа Байкала

Первая серия. Отъезд. 2 августа

Декорации

Перрон Ярославского вокзала. Полночь. Груда багажа около вагона. Доминирует Тёмин рюкзак, при виде которого у проводницы вагона изумленно поднимаются брови. Многочисленные действующие лица и исполнители толкутся вокруг тюков и пребывают в приподнятом настроении. Около вагона возникает фигура крупного мужчины с огромным рюкзаком. Публика уверена, что это наш попутчик. Начинается погрузка.

Сцена 1

Мы с Юлькой, конечно же, участия в погрузке не принимаем, а топчемся на перроне, пьем пиво и беседуем с провожающими. В этот раз провожающих какое-то несусветное количество, несмотря на то, что наш поезд оправляется в полпервого ночи. Несчастный Бахус с трудом справляется с банкой пива: одна рука у него загипсована до локтя. Неожиданно прибегает Беляков с Шурочкой; они собираются ехать в Лосево после того, как проводят нас. Тёма просто обязан нас провожать: он летит до Иркутска на самолете, а мы везем на поезде его кошмарный багаж — 120-литровый рюкзак и железо от катамарана; Аня с Михой уже на Байкале. Мой многотерпеливый Саня, навечно обреченный провожать куда-то свою ненормальную супругу, таская по вокзалам ее тяжеленные рюкзаки и плавсредства, вместе с Ёжиком занимается погрузкой. Валера, Санин друг, привезший нас на своей машине, с большим интересом взирает из партера на происходящее действо.

Действо набирает обороты. Бахус, зажав под больным крылом портфель, здоровым раскрывает его и извлекает бутылку шампанского. Немедленно появляется вторая бутылка — из рюкзака Белякова. «Кто у вас командир?» — строго спрашивает Бахус. Я осторожно интересуюсь: «А что?». «Командир должен открыть бутылку, причем так, чтобы пробка перелетела через вагон». «А можно я не буду этого делать?», — говорю я и прячусь за Валеркину спину. Тёма энергично трясет бутылку, пробка улетает в неизвестном направлении, из горлышка бутылки, зажатого Тёминым пальцем, во все стороны разлетаются брызги шампанского. В ту же секунду из двери вагона прямо под винный фонтан ступает ни в чем не повинный Саня…

Вторая серия. Поезд. 2-5 августа

Декорации

Скорый поезд Москва — Хабаровск набирает ход, рассекая плотную темноту. Глубокая ночь. Пятое купе битком набито рюкзаками, над верхней полкой опасно нависают алюминиевые трубы — рама катамарана. Столик купе заставлен пустыми бутылками пива. Трое путешественников бессмысленно хихикают, расслабленно развалясь на полках. В дверь купе, пошатываясь, входит крупный мужчина, попутчик Дима, и брякает на стол упаковку пива. Все счастливы.

Сцена 1

Солнечное утро. На первой же длинной остановке идем знакомиться с группой из Обнинска, — нам предстоит совместная заброска от Слюдянки до Жом-Болока. Собственно, с Володей Царевым мы успели познакомиться на вокзале, — он пробегал мимо нас к своему вагону и, видимо, опознал нашу группу по бритому наголо Ёжику. Ёжик готовится в буддисты, но мы с Юлькой едва не попадали в обморок, обнаружив полное отсутствие Женькиных кудрей и наличие некоторой лопоухости. Возможно, благодаря странному внешнему виду, по которому трудно понять, кто перед тобой — интеллигент, плохо замаскированный под уголовника, или начинающий бомж — проводница проникается к Ёжику симпатией с изрядной долей недоверчивости, и Тёмин рюкзак обходится нам всего в сто рублей. Зато, когда Ёжик ожег руку кипятком, нам с Юлькой крепко попало. Проводница влетает в наше купе, громовым голосом объявляет, что мы с Юлькой плохо заботимся о мужике и совсем его не бережем, после чего требует зубной пасты. Я робко предлагаю спирту вместо зубной пасты, но оказывается, при исполнении проводница не пьет, а паста ей нужна, чтобы намазать Ёжика. Немую сцену с разинутыми ртами прерывает Ёжик, показавшись в дверях купе с растопыренными красными пальцами. Выясняется, что это такой способ лечения — обожженное место мажут зубной пастой, причем обязательно отечественной. Мы настаиваем, чтобы Ёжик лечил ожог уринотерапией, но проводница решительно запирает все туалеты. Лечим пантенолом…

