|
|
| Шестая серия. Ока. 11-18 августа
Сцена 1 Тепло попрощавшись с друзьями, выходим около 12 часов. Вода в Оке упала еще больше, погода чудесная, и настроение прекрасное. По словам местных жителей, примерно в трех километрах от впадения Жом-Болока по левому борту долины Оки где-то в глубине берега красивый водопад, который нам хочется посмотреть. Место опознаем по ручейку, вытекающему из узкого распадка между скалами; крошечная долинка ручья густо поросла кустами и травой. Чалимся.
Декорации К водопаду ведет натоптанная тропа, распадок тенистый, сумрачный, земля сырая. Метров через сто долинка ручья расширяется, образуя глубокую круглую котловинку, со всех сторон окруженную скалами высотой примерно 30 м. Вода падает узким серебряным клинком на камни у подножья скалы, выбивая фонтан сверкающих брызг, и собирается в спокойное темное озерцо. Над водопадом на скале — бурхан. Солнце стоит как раз над котловиной, его лучи свободно льются вниз и, отражаясь в мириадах брызг, образуют множество маленьких радуг, как бы скользящих по озеру.
Сцена 2
Зрелище совершенно фантастическое, нет никакой возможности устоять на берегу и не войти в озерцо. Миха бредет прямо под водопад и около него широко раскидывает руки, как будто хочет обнять всю эту красоту и нас вместе с ней. Я тоже захожу в воду и, замерев, любуюсь, как вокруг меня суетятся обрывки радуги, вспыхивая то слева, то справа. Лицо покрывается мелкой водяной пылью, и я с удовольствием думаю, что по моей физиономии тоже может пройтись радуга. Радуга — это к счастью. Я опускаю ладони в воду и терпеливо жду, когда над ними появится маленькое семицветное коромысло. Вот, получилось! Осторожно, чтобы не спугнуть это чудо, поднимаю ладони к поверхности воды. Кусок радуги лежит в моих руках как нечто материальное, я нагибаюсь и прикасаюсь к ней губами. Радуга дрожит, но не уходит, и я пью это маленькое чудо до дна…
Сцена 3
Как же хорошо жить на белом свете! Мы плывем вперед, к Орхо-Бому, иногда сбиваясь в стаю, — река широкая, позволяет. Течение сильное, вода уже почти прозрачная; иногда на перекатах просвечивает дно, и тогда видно, с какой скоростью несется поток, — камни под Сенькой так и мелькают. Мы идем примерно час, скоро пора останавливаться на перекус. И тут нас окликают с правого берега. Мы на ходу здороваемся с мужиком, окликнувшим нас, но продолжаем плыть. Ёжик говорит, это вчерашняя команда Бурея-кран, которая подходила к нам на стрелке, та самая команда на Тритонах в одинаковых драйтопах. Мужик с берега призывает нас разделить с его командой обед, да так радушно приглашает, мол, ребята, ну куда же вы, обед же стынет, а супа так много, что придется вылить, если вы не поможете. Удержаться нет никакой возможности, и мы с Ёжиком, надрываясь, выходим из струи и чалимся чуть ниже поляны; за нами чалятся остальные. Бурея-кран — это название предприятия в Амурской области, карту этой области можно детально разглядеть на желтых майках, в которые одеты члены этой большой команды. Их человек пятнадцать, в команде только одна женщина. Нас радушно приглашают за стол, на котором расставлены миски, кружки, огурчики и прочая обильная снедь, среди которой тут же теряется наш маленький контейнер с перекусом — салом, луком и хлебом. Ребята очень гостеприимны, радушны, со всех сторон сыплются шутки, и мы не чувствуем себя чужими в этой дружелюбной толпе. Под меня и моих принцесс подкладывают пенку, чтобы мы не валялись на голой земле, каждому из моих архаровцев вручают по полной миске потрясающего супа с настоящим мясом и наливают по рюмочке водки. Нам даже слегка неловко от такой заботы, но невероятно приятно, и мы с удовольствием пьем и едим с этими замечательным людьми. Суп — это даже не суп, а амброзия. Я уже и забыла, когда последний раз ела такую вкуснятину. Причем со сметаной, свежим хлебом и огурчиком, от запаха которого можно запросто сойти с ума. Команда моя оголтело работает ложками, и миски быстро пустеют. Мы с девчонками быстренько споласкиваем свои и возвращаем их хозяевам, от добавки отказываемся — наелись. Однако наши наглые мужики с удовольствием рубают по второй порции и совершенно не реагируют на наши укоризненные взгляды. Веселый разговор, как бильярдный шар, катается между сидящими за столом. Речь, естественно, заходит о походах, ребята рассказывают про Оку, на чем свет ругают своего благодушного завхоза, который, как выясняется, директор этого самого Бурея-крана, и подшучивают над своей единственной дамой, которая с улыбкой парирует их дружеские подколки. Выясняется, что за неделю до отъезда на Оку она вернулась из похода на Утулик, в который ходила с молодежью. Я с большим уважением смотрю на эту женщину, это маршрут с пешкой, а ей, по моим прикидкам, годков на десять-двенадцать больше, чем мне. А мне, простите, сорок два. Нда. Есть, над чем призадуматься. Мы просто не верим своим глазам, — мужикам наливают по третьей миске! Ёлки! Можно подумать, что мы их не кормим уже неделю! Девчонки мои, смеясь, костерят этих обжор и уверяют наших новых друзей, что мы их все-таки кормим, просто это очень трудное дело — накормить досыта этих троглодитов, и если мы сейчас же не уплывем дальше, они сожрут здесь все, до чего только смогут дотянуться. Мужики ржут и продолжают работать ложками. Надо сматываться. Сейчас они нажрутся, как удавы, разлягутся отдохнуть, а солнышко так и припекает, — мы же их потом от ковриков не отскребем! Объявляю пятиминутную готовность к отплытию. Мужики моментально хватают по куску хлеба с салом и запихивают в рот. Да что же это делается! Фотографируемся все вместе на память, сердечно благодарим хозяев за теплый прием и идем к катамаранам. Женя еле переставляет ноги, Миха кряхтит, Тёма придерживает живот руками. «Ну фсё, мерзавцы, быть вам сегодня без ужина!» «А чегой-то без ужина? Без ужина никак нельзя». Господи, мы их никогда не накормим!
