|
|
|
ПРОЛОГ
Пожалуй, все началось с маминой инвалидности. Получив соответствующую справку, мама уяснила, что по этому случаю от государства ей перепадают кое-какие льготы. В том числе бесплатный проезд в пригородном железнодорожном транспорте — ей и сопровождающему ее лицу. Лицо, то бишь телохранитель, к сожалению, полагается в количестве только одной штуки. Вот нас и понесло.
Сначала съездили на Мамай; понравилось. Решили продолжить обдирать государство, и следующей по плану была КБЖД. Собрав рюкзаки и купив в роли палатки 3 метра полиэтилена, мы сели ждать погоды и, по возможности, компании. И то, и другое мы заполучили недели через 2 непрерывных дождей. В качестве компании приключились тетя Лариса (Добровольская) и ее дочь Инна; тетя Оля Давыдова с детьми отпали по случаю 1 Сентября. У тети Ларисы, правда, возникло встречное предложение — идти на пик Черского, но, учитывая мамину транспортабельность, мы решили не менять планы. Изучив карту и прикинув необходимое для прохождения пути время, согласовали электричку. Итак, отбываем завтра, в 9:19. Вторник, 7 сентября
За нами заезжают в 8:45, как и договаривались. Даем последние ЦУ касательно кошки. Закидываемся с рюкзаками в машину и, наконец, отправляемся на вокзал.
Электричка едет резво, перескакивая через некоторые невостребованные непопулярные остановочные пункты, и в итоге ее опоздание сокращается до 10 минут. О том, что мы едем в последнем вагоне, вспоминаем только подъезжая к Слюдянке. В результате к кассе приходится пробиваться через всю приехавшую толпу. Пока мамы стоят за билетами, подгоняют наш очередной поезд, и все страждущие начинают в него упаковываться. Потеряв терпение, хватаем с Инной доверенные нам на хранение рюкзаки и боком, как крабы, волокем их к вагону. Но что толку — внутрь без билетов не пускают. Чертыхаясь и приплясывая от нетерпения, ждем мам. Наконец предъявляем проводнице билеты (которые она даже не удосужилась посмотреть на предмет пригодности), и протискиваемся в дверь. Почти все места заняты, и относительно пустое купе находим лишь в самом конце вагона. С облегчением скидываем балласт и вытягиваем ноги. В каком-то купе вспыхивает темпераментная свара на тему "а вас здесь не стояло". В перепалке участвуют и дети, и взрослые, гвалт и детский рев на весь вагон… Дружно расплываемся в ухмылках, — выходит, даже чеширским котам не чужд коллективизм. Наша соседка по купе не выдерживает: молча вскочив, продирается сквозь рюкзаки в эпицентр скандала и командирским "гав-гав!!!" во мгновение ока наводит порядок. Вот теперь все замечательно. Поезд трогается минут на 20 — 30 позже своего времени, прямо тенденция. Ну да ничего: главное, мы на него не опоздали. Наша тепловозная композиция едет со скоростью бегущего человека, что соответствует всего двадцати, а не сорока километрам в час, как заявлено в какой-то рекламной статейке. Есть версия, что если этот катафалк пустить быстрее, то рельсы и инженерные сооружения окажутся в Байкале ввиду разрушения скальных пород, в которых выдолблен карниз под железнодорожное полотно. За окном тихо проплывает Байкал. Яркое солнце отражается в воде и слепит глаза. Вокруг все зеленое и осени не чувствуется, хотя в Иркутске уже давно листопад. Подолгу стоим на каждой остановке. Оказывается, это из-за вагона-лавки, осаждаемого аборигенами, жаждущими хлеба. Наш вагон — обычный плацкартный, и форточек в нем не предусмотрено. Становится душно, на остановках приходится выходить на улицу.
Тоннели идут один за другим. В отличие от электрички, свет в вагоне во время проезда в них не включается. Так вот откуда берутся анекдоты про тоннели! Хмм… Наконец доезжаем до искомого 79 км. Выгружаемся из вагона и по примеру аборигенов закупаем хлеб (1). Стоя на перроне, провожаем взглядом поезд. Перераспределяем груз: оказывается, у нас образовалось на четверых шесть багажных мест. Разобравшись с торбами, отправляемся в обратный путь. Почти сразу нам попадается турбаза. Все обвешано грозными табличками "200 метров охранной зоны — Не подходить — Не останавливаться — Не ставить палатки — Не разжигать костры — Охраняется собаками…" и прочее. Частники, понимаешь. Напротив базы, в открытом Байкале, плещутся 2 мужика. Мамам неймется: - Как вода? - Да ничего! - А чем вы ее греете?? - Собой, разумеется! - Какие вы горячие! - Да, мы такие! Безобразие! Мы с Инной переглядываемся и от греха подальше набираем скорость: "Бессовестные! К мужикам приставать!.." Пересмеиваясь, уходим от этих плавучих калориферов дальше. Бедные мужики, как это негуманно: подразнить и свалить… В компенсацию за обилие угрожающих табличек обдираем ревностно охраняемую черемуху. Конечно, ягоды еще не дозрели, но слопать хоть по кисточке трофея — дело принципа. По дороге обозреваем окрестности, заодно присматривая спальное место. С энтузиазмом кидаемся в тоннели — экзотика! Обнаруживаем неплохую стоянку, обустраиваемся, обыскиваем местность на предмет дров. Дров мало и они сырые, но все-таки есть. Варим ужин, чай. После чая, как и положено, песни.
