Природа Байкала

Маршрут: Орлик — Хойто-Гол

30 июля. Сигнал "Газели" бесцеремонно и резко вернул меня к реалиям этого мира. Превозмогая сладостное оцепенение сна, собирая по крупицам силу воли, я заставил себя открыть глаза и вылезти из под теплого спальника в зябкий туман утра. Было ровно семь часов. Еще не до конца проснувшись я, Паша и Коля запрыгнули в машину и поехали в Орлик на поиски транспорта, способного доставить нас до Хойто-Гола. Навстречу галопом пронеслись несколько молодых парней — всадников, ведущих за собой запасных лошадей. Все пьяные настолько, что только чудом не вываливались из седла. "Вот тебе и первые встреченные буряты" — подумал я, с некоторой опаской вспомнив об оставшихся в лагере Женьке и девчонках.

Орлик еще спал глубоким сном. Это первое бросающееся в глаза отличие Бурятии от русской сельской местности: в противовес нашим сельским жителям буряты, как правило, поздно ложатся и поздно встают. И половина восьмого утра для большинства из них это не начало дня, а еще только раннее утро.

Мы распрощались с Валерием в центре поселка, пожелали ему счастливого обратного пути, и еще раз с удовольствием про себя отметили, что нам в какой раз повезло с водилой!

Довольно большой поселок Орлик расположился на террасах Оки, вытянувшись вдоль реки примерно километра на три. Окрестные горы скрывал утренний туман, усиливая ощущение зябкой влажности. Сориентировавшись, мы направились на поиски упомянутого в интернете Алексея Сыренова. Поиски человека в безлюдном спящем поселке дело довольно грустное: спросить не у кого. Посему, увидев во дворе одного из домов молодую женщину, мы наперегонки побежали к ней. В итоге сразу же были приглашены в дом. Нас усадили за стол, на котором как по мановению волшебной палочки возник чай с молоком, сахар, хлеб, и несравненно вкусное домашнее сливочное масло. Там же мы обзавелись несколькими адресами людей, имеющих высокопроходимые машины.

- ...А еще есть Мунконов Сергей...

- Уж не родственник ли проводника Обручева, тот же тоже был Мунконов? — перебил я.

- По-моему родственник, хотя здесь этих Мунконовых по всей долине знаешь сколько?!

Это было здорово, на глазах оживала недавно прочитанная история. И ты невольно ощущал себя причастным к продолжению маршрута известного путешественника и ученого.

Вдоволь вкусив бурятского гостеприимства, на прощанье мы купили пять литров молока, крайне удивив женщин таким объемом, поблагодарили за прием и направились в указанную сторону к вышеупомянутому Алексею Сыренову.

Симпатичное лиственничное мелколесье тянется вдоль дороги через добрую часть поселка, создавая тем самым ощущение уюта, гармонии, близости к лесу. За лесополосой расположился, построенный только в этом году на месте старого аэродрома стадион. Его строительство было приурочено к празднику Сурхарбаан (1), проводящемуся ежегодно в начале июля. Как раз напротив стадиона и отыскался нужный нам дом с незатейливыми голубыми наличниками.

Тем временем начался дождь. Мы вбежали под навес крыльца и постучали в дверь. На стук из темного помещения вышел несколько косоглазый бурят лет сорока с небольшим, оказавшийся искомым Сыреновым Алексеем. Помочь с заброской он нам не смог, сказав, что только вчера Мунконов увез на Хойто-Гол некую группу и порекомендовал обратится к Баиру.

Дождь вскоре кончился, и лиственничные перелески Орлика задышали свежестью. Облака клочками зависли на зеленых склонах, будто клочки ваты на новогодней елке. Мы направились к "новой улице", самой удаленной от реки, нашли соответствующий описаниям дом, и постучались. Ждать пришлось довольно долго, пока на пороге не появилась молодая женщина с заспанным лицом, несмотря на уже почти девять часов утра. Выслушав наше предложение, она сразу же пригласила нас в дом и усадила за стол. И опять же на столе в мгновение ока появился чай с молоком, сахар, хлеб, масло и, практически не отличающаяся от последнего по консистенции, сметана.