Сцена 4 Примерно через час после обеда с командой Бурея-кран видим, как река круто сворачивает влево и входит в глубокое ущелье. Это Орхо-Бом. Немедленно велю всем надеть шлемы и вообще прийти в себя. Девчонки продолжают добродушно ругать мужиков, мужики вяло отбиваются, сыто поблескивая лоснящимися мордами. Практически на входе в ущелье Ёжик замечает рыбное место и симпатичную полянку над ним. Чалимся, чтобы дать возможность этому обжоре поймать рыбу. Пока Женька бегает по берегу со спиннингом, мы впятером валяемся на траве, греемся на солнышке и ведем неспешную беседу на очень увлекательную тему. Разговор заводит Тёма. «Нет, дамы, ничего вы в косметике не понимаете. Вот, например, вы знаете, что лак на ногтях ваших нежных ручек должен отличаться по цвету от лака на ногтях ваших нежных ножек?» Хм. «Лак на пальчиках рук должен быть светлее, между прочим. Я люблю, когда лак нежно-розовый. И вообще люблю все пастельных тонов, бежевое люблю». Хм. А я люблю все ядовитых оттенков. «Вот, скажем, белье. Оно должно быть атласное, бледно-розовое, можно бледно-салатовое, с кружевной отделкой цвета беж». Глупости какие. Чего это оно должно быть салатовое? Красное. Красное — это шикарно. Приеду домой и сразу надену красное: оно ядовитое такое, как изнанка моего спальника. «А еще я люблю, когда нижняя часть комплекта светлее, чем верхняя. И тоже все атласное, с кружавчиками». «Тёма, и чтоб застежка на верхней части обязательно была сзади! А то знаешь, как бывает? Спереди она бывает, а ты, как дурак, сзади ищешь-ищешь, пока холодным потом не покроешься!» Гы-ы-ы, козлы какие. «Во, Мих, правильно. А она же, зараза, молчит, не подсказывает, а ты, как козел распоследний…» Вот-вот. «Слушай, Тём, а знаешь, какая самая большая подстава?» «Какая?» «Боди». «Да, Мих. Это вообще…» «Ты руками-то — того, а там — хрен его знает, что такое, и что с этим делать — не понятно, и вообще…» «Бабоньки, вы хоть предупреждайте, а то ить со страху и забудешь, зачем полез». «Во-во! Вам же хуже!» Мы с девчонками угораем. Хорошая вещь, между прочим, — боди. Красное. Тут возвращается Женя и объявляет, что рыбы нет. Мужикам уже не до рыбы. «Жень, а ты знаешь, какая самая большая подстава?» «Не, Мих, не знаю». «Боди». Ёжик меняется в лице и пристально смотрит на Миху: «Боди?» «Ну да, боди. Ты, как дурак, руки-то суешь, а как это стягивать — не понятно». Мы хохочем в голос, глядя на Женькину морду. Морда вытягивается. «Какие руки? Вы чего, супа объелись?»
Сцена 5
В Орхо-Боме несколько сумрачно. Русло сужается, горы близко подступают к воде, но, как правило, один берег более пологий, места для стоянок должны быть. Течение по-прежнему сильное, но струя не ярко выражена и легко теряется в здоровенных «поганках». Замучили нас эти «поганки». Кристина въехала в одно такое место, и мы с недоумением наблюдали, как экипаж прилагает усилия, чтобы выгрести оттуда, а кат — ни с места. Насилу выдрались. Стараемся держаться середины реки, «поганки» повсюду. В принципе, нам уже пора вставать. На левом берегу впереди сквозь деревья столб дыма, чья-то стоянка. Выбираем местечко на правом берегу — с пологим песчаным пляжиком, по которому тут и там раскиданы камни; в метре над пляжем полочка с небольшой полянкой, — как раз на три палатки и костер. Место не обжитое, мы здесь первые. Миха радуется: «Люблю создавать стоянки! А самое приятное, что в лесу нет белых бумажек». Разбиваем лагерь. За нашей палаткой — настоящий залом из плавника, проблем с дровами не будет. Пока возимся по хозяйству, я бегаю в гидре. В какой-то момент подхожу к палатке, Женя стоит в глубокой задумчивости. Потом окидывает меня взглядом с головы до ног, задерживается на верхней неопреновой куртке, внимательно ее рассматривает и, тыча в куртку пальцем, наконец озвучивает мысль, застрявшую у него в башке: «О! Боди!».