Где-то снизу хлопает прибой, с грохотом, напоминающим канонаду, разбиваясь о прибрежные валуны. На другом берегу в темноте переливаются огоньки: может — Выдрино, может — Мурино. За портом Байкал яркими сполохами мерцает Листвянка. Над головой — бездонное небо, сплошь в огромных мохнатых звездах. Ярко светится Млечный Путь, во все стороны шныряют спутники. Изредка падают звезды. Тепло, ни одного комара. Что еще надо для туристского счастья!
"Была бы прочна палатка, Да был бы не скучен путь…"
Среда, 8 сентября
Продираем глаза. Солнце, волны, блики, бабочки… Готовим поздний завтрак, и по съедении его потихоньку сматываем удочки. На подходах к мысу Толстому, обгоняя нас, мимо проплывает корабль. Для порядка фотографирую его, и с чувством выполненного долга идем дальше. Сразу после тоннеля, проложенного через мыс, выходим на "обзорную стоянку". Оказывается, тоннель обогнул небольшую бухточку с пристанью, куда и причалил наш корабль. На палубе много народа. Мамы с возгласами "Мужики! Мужики!" кидаются обозревать бухту (2). Да, что же это такое! Хорошо, что к воде трудно спуститься, иначе мам понесло бы туда обязательно. Естественно, с самыми благородными намерениями… Любопытство — не порок… Ну да, знаем мы эти фокусы. Дабы не оказаться скомпроментированными собственными родительницами, сваливаем с Инной куда подальше, оставив мам любоваться на мужиков и заячью капусту. Фу, безобразие! Рельсы проложены по карнизу, выбитому в монолитной скале. Слева край карниза почти отвесно обрывается в воду и сразу исчезает в глубине. Берег у самой воды укреплен подпорными стенками — где бетонными, где выложенными камнем, а где и полуразрушенными деревянными. Об эти массивные укрепления разбиваются гигантские прибойные волны, взлетая вверх фонтанами брызг. Завороженно смотрим этот природный спектакль. Возвышающиеся справа от нас многометровые отвесные утесы впечатляют не меньше. Сложно даже представить себе силы, способные перекрутить и смять, как бумагу, этот массивный монолит. Повсеместно попадаются осыпи после недавних обвалов. Почти в каждом распадке на протяжении всей железнодорожной ветки прячутся разрушенные до основания постройки, точнее, каменные остовы домов, — без крыш, одни стены. И что странно, развалины совершенно не загажены, внутри валяются груды только строительного мусора. Много заброшенных домов во вполне жилом состоянии. Вертя во все стороны головами, не сразу замечаем останки какой-то железной конструкции. При ее вдумчивом изучении устанавливаем, что это буровая установка. Ура! По такому металлолому мы еще не лазили!!! И мы берем ее на абордаж. Дергаем за все доступные рычаги и ручки, нажимаем на педали. Хоть все и раскурочено, но некоторые механизмы еще подают признаки жизни. Отводим душу и с чувством выполненного долга направляемся дальше. Маме подходит время пить "Телятьевку", и мы ищем подходящее место у воды, где можно организовать обед на скорую руку. Увидев маленькую бухточку с готовым кострищем, спускаемся на берег. С одной стороны раскинулся галечный пляж, постепенно переходящий в песчаный. С другой стороны в небольшом отдалении у самой воды притулились очередные живописные руины. Между руинами и кострищем под виадуком журчит ручей, берущий начало в залесенном глубоком распадке. Пока мамы раскочегаривают костер, идем с Инной макать ноги в буйном прибое. Напрыгавшись вволю в ледяной воде, переходим на обследование руин. При ближайшем рассмотрении видим, что это останки добротного каменного дома, уже наполовину смытые в Байкал. Толстенные перекрытия лежат в воде, и волны, кидаясь под них, утробно ухают. Осмотрев развалины и прилежащую к ним крапиву, возвращаемся к костру. После обеда наши мамы с таинственными лицами сбегают на разведку в распадок, — как и положено шпионам, врозь и незаметно. И надолго. Через какое-то время у нас с Инной заканчивается терпение. Сколько можно ждать! В сердцах хватаю железную кружку и начинаю изо всех сил лупить по ней ложкой. Ко мне присоединяется Инна. Очень скоро наша шахтерская эскапада достигает цели, и из кустов вылазят мамы. Совместными усилиями расталкиваем имущество по рюкзакам и наконец-то трогаемся в путь. В санитарных целях сворачиваем за небольшой останец. И — от неожиданности останавливаемся. Подпорная "итальянская" стенка! Элегантные арки и колонны полуразрушены — толи временем, толи мародерами. Со сводов неглубоких ниш свисают небольшие очень хрупкие сталактиты. Осматриваем, увековечиваем. Надеваем рюкзаки; на одном из них обнаруживаем клеща. С клещом