Мы довольно быстро сговорились о 2000 руб. за нашу доставку на Хойтол-Гол, после чего Коля с Пашей ушли в лагерь, а я остался "помогать" Баиру с приготовлениями машины — 66-го ГАЗа.

Попутно со сборами Уля (жена Баира) любезно накормила меня плотным завтраком — тефтели из мяса марала в мясном бульоне с разваренными макаронами. Впоследствии я убедился, что повседневная бурятская кухня отличается выраженным однообразием. Основу современного рациона бурят Окинской долины составляет сочетание густых (жирных) мясных бульонов, макаронных изделий, отварного мяса и молокопродуктов (прежде всего сметаны и масла, но не молока в чистом виде), в последние годы довольно часто к этому списку еще присовокупляется картофель и выращенные в парниках овощи. Впоследствии за большое содержание жирных продуктов я прозвал бурятскую кухню "прощай печень".

Поход за бензином, прикрепление фар, закидывание в кузов запасного колеса, лопат, топора, инструментов, поездка за лебедкой... и мы готовы...

Пришел некий симпатичный дед — дядя Ули, знаток местных троп и примет. Мы разговорились, оказалось, что он прямой потомок проводника Обручева — Мунконова, приходясь последнему внуком, а значит Уля — правнучкой. Я попытался, расспросить его об этимологии местной топонимики, но ничего особо путного не добился.

Около половины двенадцатого дня мы подъехали к месту нашей ночевки, быстро покидали в машину уже собранные рюкзаки, после чего продолжили путь в глубь Саянских гор. Тем временем к концу подходили уже пятые сутки заброски, мы ехали в открытом кузове машины и радовались красоте окружающей природы... В душе просыпалось ощущение странствия.

...Налетят серые облака и побрызжут мелким дождем. Подует ветер и уже не знаешь куда спрятаться от холода, а выглянет ласковое солнышко и на мгновение дыхнет откуда ни возьмись в лицо жар азиатских степей... А внизу пенится Ока, стоят вокруг стройные лиственницы и увалистые вершины гор упираются в рваное небо. Мила природа Саяна, все мягко, все напевно, всего в меру. С обочины дороги вспорхнула пара удодов... По построенному два года назад капитальному мосту пересекли Оку, и через несколько минут остановились у очередного бурхана. Возле стандартной беседки, заваленной многочисленными дарами, действительно стояло дивное диво — из огромного лиственничного пня, словно как из кадки росла белоствольная береза. Может быть именно благодаря этому знаку сие место было выбрано как священное. Баир совершил традиционное "брызгание", сначала молоком, затем водкой. Брызгание проводят с покрытой головой, если нет шапки или капюшона, то после каждой манипуляции брызгающий накрывает свою голову рукой. Сначала брызгают к небу, а потом по четырем сторонам света, начиная с восточной и далее вслед за солнцем. Брызгают, как правило безымянным пальцем левой руки, но иногда и правой — в этом деле у большинства современных бурят Окинской долины единогласия не наблюдается. У бурхана мы оставили второй из Лидочкиных тапочек.

После бурхана дорога плавно скатилась в долину Сенцы. Все чаще и чаще выглядывало солнце; а холодный ветер уносил остатки серых туч за окоём восточных гор. За Сенцой раскинулась ширь полей урочища Сенцин-Тала, над которыми возвышалась любопытная стела: изображавшая человека держащего в руках над головой, взлетающего лебедя, рядом стояли несколько небольших сэргэ с привязанными синим и белым хадаком (2), а также некая каменная плита с монгольскими письменами. Вид всего ансамбля в сочетании с голубым небом, отдаленными горами, низкотравными желтыми полями густо усыпанными белыми цветами эдельвейсов, холодным ветром, ударяющим в лицо... — это было завораживающе. На какой-то миг у меня промелькнула мысль, что впечатлений от одной заброски мне хватит уже почти на целую поездку...