Сцена 6
Чем мы прогневили местных богов, осталось неизвестным, но утро нас встретило довольно сильным дождем. Глядя на сплошную облачность, повисшую над Орхо-Бомом, предлагаю ребятам подождать до полудня, вдруг дождь перестанет. Уползаем обратно в палатки. В двенадцать часов дождь все еще идет, но собираться и плыть походным порядком нет никакого желания. Решено подождать до двух часов. В два часа дождь продолжается. Принимаю решение остаться на этой стоянке до утра — от добра добра не ищут. Место не плохое, уже обжили, дров полно, а время у нас есть. Помимо еще одной плановой дневки, мы сэкономили целый день при объезде участка завалов на Жом-Болоке. Остаемся. Толчемся под тентом и ржем над Тёмой, который исполняет какой-то туземный танец, сопровождая его непонятными словами, — Тёма заклинает дождь. Миха не выдерживает и идет бриться. Возвращается с гладкими щеками, мы уже и забыли, как это бывает, когда мужик бритый. Миха говорит, что если его бритье не поможет остановить дождь, побреем Тёму. Тёма чешет подбородок, густо заросший черной щетиной. Это даже уже не щетина, а мягкая шерстка. Мы поочередно щупаем Тёмины щеки, Тёма урчит, как кот, большой толстый кот. Делать совершенно нечего. Ёжик решает идти ловить рыбу, мы с Юлькой, облачившись в плащи, идем искать грибы, Анька остается в лагере, а Тёма с Михой идут на прогулку. Дождь довольно сильный. Грибов в лесу мало, примерно минут через сорок решаем прекратить поиски и вернуться в лагерь. Наша полочка заканчивается, пробиваемся сквозь плавник, выходим на берег и застаем мужиков на месте преступления: на противоположном берегу, откуда поднимался столб дыма, у кромки воды стоят две девушки и, надсаживая глотки, кричат Тёме и Михе, которые прыгают по берегу и машут руками. Так-так. Те самые девушки, перед которыми наши петушки мерялись петцелами. Мы с Юлькой выходим на берег и демонстративно берем мужиков под руки. Девушки моментально исчезают. В лагере Женька сушит на костре насквозь промокшую штормовку и докладывает, что рыбы нет. В общем-то, подмокли все, кроме Тёмы, одетого в новенький костюм, который он называет боликами. Пока варятся грибочки, обсуждаем всевозможную снарягу. Заметно холодает. Аня с Михой вспоминают своих друзей, которые сейчас тоже где-то на Оке; группа не очень опытная, где они сейчас и каково им в такую погоду?.. Всей радости в этот день были только спирт и маринованные грибы. Грустно. Очень хочется, чтобы дождь перестал.
Рекламная пауза. Оставайтесь с нами!
Тёма разглагольствует о ножах и прочем боевом оружии, сидя на пенечке и лелея в руках кружку с только что вскипевшим чаем. Ёжик ему оппонирует; в какой-то момент Тёма, дабы подкрепить свои аргументы красноречивым жестом, взмахивает рукой с кружкой. Чай широкой струей выплескивается на Тёму, прямехонько в пах. Тёмино лицо мгновенно меняется, в глазах застывает УЖАС, миг, другой, потом по лицу медленно расползается улыбка, а глаза наполняются тихим блаженством: «Болики не промокают!..»
Декорации
Хмурое утро, над горами сплошной обложняк, ни намека на просвет. Дождь. Вода поднялась, но не сильно. Все сырое и противное.
Сцена 7 Ёжик расстроен — за ночь под нашу старенькую палатку натекла вода, и она промокла. Подмокли коврики, но в принципе, не бедствие, выживем. Однако если эта небесная пакость не прекратится в ближайшее время, туго нам придется. Стою на берегу, в задумчивости почесывая репу. Надо идти. Делать здесь совершенно нечего, первое. Второе, у нас остался только один запасной день, ну полтора. Третье, вода поднимается, и хрен его знает, до какого уровня она поднимется, если дождь не перестанет. Мы в самом начале Орхо-Бома, впереди все пороги, а их какое-то неисчислимое количество. От мысли, что сейчас придется паковать мокрое шмотье и идти под дождем, внутри все переворачивается. Ладно, чай, не сахарные, да и не впервой. Народ с энтузиазмом пакуется и демонстративно плюет в сторону погоды. Тёма распевает какие-то воинственные гимны, Миха весело носится по берегу с тюками и покрикивает на Аньку. Девчонки слегка притихшие, точнее, деловиты и не столь безрассудно радостны. Достаю лоцию и кручу ее в руках. Начиталась я этой лоции по самое не могу, пока Жом-Болок проходили! Да и не такая уж она сложная, эта Ока, судя по описаниям и рассказам. Ладно, посмотрим. Окинский. Там где-то камень, о котором меня предупреждали. Остальное будем смотреть на месте, а идти придется по карте. «Ирка, докедова ноне чешем?» С Михиного капюшона стекают струйки воды, физиономия румяная, глаза смеются. Ох, ребята у меня хороши! «Примерно до середины Орхо-Бома. По-хорошему, сегодня надо идти, пока идется. Бог его знает, закончится ли эта мокрая пакость с неба, а ну как зарядит на неделю? А водичка все выше и выше. Надо идти под завязочку». Подбегает Анютка, в глазах вопрос. Понимаю без слов: «Разводи. И закусочки в контейнер положить надо, сальца с лучком. И конфеток раздать поэкипажно. Энергии нам сегодня потребуется много, холодно». «Ну что, други? По коням?» Команда моя готова к отплытию, морды решительные, впереди пороги. «Про дистанцию напоминать надо, паразиты?» Дружное ржание. «Час идем, пятнадцать минут перекур. С Богом!»