поступаем по инструкции и организовываем ему персональный крематорий. Оплакав насекомое, продолжаем путь. Ближе к вечеру доходим до каких-то симпатичных деревянных домиков. Домики предваряет табличка "Осторожно, клещи!". Как же, знаем, сами убедились. Оказывается, это турбаза "Хвойная" (она же — станция Уланово). Вокруг нет ни одного человека, не видно даже сторожа. Зато есть аж два паровоза. Облазили мы их с ног до головы, заглянули в каждую доступную дырку, чуть не кувыркнулись в трубу. Одно из достоинств паровоза — лесенки и перила со всех сторон, и из-за этого навернуться с него довольно сложно. Над станцией, на склоне, мамой была обнаружена странная конструкция, отдаленно смахивающая на гибрид средневекового бассейна с древнеримской ареной для съедения львами христианских мучеников. (См. рисунок). Выглядит это как короб глубиной около 2 метров — в виде восьмиугольной замкнутой стенки, вписанной в квадрат. Вся конструкция находится ниже уровня земли. В незасыпанном углу (см.схему) в стене пробит арочный проем. Проем, как и все стены, выложен камнем, и с виду того же возраста, что и тоннели. Внутри этого восьмиугольного кольца к ближайшей к паровозам стенке прилежит небольшой колодец примерно 1,0 х 1,0 м. Этот колодец прилегает к ней небольшим слепым арочным проемом. А из этой стены, декорированной аркой, выдается полая труба небольшого диаметра. Мы с Инной облазили это сооружение со всех сторон, но его предназначения так и не поняли. Может, это загон для тещи? Ведь если, положим, теща крупная, то она отсюда ни в жизнь не вылезет…
Ниже железнодорожного полотна видим кирпичную трубу необычной формы. Возжелав осмотреть ее поближе, топаем по симпатичному деревянному настилу. Настил заканчивается восхитительной каменной лесенкой, спускающейся в чистый, но заброшенный дворик. Видя такую красоту, приходим в дикий восторг. Труба, оказывается, исходит из строения, некогда бывшего исключительно каменным, а сейчас благодаря пристрою ставшего преимущественно деревянным. Абсолютно пустой пристрой, переходящий в танцевальную веранду, обит вагонкой и покрыт бесцветным лаком. И ничего не побито, ничего не разграблено. Мистика. На задах веранды обнаруживаем малинник и вволю мародерствуем в нем. Наконец уходим дальше. На пути стали попадаться тоннели без рельсов, оставшиеся после демонтажа второго пути. Воспользовавшись оказией, с превеликим удовольствием (ведь там нет шпал!!!) с Инной их форсируем. Наши мамы идут сзади исключительно по рельсам, консервативно не желая куда-либо с них отклоняться. Мы же, уяснив, что тоннель можно обойти, при виде очередного портала, не сговариваясь, сворачиваем в сторону. Продираемся сквозь последствия грандиозного обвала и… натыкаемся на обходной тоннель, — правда, короче, чем только что нами забракованный. Делать нечего, придется идти через него — тем более, что мамы, свернувшие на наш зов, наступают на пятки. Когда до выхода из тоннеля остаются считанные метры, у меня появляется нехорошее предчувствие… Да, так оно и есть: дальше — обрыв и глубокая бухта (очень сильно смахивающая на классический фьорд). Но куда тогда шли рельсы?? Подтянулись мамы, стали осматриваться. С другой стороны бухты видны железнодорожные будки и еле просматриваемые рельсы; ниже предполагаемого уровня пути в отвергнутом нами тоннеле видно окно водостока. Да это и есть бухта Березовая со знаменитым разобранным и перенесенным на реку Выдрино мостом! Насмотревшись и поудивлявшись, с тяжелым вздохом поворачиваем обратно. Все-таки придется идти по этому темному длинному (второй по длине на КБЖД) и противному тоннелю… Примерно посередине темноту тоннеля тускло освещает узкий наклонный водосток, который мы и обозревали с обрыва. Почти сразу после тоннеля расположена турбаза "Шумиха" — как водится, вся в грозных табличках. Темнеет, но приходится идти дальше — во избежание претензий коммерсантов от туризма. Проходим Шумиху; на горизонте виднеется очередной лишенный рельсов тоннель. Не дойдя до него метров пятьдесят, проходим мост через ручей и сворачиваем по тропинке в глубокую падь. Дрова собираем в темноте,
Ночью поднимается шквальный ветер, от резких порывов и пушечных хлопков полиэтилена на палатке невозможно заснуть. Начинается дождь. Стенки палатки снизу моментально намокают, спальники тоже. Пол в палатке — одна большая лужа. Всю ночь верчусь с боку на бок. К рассвету палатка промокла вся, сухой осталась только самая макушка. Четверг, 9 сентября
Бр-р-р! Все мокрое и холодное. Снаружи дождь, внутри палатки — бассейн.