Уля объяснила, что сия стела была установлена только в этом году на праздник встречи хонгодоров (3), но более внятных сведений от нее получить не удалось. Через пару-тройку километров, после обелиска Хонгодоров мы остановились около еще одного священного места — обо (4) близ горы Хан-Ула. Говорят, что на ее вершине лежит огромный гладкий обломок скалы — окаменевший меч Гэсэра. И разве мог я предполагать 3 года назад, стоя в музее перед одноименной картиной Рериха и еще не зная ни слова о Гэсэре, что уже в скорости буду сам свидетелем почти того же самого места...

На сей раз процедуру брызганья проводил Женька. На "возжигательницу" мы положили печенье и пару конфет, которые тут же были употреблены гулявшей рядом коровой, а, может быть, и самим эжином, принявшим облик рогатой скотины.

Низовья долины Сенцы красивы и привольны. Межгорная степь, солнце, лиственничные редколесья, низкая мягкая травка, пестрые россыпи эдельвейсов, отстранившиеся горы, снующие суслики, разноцветное небо, погружение в дикий край... И неуемное желание все это вдохнуть в себя, вместить, запомнить... В общем что-то вроде фаустовского "О как прекрасно ты мгновенье — повремени!" Самым страшным казалось, что вот сейчас мы приедем и пройдет это дивное ощущения погружения вглубь гор, вглубь Сердца Азии.

Один за другим мы проезжали летники и зимники. Дорога то ныряла в лиственничные редколесья, то вырывалась на широкие (насколько возможно в горной долине) пространства полей с пасущимися коровами, изредка попадались и хайнаки — забавные гибриды коровы с яком. Непременным атрибутом пейзажа, также как и накануне в Тунке стали обширные бревенчатые загоны для скота. Дорога то и дело упиралась в них, и Уле приходилось вылезать из машины и открывать ворота. Погода устаканилась: ветер, прогнав облака стих, во всю засияло солнце, стало по летнему тепло. И теплыми красками отливали иззубренные скальные стены. Даже Наташа заулыбалась, сравнивая отдельные скалы со столь любимым ею Крымом.

В начале третьего часа дня подъехали к болоту, что возле Дээдэ-Хутэла — перевала ведущего в долину Жомболока, к озерам Олон-Нур. Болото Хутэла считается самым сложным участком дороги, ибо частенько здесь увязают даже "Уралы", сидящие потом сутками посреди болотной жижи. Тем более опасным оно было сейчас после недавних обильных дождей.

Всем передалось невольное напряжение: "Неужели это тупик и дальше придется идти пешком?!" Мы повыпрыгивали из кузова и вместе с Баиром пошли смотреть болото. Болото казалось не страшным — в колеях лужи и жидкая грязь по голень глубиной, но в основном сухие гривки или влажный мох, по краям угнетенные лиственницы... Единственное, нам предстояло его преодолеть на машине. А опасность сего предприятия оказалась не сказкой, ибо около дальнего края болотины уже сидел увязнув по передний бампер "Урал", вокруг которого прогуливались несколько бурят. Баир спокойно вымерял шагами болото взад и вперед из края в край, пробуя рукоятью здоровенного топора твердость почвы. Мы занимались тем же. Постепенно стал вырисовываться более менее отчетливый ломанный фарватер. На точках излома линии движения в качестве вешек расставили людей, в наиболее откровенные мочажины бросили бревна. И теперь, стоя сигнальными столбиками с замиранием сердца ждали начала штурма.

Окончательно завязли

Я стоял у одной из предательских мочажин, обозначая собой ровно центр брошенного в канаву бревна, длина которого равнялась аккурат ширине машины, полметра в сторону и количество кукующих на болоте машин скорее всего удвоится...