Сцена 8 Как же сильно влияет погода на наше дело! Глядя вперед на хмурое ущелье и низкое серое небо, представляю, какая красота тут при солнышке. Течение немного усилилось, «поганок» стало меньше, струя набирает силу, и вот, вдалеке вижу первый порог. Пологое понижение русла на левом повороте, впрочем, не крутом; поток мощно уходит под скалу, — явный прижим, за ним, соответственно, валы. Подплываем ближе, — валы, похоже, высокие. Ну, с Богом. Пороги следуют один за другим с довольно приличными промежутками, — вполне успеваем отдышаться и приготовиться к следующему. Мощность воды нарастает, валы становятся все выше и выше и приобретают вид водяных гор: жуткой высоты, конусообразные, иногда макушка вала пенно заворачивается навстречу. Это самое неприятное: Сенька въезжает на такую гору, до самой макушки не дотягивает, пробивает ее, но этим пенным заворотом нас накрывает с головой. Ледяная вода попадает за воротник гидры, просачивается на грудь и спину, волосы под шлемом давно уже мокрые; иногда струйки из-под шлема стекают на глаза. Дождь, и очень холодно. Ёжик работает веслом, стиснув зубы; мы почти не разговариваем, только обмениваемся короткими фразами, намечая линию движения. Все пороги легко читаются с воды, из сложностей — только прижимы и высоченные валы. Да и прижимы-то, прости, Господи… Сверху, над порогом, выглядит все довольно серьезно, понимаешь, что от прижима надо держаться подальше, иначе вполне может размазать по скале. На самом деле практически у всех скал мощные отбойники, маловероятно, что прижмет, если только расстараться и влететь на всем скаку. Но валы впечатляют. Сенька иногда сходу влетает на верхушку вала, тут же приходится вцепляться в нее веслом, потому что на самом острие норовит раскрутить и спустить с горы лагом. Стараемся держать Сеньку ровнее, уж больно глубоки ямы за валами, просто провалы. И так на каждом пороге. В хорошую погоду и нормальную воду эти пороги, вероятно, имеют статус шивер; понижение пологое, все читаемо, слалома никакого — широкие повороты, плавная линия движения. В очередном таком пороге, довольно широком, замечаю высокий торчащий камень, и тут же в голову приходит мысль, что надо бы зачалиться и посмотреть, где там Окинский. Да и по времени пора, идем больше часа. Впереди справа — очередной порог, вот пройдем и встанем. Порог оказывается самым серьезным из тех, что мы прошли: узкий — по меркам Оки — проход, сильный прижим и слабый отбойник, а валы просто кошмарные, думаю, метра три высотой, особенно последний — сбойка с отбойником. Всю цепочку валов проходим, либо балансируя на макушке, либо получая гребнем вала по шлемам. Мама дорогая!.. Страшновато. А вода, похоже, прибывает, и быстро. За порогом слева замечаю широкую поляну, на ней стоит какая-то группа, но явно собирается уходить, — суда у берега загружены. Чалимся на краю поляны. Ноги замерзли так, что пальцев я не чувствую.
Сцена 9 В центре поляны — «таверна "Хариус"», на краю у воды — полиэтиленовая туристическая банька, а группа оказалась из Перми. Ребята подходят к нам, здороваемся. Спрашиваю, далеко ли Окинский? Получаю ответ — да вы только что его прошли, вон тот, с торчащим камнем, а вот этот, с валами, Бурятский. Ё! Мы в своем репертуаре — сначала проходим, а потом определяемся, что именно прошли. Но, батюшки вы мои, Окинский-то пишут — четверка! Самый сложный порог в Орхо-Боме! Убейте меня, я бы ни за что не отличила его от какого-нибудь… какие там были-то? Короче, не отличила бы, да собственно, я и не отличила. Какой там камень, чего там камень, порог широкий, как Ленинский проспект, любой камень за версту объехать можно. Окинский! Ну, ё моё. Может, конечно, мы такие крутые, что уже порог нам не порог, да после Катапульты лагом… Смеемся с ребятами, сгибая замерзшие пальцы в характерную фигуру, означающую невероятную крутизну. Ёжик демонстрирует вертикальную, горизонтальную и хаотичную «распальцовку». От смеха становится даже немножко теплее. Приглашаем пермяков принять с нами по рюмочке, они рады — у них водка закончилась. В процессе беседы выясняем, что ребята идут с Жом-Болока, это та самая группа, которую буряты обвозили за час до нашего прибытия к Обтойской шивере; они же купили мясо, которого нам в результате не досталось. Земляки! Однако ребятам на Жом-Болоке крупно не повезло: в верховья они не забросились, — водитель не довез, высадил раньше. В результате Катапульту группа не шла. Мы стонем… Принимаем еще по рюмочке, Анютке даже лишнюю выдаем, — смотреть на нее страшно, она вся синяя и непрерывно клацает зубами, выбивая мелкую дробь. Подбородок у Михи тоже подрагивает. Мы с Юлькой в полных толстых гидрах чувствуем себя лучше, хотя все равно подмерзли. Ребята из Перми доводят до нашего сведения, что вчера на этом месте они наловили ведро хариуса. У Ёжика глаза поднимаются выше бровей, а мы с Юлькой только что не рыдаем, дергая Ёжика за рукава. Хариус, хариус, хотим хариуса! Пермяки говорят — сейчас будет, и убегают доставать упакованную рыбу, а мы пока разбредаемся по поляне и любуемся туристическими поделками. Ох, интересно! Чего тут только нет! Больше всего впечатляют предметы, которые сюда явно привезены, например, старинный телефон. И не лень же народу катать такие штуки! Всевозможные поделки, дощечки с надписями, кукла, набитая травой. Над этой куклой в задумчивости стоит Миха. «Вот, блин, зря колготки выкинул! Тоже можно было бы сделать такую куклу». Ребята притаскивают трех больших рыбин, тут же рубят на части на деревянном столе, и мы набрасываемся на угощение. Ой, спасибо, братцы! Юлька урчит, глаза светятся, — ну точь-в-точь голодная кошка! Ребята прощаются с нами и уходят, а мы пристаем к Ёжику с просьбами попробовать поймать рыбу. Ёжик соглашается, но предупреждает, что, пока он будет бегать со спиннингом по берегу, мы окончательно замерзнем. Предлагаю набиться в баньку, пока он ловом занимается, — надышим там, тепло будет, и от дождя укроемся.