На станции Шарья попутчик Дима нас покидает. Некоторое время мы едем втроем, но на следующей станции нам подселяют другого Диму — молодого парня, возвращающегося в воинскую часть из отпуска. Ёжик несколько обеспокоен, опасается неприятностей от нового попутчика, но Дима взлезает на верхнюю полку и засыпает, совершенно не реагируя на наше распитие водки с участием Володи. Банкет продолжается часа два. Новый попутчик Дима так и пролежал почти трое суток на полке, практически безвылазно. Я даже начала переживать, что парень ничего не ест и не пьет, но оказалось, что родители ухитрились отравить сынка перед отъездом какой-то гадостью.

В Перми в соседнее купе вселяются две иностранные девушки в сопровождении русского мужчины. Как выясняется позже, девушки — голландки. А еще в Перми в поезд садится группа мальчишек-водников, которые спустя некоторое время после посадки отыскивают нас в нашем вагоне. Общительный народ эти водники, — прочесали весь поезд в поисках братьев по разуму! Мальчишки лет по 16-17 собираются на Урик. Мы спрашиваем, не страшно ли им идти на эту реку без взрослых, река-то сложная, а они… молодые, не шибко опытные. На что ребята нам отвечают, что они — пофигисты, поэтому не страшно, и, узнав наши планы, начинают стращать Окинским порогом, мол, там камень лежит, который с воды не очень заметен — только вал стоит, и на нем можно кильнуться. Про камень я уже знаю из дневника Ильи Костина, но забавно слышать предостережение из уст юных пофигистов. И забавно было обнаружить на перроне в Слюдянке двух взрослых мужчин, в сопровождении которых трое пофигистов собирались идти на Урик.

Декорации

Поезд переваливает через Уральские Горы. Начинается Великая Сибирская равнина, ровная, как скатерть, бесконечная земля. Путешественники живут по московскому времени, в поезде так удобнее, но время уже явно сместилось. В вагоне-ресторане — великолепная солянка.

По коридору вагона, нетвердо ступая, расхаживает Даня, полуторагодовалый улыбчивый малыш, путешествующий с мамой и совершенно никому не докучающий, — «маленький каякер». Голландские девушки часами стоят у вагонного окошка, смотрят на бескрайний простор и время от времени смачно восклицают: «Шшшит!!!».

Сцена 2

В Новосибирск прибываем точно по расписанию — в 6.42 утра по Москве. Поезд еще движется, а мы уже видим на перроне Лёшу Ревякина (alrex), виртуального друга из Новосибирска, знакомого только по фотографиям. Лёша — высокий, с длинными рыжеватыми волосами, одетый в потрясающий костюм и светлую сорочку с галстуком, выглядит просто умопомрачительно, особенно рядом с Ёжиком — бритым наголо, в каких-то немыслимых спортивных штанах, если не сказать — трусах. Времени у нас всего 37 минут, успеваем только поболтать и выпить по бутылке пива, а подарок Лёши — две фляжки бальзама — увозим с собой. Даст Бог, сходим когда-нибудь вместе. На прощание говорю: «Лёша! Приезжай к нам на Кавказ!». И чего они все так ржут?

Сцена 3

Вечером удается стащить Диму с верхней полки. На радостях Ёжик достает водку, быстро сооружаем закуску. После первой рюмки Ёжик вдруг заявляет:

- А давайте голландок запытаем!

- Женечка, зачем же их пытать?

- А чего они как эти. Едут, землю в окно разглядывают. Шпиёнки!

- Да чего тут разглядывать? Тут и нет ничего.