Но вот тишину нарушил шум мотора... Ломая чахлые лиственничные деревца, объезжая разбитую колею, на краю болота показался наш "ГАЗ". Бешено взревев на полном газу он устремляется вперед, захлебываясь в лужах и подлетая на кочках. Зрелище завораживающее! Я отбегаю в сторону... Вжж-ж, машина подлетает на кочке и одновременно обоими колесами приземляется на положенное бревно, и тут же выпрыгивает обратно, обдавая меня каскадом брызг и устремляясь к очередному человеку... Положенного в канаву бревна я больше не видел — болото поглотило его навечно.

После удачного форсирования препятствия занялись извлечением "Урала". Около трех часов мы рубили бревна, нашпиговывая ими ненасытную трясину. Раз за разом Баир пробовал дергать машину, но из под буксующих колес лишь валил пар да нервно сотрясалась поверхность болотины... Однако всеобщее упорство все же было вознаграждено. К всеобщему ликованию "Урал" выполз на твердую почву.

Когда мы распрощались с болотом время уже подобралось к шести часам. Километров через 8-9, то есть еще почти через час езды мы остановились на привал у бурхана. Получилось очень душевное чаепитие. Я пытал Улю на предмет бурятской топонимики, Баир рассказывал про охоту и праздники, с обеспокоенностью спрашивал о Чечне и о новом президенте... Перекрестный разговор с постоянным перескоком тем с бурятской этнографии — интересовавшей нас, на вопросы большой политики и столичной жизни — побуждавших интерес наших провожатых, в сочетании с чаем грозил затянуться не на один час. Но несмотря на довольно позднее время никто никуда не торопился, а мы все большей симпатией проникались к нашим спутникам.

Снова дорога, теперь уже гораздо хуже и все больше под пологом леса. Взяли вброд Хадарус — вода явно не маленькая. Это радует, хотя до начала водной части все еще может десять раз перемениться. Дальний план пейзажа сменился ближним — не столь эффектным, но по своему милым. Местами дорога обнаруживала весьма ощутимый уклон в сторону Сенцы, и тогда машину пугающе кренило, левый буфер, казалось, оказывался где-то под ногами, и ты невольно прикидывал, куда успеешь отпрыгнуть в случае оверкиля машины. Где-то между такими местами мы сделали еще одну остановку. На кусте весело несколько ленточек, однако само по себе место было ничем не примечательно и навряд ли подходило для подношений эжину. Как оказалось, несколько лет назад здесь погибла Улина мать, как раз во время переворота машины. Уля произнесла что-то довольно тихо по-бурятски, побрызгала молоком, после чего мы продолжили путь.

В одном месте нам пришлось пересекать следы старого селевого потока... Я знал, что ГАЗ хорошая машина, но не думал, что настолько, мы уже убедились в виртуозности Баира, но это было просто волшебно... После прыжков по камням и поваленным деревьям, сочетающимся с довольно крутым склоном и бродом ручья я проникся глубоким уважением к отечественному автомобилестроению.

...Вечер разлился над тайгой. Настроение — редко бывает лучше: радость с привкусом душевности и лирики — наверное это и есть то что можно назвать счастьем! Мы пели песни, вдыхая наступающую прохладу...

Я лег на дно кузова грузовика. Над головой проплывали пушистые ветви кедров. Их черные силуэты, казалось, возникали из ниоткуда, и исчезали в глубоком сумраке. А выше сияли недвижные звезды, создавая иллюзию зависания в пространстве. Дорога часто обнаруживала довольно крутые участки подъемов и, несколько реже спусков. Иногда, мы почти бортом касались одного из древесных стволов. И все ехали, ехали... Ночь, тайга, бесконечная дорога, накатывающийся сон и сменившее счастливую эйфорию умиротворение... Время уже перевалило за полночь, когда вдруг прямо из темноты выросли несколько небольших домиков. Но мы не остановились, поднявшись еще метров на 300 по дороге к большой, может быть несколько мрачной избе. Так мы достигли аршанов Хойто-Гола.

Изба, состоящая из двух больших ободранных комнат и просторной веранды в форме каре, была абсолютно пуста. Собирая остатки сил и перебарывая наваливающийся сон мы выгружали вещи и обустраивали лежбища на просторных нарах в одной из комнат.