Сцена 10 В баньке — печурка из камней, сложенных горкой, вдоль стенок — бревнышки; хорошая банька. Забираюсь внутрь и застаю такую картину. На бревнышке рядком сидят Миха с Анькой, Миха держит в руках листок бумаги; морды у обоих странные, сразу и не поймешь, что происходит. У Анютки в одном глазу легкая пришибленность, в другом — бурная радость. Миха отрывает взгляд от бумаги, поднимает на меня глаза, — та же картина. Я уже тревожусь. «Что случилось-то?» А случилось вот что. Забирается Миха в баньку, видит — на горке камней бумага лежит; сразу понятно, что это письмо. Чужие письма читать как-то неловко, но любопытство побеждает, Миха разворачивает бумажку и читает: «Трифонов…» Вот, думает Миха, однофамильцу письмо оставили. «…Трифонов и Анюта…» И тут до Михи доходит, что письмо написано именно для них с Анюткой. Лежит себе в баньке письмо от друзей и ждет адресата. Ну, просто с ума сойти! Теперь понятно, чего это у них рожи повытягивались! Послание гласит, что их друзья стояли тут на дневке и ушли за сутки до нашего прибытия, что у них все хорошо, чего они желают и Ане с Михой, а также оставляют подарки — наколотые дрова под столом, а в баньке — «Горькую» настойку. Дойдя до этого места, мы пошарили за бревном и бутылку нашли. Точнее, полбутылки. Вот это да! Дров под столом, конечно, уже не было, пермяки, скорее всего, спалили, да и можно ли винить их за это? Лежат себе готовые дрова, частенько такое бывает на стоянках, да и дождь вторые сутки. А вот то, что никто не вылакал «Горькую»!.. На это, конечно, нужно мужество иметь, причем немалое в условиях такой погоды и отсутствия водки. Даже если нам оставили полную бутылку, а кто-то отпил половину, — не жалко, главное, посылка дошла. Миха с Анькой немного очухались и засияли, как медные тазы. Вот так друзья! Как приятно-то! Мне-то было приятно — ну просто невозможно, аж сердце зашлось, что уж говорить про них. Приползает Юлька, ей тут же зачитывают письмо, Юлька — в отпаде, потом Тёма, история повторяется; последним приходит Ёжик с известием, что рыбы нет. Да и хрен бы с ним, с хариусом, тут у нас вот чего. Естественно, «Горькую» тут же распиваем за здоровье друзей, которые идут впереди нас. Пусть им будет тепло и сытно, и пусть минуют их все неприятности! Уже в Москве выяснилось, что было оставлено полбутылки, так что посылка дошла целиком.
Сцена 11 Дождь не утихает, пороги с жуткими валами продолжаются, а вот силенки потихонечку подходят к концу. Чалимся через каждый час и принимаем по рюмочке. Анютку, исполняющую обязанности бармена, временно приходится отстранить, — рука дающего не оскудевает, но трясется от холода с такой силой, что часть драгоценной жидкости льется на землю. У меня просто сердце кровью обливается на нее смотреть, девка у меня синяя; правда, присутствия духа не теряет и продолжает сверкать белозубой улыбкой. Остальные чуть получше, но тоже — так себе. Холодно, этот холод просто выматывает, да и скакать по валам, подобно сайгакам, — удовольствие среднее. Часов в пять надо заканчивать сплав. Судя по карте, мы приблизительно в середине ущелья. Еще час выдержим. Через час на левом берегу видим костер, — это пермяки уже встали. Чалимся, галопом бежим к костру, сбиваемся около него в стаю и дружно трясемся. Анютка дрожит уже в голос. Пермяки успели вскипятить чаю, наливают нам по кружке и даже угощают нарезанной колбасой. Господи, есть же ты на этом свете, не оставляешь нас своими заботами, — вот, друзей нам дал с горячим чаем и костром! Общаться сил никаких нет, да и пермяки не стремятся, они даже еще не переоделись, устали. Как же не хочется уходить отсюда, Боже ж ты мой! Усилием воли подавляю желание дать команду вставать рядом с ребятами, полянка небольшая, но приткнуться было бы можно. Надо идти. Надо. Мы же не нахлебники какие, ребята устали также, как и мы, не до общения, только поесть и спать. Да и сами мы все можем, авось не развалимся, спасибо ребятам и на том, что поделились с нами теплом. Надо идти. С трудом отрываю глаза от огня, просто через силу, с ужасом понимая, что в шаге от костра — холод и дождь: «Ребята, уходим». Пять пар глаз глядят на меня с таким выражением, что впору разреветься. Я только что все это сказала самой себе. «Уходим». Возвращаю кружку пермякам, от всего сердца благодарю их и решительно иду к Сеньке. По дороге слышу тихое бурчание за спиной. Ребята у меня классные все-таки, ну пусть немножко побурчат, ни вопить не стали, ни ругаться, ни критику наводить при посторонних. Господи, спасибо тебе за ребят!.. Как только отходим от берега, говорю, что ищем стоянку. Морды расцветают, — думали, придется идти еще час. Стоянку находим минут через десять; небольшой песчаный пляж, высокая ступенька, забитая плавником, небольшая полянка, на ней — деревянный каркас со столиком и скамейками, — рыбацкая стоянка. У нас с девчонками еще хватает сил помочь разгрузить каты и натянуть тент на каркас; на большее нас не хватает, мы стоим под тентом тесной группой, трясемся и ждем, когда наши героические мужики разведут костер. Вот, наконец, запылало; мужики натягивают под тентом веревки для мокрого шмотья, — можно переодеться. У меня сил нет даже добрести до собственного рюкзака, зато у меня есть Ёжик, который притаскивает мне рюкзак и озабоченно смотрит в глаза: «Как ты?». Очень хочется нажаловаться ему на погоду, на то, что холодно, мокро и хочется кушать, расхныкаться, уткнуться холодным носом в его теплую щеку, и пусть делает, что хочет… «Выживу, Жень, устала только…» И все-таки позволяю себе ткнуться носом в Женькину щеку. Щека мокрая и холодная…