- Тем более надо запытать. Чего это они в окна пялятся и «шит» говорят?

- Жень, а тебе девушек не жалко? Такие девушки хорошие, свежие — как розы!

- Я согласен, что они свежие, как розы. Но почему они такие страшные?

- Ну ладно, как ты их пытать-то собираешься?

- Ну как: Сейчас пойду к ним в купе и скажу, что в программу их пребывания в России входит принудительный сплав. Дорогостоящий.

- А почему дорогостоящий?

- А как ты думаешь? Спасать-то их надо будет? Они же без спасжилетов, без шлемов, без катамаранов, вот так и пойдут — самосплавом. По шестерке. Придется спасать, а спасателям платить надо.

- Да они не согласятся!

- А куда они денутся! Сплав-то — принудительный. Рашн экстрим самосплав!

- А спасать-то кто их будет?

- Как кто? Я. Сейчас пойду к ним и скажу: «Ай эм Ёжик. Уот эбаут май сэлари?».

Декорации

Станция Зима. До Иркутска еще пять часов езды. Надрывается мобильный телефон, — Стас шлет смс-ки, что билетов на наш поезд нет, и пятеро туристов (двое из команды обнинцев) рискуют остаться в Иркутске навечно. Обе команды чешут репы в поисках решения вопроса. Ситуация тревожная.

Сцена 4

Ёжик смотрит на меня с немым восхищением, и я просто физически ощущаю, как он мысленно задает мне вопрос: «И где тебя только взяли такую, убогую?». Потом тяжко вздыхает и идет к гренадерше-проводнице договариваться о посадке в наш вагон Тёмы, Аньки и Михи с двумя рюкзаками и катамараном. Ну не умею я договариваться о таких вещах! Глазами хлопаю, мямлю что-то невразумительное, переминаюсь с ноги на ногу, — дура дурой. И вообще я ее боюсь, проводницу нашу. Обмажет зубной пастой, вываляет в перьях и выкинет из вагона!..

Рекламная пауза. Оставайтесь с нами!

Однажды Ёжик, впав в ностальгию, напомнил мне одну сцену из нашей юности. Мы тогда учились в десятом классе, событие происходило в начале учебного года. Не помню — кому, но кому-то из учителей пришла в голову идея провести КВН в старших классах. Мы учились в 10б, соответственно, наши соперники были из 10а. КВН задумывался не простой, а как бы водной тематики. Класс у нас был веселый, дружный и весьма хулиганистый, поэтому мы решили, что будем пиратами, а свою команду назвали «Пингвин». Конечно же, мы победили, но рассказ не об этом, а о выходе на сцену. Пока команда 10а разыгрывала перед зрителями «приветствие», сильно напоминавшее пионерскую линейку, мы набились в радиорубку, которой заведовал наш капитан, Лешка Давидов, и сквозь окошко для показа фильмов следили за происходящим в зале. И вот — наш выход.

Распахивается дверь радиорубки, и через весь зал с жутким грохотом, ревом и визгом ломится наша команда, колоритно замаскированная под пиратов. В команде две девочки: Светка Евдокименко и я. Светку несет на руках двухметровый Сашка Аболонышев; Сашка чешет вместе с толпой, небрежно подкидывая Светку на руках, и громко вопит.

- А помнишь, как ты выезжала на сцену? — Женькины глаза смеются.

- Конечно, помню. Я ехала верхом на чьей-то шее и размахивала «Веселым Рождером».

- И ты не помнишь, чья это была шея?

- Не-а, не помню.

- Это была моя шея. И ты до сих пор на ней ездишь!

Декорации

Иркутск. Живые и здоровые, хотя по-прежнему страшненькие, голландки покидают поезд, бросив на прощание смачное: «Шшшит!». На перроне, до краев залитом скупым сибирским солнцем, рядком стоят Аня, Миха и Тёма, увешанные рюкзаками и всевозможными баулами. Анька, умопомрачительно загорелая, сверкает белозубой улыбкой, просто глаза слепит. Миха счастлив и красноморд. Хорошее дело — четыре дня на Байкале! Рядом с Михой Тёма, только что прилетевший из Москвы, выглядит приблизительно как граф Монте Кристо после длительной отсидки, — мертвенно бледное лицо в тех местах, которые не покрывает растительность. Свежепобритая голова отбрасывает блики в разные стороны, Анька с Михой жмурятся.