Баир с Улей позвали нас на источники. Идти было лень, но все же любопытство пересилило. Мы вышли в слепую ночь, под противный обложной дождь. Освещая фонарями тропу направились к ваннам. Как во сне из темноты вставали увешанные ленточками лиственницы, деревянные поделки, скульптуры, памятные дощечки... В одном будто коробе лежала груда деревянных кинжалов, на задней стенки висели шахматы, а на переднем плане в медитативной позе восседал деревянный Будда... Все вокруг казалось оживленным населенным многочисленными духами, с интересом взирающими на тебя из темноты. Казалось, что они стоят рядом, за каждым деревом и от этого делалось не по себе. Окрестная чернота — будто распахнутые ворота, стирающие грань невидимого и видимого миров.

Ванны Хойто-Гола расположены на двух уровнях: две — на верхнем и три на нижнем. Коля с Наташей и Уля с Баиром пошли наверх, мы же остались у нижних.

Когда входишь в небольшую избушку с ванной, в нос ударяет резкий запах сероводорода, но уже через секунду шок проходит и далее ты ощущаешь себя вполне нормально.

Вода приятно контрастирует с холодным воздухом улицы, и поначалу кажется слегка обжигающей, потом приятно теплой и наконец едва теплой. Температура хойтогольских аршанов составляет что-то около 30-32°С, бальнеологическое действие многообразно и противоречиво. Также как противоречивы и рекомендации по их дозировке. В любом случае ни одна из них не рекомендует начинать курс с 45-50 минут, а именно столько мы с Лидочкой просидели в теплом корыте. Крышу сорвало полностью... Время исчезло. Телом овладело неземное расслабление, вокруг полная темнота и журчание воды из ощущений остались лишь немногие, но те что остались сконцентрировавшись обострились до предела, абсолютная нереальность, невесомость, погружение в парамир...

Ощущение реальности ко мне вернулось только в избе. Все спали. Мерно шуршал дождь. Последние усилие по переодеванию и заползанию в спальник, и шесть часов сладчайшего сна.

Примечания

(1) Сурхарбаан дословно означает — "стрельба в сур", то есть кожаную мишень. В программе праздника обязательно присутствуют спортивные состязания: стрельба из лука, борьба, конские скачки . Вообще из бурятских праздников наиболее почитаемым является Сагаалган — праздник Белого месяца, или Новый год по лунному календарю. (Отмечается в первое новолуние февраля (?)) Встреча Нового года начинается не в полночь, а рано утром, в первый день Нового года. Обязательно для праздничного застолья приготавливаются белые продукты из молока. Белый цвет символизирует благополучие.

(2) Хадак — широкий атласный шелковый шарф, который по традиции центрально-азиатских народов преподносится почетному гостю или эжину и духам предков в качестве символа уважения и добрых намерений. Как правило хадак бывает двух цветов — белого и лазоревого, символику коих буряты объясняли очень путано и противоречиво.

(3) Хонгодоры — со слов бурят — "горные люди", древнее бурятское племя, населявшее в том числе и Окинский край. Ныне потомки рода хонгодоров живут в Окинском, Тункинском и Закаменском районах Бурятии, а также в Аларском районе Иркутской области и в северной Монголии. Летом 2000 года в Орлике состоялся праздник "Встречи хонгодоров", в честь которого и была установлена вышеупомянутая высокохудожественная стела. Согласно местному преданию из рода хонгодоров происходил Чингисхан. Лебедь венчающий стелу — тотемный знак хонгодоров.

(4) Обо — жертвенные камни, пирамидальная груда камней, определяющая место где надлежит произносить молитву и преподносить подношения духам местности. Каменные туры широко распространены в Монголии и Бурятии, встречаются также и в Хакасии, Туве, на Алтае. Каждое обо имеет своего хозяина, ему делают подношения в виде разных вещей, пищи, брызгания, лоскутков материи. Считается необходимым класть еду, ибо духам, хоть они и бестелесны, постоянно требуется пища.