Сцена 12 Просыпаюсь и первым делом прислушиваюсь: Шелеста дождя по тенту палатки не слышно. Это, наверно, такая разновидность слуховых галлюцинаций. Еще не успеваю выползти из палатки, как слышу восторженный Юлькин голос: «Ребята! Дырка, дырка!!!». О, я знаю, что это такое! Юлька видит кусочек голубого неба, значит, дождя нет. Пулей вылетаю наружу, — дырка, ура! Мы стоим, сбившись в кучу, и смотрим на небо, — сквозь серую облачность просвечивает маленький голубой кусочек, на который медленно, но верно наползает темное облако, почти черное…
Декорации
Накануне вечером, отправляясь спать, притащили катамараны под самую полочку и привязали крепко-накрепко к деревьям; мужики еще по очереди бегали их проверять. Сейчас все три судна плавно покачиваются на легкой волне; вода не дошла до края полочки сантиметров тридцать. Другими словами, за ночь вода поднялась примерно на два метра. Поток несется с такой скоростью, что долго на воду смотреть невозможно, — что-то происходит со зрением, предметы раздваиваются. Река цвета кофе с молоком и даже какая-то выпуклая… На противоположном берегу — суровый пейзаж: сплошной горный массив, дикий, черно-коричневый, над этим доминирует конусообразная гора со странной макушкой — пять остроконечных пиков разной длины, как будто кто-то отрывал острие у пирамиды, и оно неровно обломилось. Замысловатая макушка покрыта снегом…
Сцена 13 После завтрака начинаем потихонечку собираться. Стаскиваю с веревки гидру и с ужасом думаю, что вот сейчас, через минуту-другую, придется сначала снять теплые штаны, потом колготки, а потом, содрогаясь, напялить ледяной полукомбез, сначала на ноги; потом придется снять куртку, поларку, тельник… Держу эту холодную гадость на коленях и собираюсь с духом. Напротив на скамеечке — мои принцессы, они уже в процессе; лица сосредоточены, серьезны и решительны. Я смотрю на них и жалко мне их до ужаса. Девчонки такие симпатичные, стройные, ладненькие, как куколки, и не эту бы мерзкую гидру им носить, а ходить в шелках и бархатах и в туфельках на высоких каблучках… где-нибудь по теплому Рио-де-Жанейро… под кружевными зонтиками. А они, бедняжки, натянут сейчас все это, мокрое и холодное, подхватят по рюкзаку и потащат к воде. А впереди — еще один хмурый день, ледяная вода и трехметровые валы. И стало так жалко девчонок, что захотелось сказать им что-нибудь хорошее, приободрить, поддержать. Я открываю рот и выдаю: «Девки! Ну ладно, вы-то дуры молодые, бестолковые, приперлись хрен знает куда задницы морозить, мозгов у вас нет. Но мне-то на кой ляд это надо?»
Рекламная пауза. Оставайтесь с нами! Миха, склонив голову, копается в рюкзаке, мы с Юлькой с интересом за ним наблюдаем. Михина голова наклонена таким образом, что под подбородком образовались складки. Шепчу Юльке на ушко: «Ой, у Михи восемнадцать подбородков за поход наросло!», мы с ней тихонько смеемся. Миха, не слышав ни слова, поднимает на нас глаза, внимательно смотрит, потом на секунду отворачивается, снова обращается к нам и говорит так, что сердца у нас на пять минут останавливаются: «Какие же вы красивые!..»
Сцена 14 День проходит практически точно так же, как предыдущий, с одной существенной разницей — нет дождя, хотя по-прежнему холодно; Юлькин термометр показывает 9 градусов. Пороги продолжаются, стояночных мест явно поубавилось, точнее, подступы к берегам залиты; горы приблизились к воде, временами в массиве гор можно увидеть снежники. Мы в самом сердце Орхо-Бома. Водищи — лом, и она несется со страшной скоростью. Отплыв от берега, мы с Ёжиком внезапно слышим какой-то странный звук, исходящий как бы из-под Сеньки. «Ой, что это?» Такое впечатление, что к Сеньке привязали консервную банку, она волочится по дну реки и гремит. Потом догадываемся, — это катаются камни по дну, их тащит сильнейшим течением. Иногда мимо проплывают смытые деревья, в основном старый плавник, но попадаются и свежие; их зеленые кроны видно издалека, — они похожи на маленькие острова, словно оазисы зелени на фоне серо-коричневых струй. Пороги имеют все тот же вид: пологое понижение, прижим, валы. Очень не хочется лезть в валы, просто жутко не хочется, поэтому стараемся обходить, благо ширина реки позволяет. Другое дело, что маневр приходится начинать заранее, — поток такой силы, что едва справляемся с течением, а едем, как на экспрессе. Весь день пересекаем реку слева направо и наоборот, силы, в основном, уходят на борьбу с потоком. Мы с Ёжиком умудряемся найти бочку. Посередине реки торчит высокий камень, наверно еще вчера это был скалистый островок, сегодня все залито, кроме самого высокого камня. Мы поздно начинаем маневр, намереваясь уйти влево. Несмотря на нашу сверхгероическую греблю, нас как несло на остров, так и продолжает нести, покуда Ёжик не рявкает, что надо уходить вправо. Вот тут-то и обнаруживается ступенька, а под ней бочка, в которой мы с удовольствием купаемся. Все-таки разнообразие.