Сцена 5

Господи! Душенька моя блаженно вздыхает и складывает ручки на животе, — наконец-то команда в сборе. Это с одной стороны. А с другой, отпуск, длинною в четыре дня, закончился, и начинаются трудовые будни. Но пока есть еще целых пять часов блаженного ничегонеделанья, и мы их используем на всю катушку. Несчастный Дима, забившийся в самый уголок верхней полки, с интересом взирает на мою банду, распихивающую баулы во всевозможные щели купе, при этом новоприбывшая троица ни на секунду не замолкает, докладывая о проделанной работе. Анька с Михой выкладывают целую гору копченого омуля и кедровые шишки, — гостинцы с Байкала; на столике штук пять двухлитровых бадей пива. Тёма непрерывно жалуется на знакомую из Иркутска, которая до смерти замучила его экскурсиями по городу вместо того, чтобы дать умереть спокойно в какой-нибудь прохладной забегаловке. Примерно раз в пять минут Тёма серьезно вопрошает Юльку, куда девать капусту. Юлька каждый раз вскидывает на него удивленные глаза, но вовремя вспоминает, что строго-настрого велела Тёме купить в Иркутске капусты на салат. Ёжик, зажатый в самом уголке и за четыре дня привыкший к тишине под стук колес, слегка ошарашен, но деловито разделывает омуля, следя, чтобы у нас с Юлькой рыба не переводилась. Другими словами, старается заткнуть пасти хотя бы нам с ней. Миха непрерывно подливает пива. За окошком мирно догорает последний свет уходящего дня…

Мое второе «я» в то время, пока первое наливается пивом, пристально присматривается к команде и думает думу. Пока все складывается удачно. Ёжик никогда раньше не видел Аньку и Мишу, слегка задумчив, привыкает: Тёма первый раз пойдет с Юлькой в паре, как оно сложится... Встретит ли нас заказанный автобус?.. При выгрузке из вагона нельзя путаться у ребят под ногами, затопчут: Ничего не забыть: Хватит лакать пиво, тебя уже развозит!..

Третья серия. Дорога к счастью. 5-6 августа

Декорации

Слюдянка. Темная, почти южная ночь. Перрон слабо освещен. Наш багаж выгружен без потерь и суеты под непрерывное прикладывание к остаткам пива. Жизнь бьет ключом: по перрону бегают всевозможные местные дяди с омулем и вопросами, куда кому надо закидываться, из поезда полным ходом идет выгрузка, турье вопит, выбрасывая вещи даже из окошек вагона; шум и гам невообразимый. Опасаемся за свою жизнь.

Сцена 1

Фу, слава Богу! Володя Царев, глава обнинцев, сообщает, что автобус уже прибыл и дожидается нас. Какое счастье! Мы с ним, честно признаться, несколько опасались, что фирма «Горная Ока», где Володя заказывал автобус на наши две группы, что-нибудь напутает, или пришлет автобус утром, или вовсе не пришлет… Однако вот он стоит, наш, можно сказать собственный. Обе группы успешно загружают багаж. Мое первое «я» в полном экстазе и намерено напоить второе, дабы не вопило и наконец расслабилось. От избытка чувств припадаю к Женькиной груди и радостно поскуливаю. Жалко нет хвоста — повилять…

Часть обнинцев идет в КСС ставить печать на маршрутном листе. Тем временем Аня с Юлькой закупают омуля, Миха — хлеб и пиво. Стас пьет пиво, в редких перерывах декламирует стихи. Тёма непрерывно курит и кокетничает с женщинами из команды обнинцев. Убью.

Сцена 2

Наконец трогаемся. Валера, наш водитель, перво-наперво подвозит нас к Байкалу. Спотыкаясь в темноте о камни, идем к воде — умыться. Я уже второй раз на Байкале — проездом, и оба раза ночью. Я уже умывалась вот так же, как мои попутчики, во тьме кромешной, поэтому просто стою на берегу и смотрю на многочисленные огоньки другого берега. Байкал пахнет свежестью, тишиной и бархатом ночи. Когда-нибудь я обязательно приеду сюда днем. Мое второе «я» крутит пальцем у виска и заявляет, что приезжать надо на несколько дней, причем специально, а не проездом на сплав или возвращаясь домой из Владивостока. Что Байкал — это Байкал, он должен наполнить собой каждый уголок души, но для этого надо пожертвовать временем, отнятым у любимого хобби или семьи… Но тут уж мое первое «я» крутит пальцем у виска и в ответ на удивленный Юлькин взгляд поясняет: «Обязательно приеду сюда на несколько дней. Когда плавать перестану. На пензии…». Юлька давно уже посмеивается над моим пензионным списком и сейчас напоминает, что мне потребуется еще одна жизнь, чтобы осуществить все, что я наметила на постсплавное время. Оба моих «я» ехидно замечают, что именно таковы их планы — ни больше, ни меньше.

Сцена 3

Автобус резво бежит в сторону Орлика, до которого часов двенадцать, по крайней мере. Все счастливы, изрядно пьяны, но продолжают пить пиво под копченого омуля. Мы с Юлькой перемазались по самые уши, но наши рыбные душеньки довольны. Миха, сидя к нам полубоком, читает лекцию о происхождении омуля и уверяет, что вот этот экземпляр, в который мы с Юлькой вгрызаемся, еще очень молод — лет семь-восемь. Анька хихикает и изрядно косит в разные стороны зелеными кошачьими глазами. Тёма беседует с водителем, всей своей тушей привалившись к Ёжику. Спереди, от Михи, и сзади, от Стаса поступают новые бутыли пива. Где-то уже через полчаса дружно просим Валеру остановиться, — мальчики могут оправиться, девочки — закурить.

Едем примерно час, начинается дождь. Сквозь автобусные щели льются потоки, намокший Стас покидает свое сиденье и уползает куда-то в конец автобуса. Антракт в потреблении пива. Обнинцы затевают песнопение, мы с Юлькой подхватываем и, отбивая такты ладонями, с большим удовольствием что-то поем. Мотор весьма ощутимо ревет, дерем глотки. Охрипнем завтра, как пить дать. Водитель что-то громко сказал, мне показалось — упомянул мое имя. Тёма дублирует — Валера призывает меня обосноваться поближе, наверное, чтобы не давала уснуть своим ревом. Не долезу, да и спать уже хочется. Забираюсь на груду рюкзаков между сиденьями. Какой гад положил наверх мешок с консервами?!

Сцена 4

Глубокая ночь. Наш водитель едва не уснул за рулем, — Тёма вовремя его окликнул. Решено дать Валере покемарить. Стоим на обочине, дождь кончился. Ненавижу тушенку!

Сцена 5

Утро. Дорога забирается все выше и выше, петляя по глубокой долине реки Иркут; пышные клоки тумана плавают ниже дороги, над речкой и цепляются за верхушки гор. Иногда горы темным просвечивают сквозь туман, и тогда кажется, что опустилась туча. Пейзаж вокруг суровый, растительности мало, но дух все равно захватывает — от величия камня.

На дороге голосует молодой парень, турист, их группа стоит на обочине впритык к дороге. Оказывается, накануне эта группа закидывалась вместе с другой, уехавшей дальше. При выгрузке ребята забыли упаковку с веслами — всеми, и она уехала в Орлик. Теперь парень, которого мы подобрали, хочет догнать попутчиков.