Сцена 15
Судя по карте и описанию, из Орхо-Бома мы вышли, но горы все еще тянутся вдоль реки. Похоже, паводок достиг своего пика, и вода больше не прибывает. Народ на реке есть. Время от времени мимо проплывают группы на катах всевозможных конструкций; здороваемся, машем руками. Пермяки нас обогнали и ушли вперед. Дело к вечеру; на сегодня достаточно, нужно искать стоянку. Проплываем мимо какой-то группы, похоже, они заняты тем же. Плывем с Ёжиком вперед, и вдруг сзади кричит Тёма: «Ириш! Это тебя!» Чего — меня? Разворачиваемся: к борту Крыса прилепился чужой кат. «Мать, это к тебе! Не прикидывайся деревом, тебя узнали!» Ёлки. Ребята подплывают ближе. «Привет, Ирин. Мы с вами в Карпатах встречались». Нифига не узнаю, поворачиваюсь к Ёжику, — в глазах полное недоумение. «Я Паша из группы Миши Коёкина». Моментально вспоминаю нашу встречу в Карпатах, — тридцать три богатыря, мокрые, счастливые, мы так рады были их видеть. Вот это да! Проехали четыре тысячи километров и встретились посередь реки! То обгоняя, то отставая друг от друга, обе группы ищут стоянку, как-то их мало, уловов нет и не предвидится. Под берегом струя, как на Кавказе. В конце концов выбираем левый бережок с узкой, но длинной полочкой. Пашина команда чалится у той же полочки, чуть впереди нас. Прибиваемся с Ёжиком к поваленному дереву; он, как обезьян, ползет по бревну, добирается до берега и велит бросать морковку. Бросаю. Ёжик пытается провести Сеньку на веревочке за дерево в малюсенькую бухточку, чтобы было удобнее разгружаться. Как только Сенька отлепляется от поваленного бревна, его тут же начинает рвать потоком. Я в ужасе вцепляюсь в катамаран и благим матом ору: «ЖЕНЯ! ЖЕНЯ!!!». От одной мысли, что меня сейчас оторвет и понесет дальше, волосы под шлемом встают дыбом, — я же не зачалюсь одна на такой струе! МАМА!!! Женька моментально садится на землю и мертво держит веревку, лицо бледное. Господи, только бы не оборвалась! Миха кидается на помощь, вдвоем они потихонечку подводят Сеньку к берегу. Как же я испугалась! Так бы и плыла до Верхнеокинского в гордом одиночестве…
Сцена 16 Вечером, уже в темноте, идем в гости к друзьям. Оказывается, в этой команде еще двое наших знакомых: Гриша (vdirokol) и Ирина, мы познакомились на слете нашего виртуального клуба. Пьем чай, болтаем, тепло вспоминаем общих знакомых. Молодой парнишка из Пашиной команды принципиально ходит босиком, — герой. А один экипаж двойки сегодня кильнулся — влетели в прижим. Тёма, в обмен на рассказ о героическом киле, живописует наше прохождение Катапульты. Убью.
Сцена 17 Дневка. Утро хмурое, но облачность явно стала выше. Тёма говорит: «Достал этот паводок и дурная погода. На нервы действует. Юлька всю ночь металась и просила странного». Потом недоверчиво глядя в небо, идет бриться. Возвращается другим человеком, совершенно не похожим на нашего Тёму. Чмокаю его в щеку, — на вкус вроде наш. Во время завтрака прибегает Паша и протягивает нам серебряную цепочку; оказывается, вещица Тёмина, она оборвалась, и он потерял ее на стоянке ребят. Вместе с крестиком. Несмотря на то, что цепочку нашли, физиономия у Тёмы хмурая. Ох, как же неприятно терять крестики! Паша говорит, что сейчас еще поищет, уходит и возвращается через десять минут, на ладони — маленький крестик. Есть! Тёмина морда просто расцветает. Идем с принцессами за грибами. Странный тут лес, земля неровная, то выше, то ниже, камни, поросшие мхом. Деревья — лиственницы в основном, встречаются молодые кедры; иголочки у них длинные, мягкие. Мечтаю увидеть бурундучка, все уже видели, кроме меня; следы их пребывания то и дело попадаются под ноги, — объеденные кедровые шишки. Анютка находит целую и кладет в карман, про запас. Наш командный бурундучок. Сначала грибов нам как-то не попадается, мы с Анюткой ворчим и жалуемся друг другу, Юлька помалкивает. Потом находим одну полянку с маслятами, другую, Аньке попадается даже белый, — большой, красивый и совершенно не червивый. Набив ведро — подарок Вики, такая коробка из тезы с ручками, страшно удобная штука, — и все имеющиеся пакеты, возвращаемся в лагерь. По дороге Юлька говорит, что лес не сразу отдает свои богатства, к нему нужен подход и трепетное отношение. После чего натурально кланяется в землю и говорит: «Спасибо тебе, лес». Наверно, Юлька знает главные «лесные» слова. Я на всякий случай тоже мысленно говорю: «Спасибо тебе, лес», и через два метра нахожу три роскошных подберезовика с бархатными темными шляпками. Чудеса. Погода разгуливается, солнышко, легкий ветерок. Тёма подходит к каждому из нас и принимает гордую позу, типа он расстарался и сделал нам погоду. Красотки мои на радостях затевают головомойку, и через полчаса предстают перед нами во всем блеске, — хоть сейчас под венец. Грибов так много, что хватит замариновать и сварить суп. Суп получается обалденный, я такого не ела ни разу за всю походную жизнь, густой, наваристый, с настоящей картошкой. По странному стечению обстоятельств, к этому супу все приложили лапы: кто грибы собирал-чистил, кто лучок поджарил, кто морковки порезал; даже Тёма помог — снайперски попал шишкой в кан. Извлечь не удалось.