Останавливаемся у пары деревянных домиков на небольшой площадке над обрывом, — Валере надо перекусить. Поеживаясь, выходим размяться. Дико. Пустынно. Только мы и горы в этом мире… Ёжик долго-долго стоит на краешке земли и задумчиво смотрит на реку, на горы, потом подходит ко мне и возмущенно спрашивает: «Ты куда меня привезла?»…

Сцена 6

Следующая остановка в широкой долине. Справа — бурхан, слева — низинка, в ней небольшое подболоченное озерцо.

Валера рассказывает, что вот из этого озерца вытекает река Ока, вторая половина нашего маршрута. Вот уж воистину — «с голубого ручейка начинается река»! Ручеек не голубой, какой-то матовый, узенький, чуть больше метра в ширину, даже не верится, что вот эта струйка может превратиться в могучую реку.

Вокруг бурхана на деревьях развешены разноцветные лоскутки, а земля усыпана мелкими монетами, целые россыпи, — просто Клондайк какой-то. Валера советует нам тоже повесить лоскутки и лить спирт около бурхана. За спиртом далеко лезть, Ёжик льет пиво. Разделываем на лоскутки Юлькин носовой платок, — все равно потеряет в походе. Внутри беседки на столбе — резное изображение какого-то бога. Подхожу ближе и ловлю себя на том, что смотрю на незнакомое мне изображение, а обращаюсь к своему христианскому Богу: «Господи! Пусть все будет хорошо!» и нащупываю крестик под рубашкой…

Дорога вьется по широкой долине Оки. Ручеек петляет примерно километр, потом принимает пару-тройку притоков слева и справа, набирает силу, и вот уже видим нечто похожее на речку. Через десять километров смотрю на бывший ручеек с уважением, это уже река.

Поспать никак не удается. Только приткну голову на Женькино плечо, автобус качнется на каком-нибудь камешке, голова подпрыгивает. И плечо у Женьки жесткое, просто каменное. Тёма дрыхнет на своем огромном рюкзаке, да так сладко, что даже похрапывает, рюкзак потихонечку съезжает с общей груды, Тёма, не просыпаясь, заползает повыше. Миха с Анькой по очереди спят друг у друга на плече, Анькины очки болтаются на кончике носа… Юлька зыркает вокруг с любопытством и улыбается, ребенок счастлив и удивительно свеж.

Декорации

Орлик. За двенадцать часов пути это первое селение. Поселок большой, дома добротные. Ёжик с удивлением обнаруживает, что буряты картошку не сажают, — огороженные участки земли пусты, растет только трава. Местные жители смотрят на нас с интересом, мы — тоже, стараясь, чтобы наше любопытство было не слишком нарочитым. Болит все. А ведь это только две трети пути до реки!

Сцена 7

Толчемся во дворе Валеры, — дальше нас везет тоже он, но уже на Газ-66 с открытым кузовом. У Валеры четверо детишек, девочка совсем маленькая, года три, эдакая чумазая куколка. Ведет себя с достоинством, стоит немножко в сторонке и только изредка зыркает в нашу сторону быстрыми черными глазками. Собака хороша — настоящая лайка, звука не издала, но смотрит настороженно. Протягиваю ей хлеб, не берет, умница. Валера предлагает нам попить чаю в доме, — это шестнадцати-то мордам! Тёма мужественно принимает приглашение и отдувается за всех, с удовольствием попивая чай с молоком.

Вид у Газа-66 несколько странный и далеко не новый. На вопрос Тёмы, что это с машиной, почему она такая убитая, Валера спокойно отвечает, что машина год простояла в воде по самую крышу.

Сцена 8

Несмотря на наши опасения, Газ заводится, мы грузимся и наконец едем. Юлька с Ёжиком заталкивают меня в самую глубину машины, к кабине, закладывают всевозможными рюкзаками и возвышаются надо мной, как утесы. Ничего не вижу, сижу скрюченная. Внезапно начинается ралли: нас догоняет Урал. На узкой дороге, идущей в гору, двум большим машинам разъехаться и без того сложно, а Валера и вовсе этого не желает, петляет на скорости и не позволяет Уралу проехать. С одной стороны дороги отвесная скала, с другой — обрыв. Мы ни живы, ни мертвы. Какое счастье, что я не вижу обрыва! Добрая Юлька исправляет упущение, старательно описывая высоту пропасти, и вообще ведет репортаж. Нас кидает из стороны в сторону вместе с багажом, впору уже молиться… Наконец Валера позволяет Уралу объехать нашу машину. Вздыхаем с облегчением, но опасаемся, что теперь водитель Урала начнет резвиться…

Сцена 9

Дорога очень круто уходит в гору, и Валера нас высаживает. Прыгаю с борта в подставленные руки Стаса. Интересно, он знает, сколько я вешу? Как бы в ответ на мои мысли Тёма замечает, что я похудела, ну хоть кто-то заметил, а ведь я так старалась. Вредный Тёма мимоходом выражает уверенность, что сие похудание есть следствие избыточного потребления пива. Убью.

Газ легко въезжает на горку и останавливается на широком плато около очередного бурхана. Красота вокруг несказанная! Горы высятся со всех сторон, но не теснят пространства; по плато разбросаны одинокие лиственницы, и в метрах пятидесяти от нас совершенно потрясающее зрелище, — два серых журавля с красной каймой на крыльях. Они время от времени неспешно перелетают недалеко друг от друга, как будто танцуют, тогда хорошо видно кайму на кончиках крыльев. От красоты и изящества их полета просто сердце останавливается. Володя приносит мне цветок, — оказывается, это эдельвейс, я первый раз вижу. На краю плато, у дороги, — очередной бурхан, деревья также увешаны ленточками, но под деревьями неисчислимое количество пустых бутылок. Благо, они не раскиданы, а аккуратно сложены грудами, но их так много, что, наверно, ими можно полностью загрузить кузов нашей машины…

Сцена 10

Проехали Сенцу, уже близко, но начинает накрапывать дождь. Вот, наконец, переезжаем мостик через Жом-Болок, ура. На этом неплохая дорога заканчивается и начинается практически бездорожье по подболоченной низине, утыканной валунами. Газ буквально валяет с борта на борт, и становится немного жутковато. Валера плохо знает эти места, поэтому решено ехать до тех пор, пока можно проехать, короче, как можно дальше. Реки не видно и даже не слышно, но мы кожей ощущаем ее присутствие, ее дыхание…

Какой-то большой загон, похоже, летник. Приехали. Разгружаемся, таскаем вещи на бережок, с интересом поглядывая на воду. Как оно все будет дальше? Пока все успешно, заброска прошла на пять с плюсом, о чем с благодарностью говорим Володе, главному организатору. Все очень устали, но счастливы. Свершилось.

Сцена 11

Первый вечер на реке, — в это трудно поверить, особенно Юльке, Ёжику и мне. Мы ехали-ехали, ехали-ехали, ехали-ехали… И вот, наконец, стоит лагерь, в метре от нас тихонько плещется речка, а мы дружно уплетаем первый ужин в походе и соответственно принимаем первые порции разведенного спирта. В десяти метрах от нас — лагерь обнинцев. Завтра они идут в пешку на источники, оставив двух человек стапелиться; мы же завтра уже должны отплыть. Мое второе «я» делает слабую попытку напомнить о многочисленных завтрашних делах, но замолкает, придавленное покоем, горячей едой и тихим шелестом дождя по тенту.

В лагере обнинцев оживление, Стас взял гитару и душераздирающе запел, видимо, от переполнявших чувств; нам даже прислушиваться не пришлось, — певца было слышно с избытком. Что-то звякнуло, наверно, крышка кана свалилась и ударилась о камень. «Ой! Там у них и бубен есть!» — изумилась Анька. Тёма обрадовался: «Стас! А В БУБЕН?». Пение сразу оборвалось, в лагере обнинцев наступила полная тишина, и мы отчетливо осознали, что Тёмина просьба — включить в музыкальное сопровождение бубен — прозвучала, как обещание дать в морду.