Декорации
Снова хмурое утро, точнее — переменная облачность, близкая к дождю. Вода упала со страшной силой, обнажился огромный мокрый пляж, — катамараны придется тащить метров шесть до воды. Не может быть, что именно у этого берега Сеньку рвало струей, и я визжала от ужаса!
Сцена 18 До конца пути примерно 70 километров. Пашина группа уходит рано утром, завтра им надо быть в Верхнеокинском и уже сниматься с реки. У нас время есть, плывем неспешно. Точнее, сплавляемся — в самом прямом смысле этого слова, то есть вообще не гребем. Крыс и Кристина сбились в стаю, связали каты, обозвали эту конструкцию Ахандрой в честь нашей реки (Ока по-бурятски Аха) и наслаждаются жизнью.
Сцена 19 Утро по-прежнему хмурое, но нам уже все равно, хмурое оно, не хмурое, теперь главное — не проскочить Вернеокинский, который близко к реке не подходит. Последний подарок лоции: «Ориентиром поселка является единственный красноватый скальный выступ правого берега — "Толстый мыс", с чем-либо перепутать его невозможно». Глядя на длинную невысокую гору, тянущуюся вдоль реки, густо поросшую лесом, сквозь который в паре мест едва просвечивает коричневый камень, мы с Ёжиком спорим, скальный это выступ или не скальный, и выступ ли это вообще. Может, перепутать и нельзя, а вот проскочить мимо, ожидая красной скалы на мысу, запросто можно. Если бы не команда Паши, пакующаяся на берегу, мы бы преспокойно поплыли дальше. Убила бы я всех этих лоцманов. Наш путь окончен. Осталось только разобрать суда, подсушиться, упаковаться и уехать. На какой-нибудь хромой козе, которую надо еще умудриться добыть. Наскоро перекусываем и топаем в поселок, оставив в лагере Миху и Аню.
Сцена 20 В поселке первым делом несемся к ларьку: пиво, пиво, пиво! Я уже забыла, что это такое, и какое оно вкусное, особенно из холодной банки, с соленым арахисом и сигареточкой. Юлька урчит, глаза светятся, — точь-в-точь голодная кошка, почуявшая валерьянку. Мужики скромно покупают по шоколадке и застенчиво их грызут, как две приличные школьницы. Стесняются употреблять пиво на глазах местных девушек, но при ходьбе гремят сумками, набитыми пивными банками. Загадочные институтки. В этом большом поселке всего две машины, которые могут забрать нас от реки и закинуть на станцию Зима. Стучимся в первый дом, мужики заходят, мы сидим с Юлькой во дворе на лавочке и чинно глушим пиво. Не везет. Дяденька с машиной сейчас повез народ собирать ягоды, вернется либо поздно вечером, либо рано утром. Идем ко второму дому, история повторяется. Мужики выходят и докладывают обстановку. Решаем, что придем сюда завтра утром. Вдруг Ёжик, как-то вмиг просветлев лицом, говорит, что во дворе дома — медвежонок, настоящий. Нам с Юлькой ужасно хочется посмотреть медвежонка, и мы, постучавшись, заходим во двор. Навстречу — симпатичная девушка лет двадцати, за ее спиной, в глубине двора — вольерчик, огороженный рабицей. Мы просим разрешения посмотреть медвежонка, девушка говорит — да отчего же нет, смотрите, только он совсем дикий. Слово «дикий» мало что нам говорит и совершенно не настораживает. Ну конечно дикий! А какой он еще может быть? Люди же не цыгане и не циркачи. Медвежонку около полугода. Его нашли совсем маленьким во время лесного пожара, мамка, вероятно, погибла. Медвежонок подходит к сетке вплотную, ворчит что-то на своем языке, а нам с Юлькой ужасно жалко сиротку, и мы все приговариваем, мол, ой, какой хорошенький, какой плюшевый. В какой-то момент мишка прислоняется лбом к рабице. Ну, думаю, успею погладить по носу, и просовываю палец сквозь сетку. Мгновенно — клац! Палец глубоко прокушен с двух сторон. Больно ведь, гаденыш ты эдакий! Терплю, сама виновата, предупреждали же — дикий. Девушка рассказывает, что мишка живет у них уже три месяца, но так ручным и не становится, всех задирает, играть с собой не позволяет и норовит укусить даже руку, дающую пищу. Теперь до меня доходит, что значит «дикий». Собака, она предупреждает, что не желает общаться, зубы скалит, рычит, а этот сразу — цап! Вот ведь зверь какой. Девушка говорит, что ее отец пытается сейчас пристроить мишку в какой-нибудь питомник, в лесу жить он уже не сможет, так и будет болтаться около деревни, когда вырастет. Я живо представляю себе здоровенного медведя, пришедшего в гости к бывшим хозяевам. Мда. Палец такому не сунешь. Благодарим девушку и выходим со двора. Мужики встречают нас с улыбкой, и я гордо предъявляю укушенный палец, из которого сочится кровь, и подробно рассказываю, как я удостоилась чести быть укушенной диким зверем. Ёжик как-то странно смотрит на меня и говорит: «А ты знаешь, я даже не сильно удивлен».
Сцена 21 «Хромая коза», которая впоследствии вывезла нас на станцию Зима, сама проезжала мимо стоянки, — везла народ со сбора ягод. А предыдущая партия сборщиков даже угостила Миху и Аню ягодами, пока мы были в поселке. Мы их натолкли с сахаром, а Юлька напекла блинчиков. Ну, просто праздник какой-то! Последний вечер на реке проходил весело и непринужденно: мы лежали вповалку вокруг костра, а Ёжик висел на веревке для мокрого шмотья и плавно раскачивался.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