В первой же попавшейся деревне решаем добиться обогрева. Дойдя до симпатичных деревянных избушек, видим табличку "Экспедиция ИЯИ" и большие амбарные замки на дверях. Судя по карте, это 106 км, Ивановка. Наши мамы идут искать сторожа, мы ждем на перроне. Минут через 10 они возвращаются — встрепанные и злые: на них спустили собак, и у тети Ларисы прокушена рука. Натыкаясь друг на друга, находим нужные медикаменты и гоним пострадавшую на берег, перевязываться. С грехом пополам обрабатываем руку и пытаемся убедить тетю Ларису в необходимости посещения травмпункта. В конце концов уламываем ее доехать до врача на попутной дрезине или, на худой конец, дойти до него пешком.
Через километр — следующая деревня, Пономаревка. Еле вытащенный из огородной теплицы абориген выслушал нашу историю и уверил, что больница есть в Половинной, через 3 километра отсюда. Надо идти. Тетя Лариса всеми силами отбрыкивается от травмпункта, приходится провести небольшой медицинский ликбез, красочно расписав и столбняк, и бешенство. В деревне за нами увязывается молодая рыже-коричневая лайка.
На подходе к тоннелю перед Половинной дождь прекращается. Этот тоннель — самый длинный на КБЖД (почти 800 метров), но кажется короче Березовского — видимо, за счет того, что он почти прямой и его видно "насквозь".
Выйдя к деревне, в одном из огородов видим бабулю. Надеясь на взаимопонимание, дерем глотки, объясняя ей, что с нами приключилось. Взаимопонимание, как же! "Больница? Телефон? Зачем? Собака?". Телефон есть, почему нет, но для такой ерунды они его использовать не намерены… Дрезина — да, ходит, но ее сегодня не будет.. Врач, скорее всего, есть в Маритуе… А на лице написано: "И не будут ли господа туристы так любезны и не уберутся ли к такой-то матери?! Ходют тут всякие…" Да, вот оно, легендарное сибирское гостеприимство! Господа туристы убраться куда подальше не пожелали и к вящему неудовольствию сердобольной бабули решили как следует просохнуть в подвернувшейся так кстати путевой будке с печкой. Пока растопили буржуйку, пообедали и обсушились, небо разъяснило, и через пару часов облака остались только над заснеженными вершинами Хамар-Дабана. Поразительный контраст: жаркий солнечный день, зеленые склоны, и совсем рядом, буквально напротив нас, снег в хорошо различимых распадках древнего Хамара. На солнце и тепло потянулись туземцы, до сих пор благоразумно не высовывавшие носа под лишь недавно закончившийся ливень. Вот они, деревенские будни: дрова, сено, коровы, куры… Совершенно случайно обнаруживается хозяин собаки, так и не отходящей от нас ни на шаг. Мама, оглядываясь, выискивает среди аборигенов внушающего наибольшее доверие:
- Возьмите себе собаку! - Так это моя собака. Тут из избушки доносится дружный смех Добровольских. Мама, старательно его не замечая, продолжает беседу. - Ну так все равно заберите, а то она и дальше увяжется за нами. - А где она увязалась? - В Пономаревке. - Вот …. ! На жалобно повизгивающую псину торжественно надевается ошейник с цепью; тяжело вздохнув, псина падает, как подкошенная и весьма реально изображает труп. Жанровая сценка…
Передохнув и повеселев, решаем одним рывком добраться до Маритуя. На остановочном пункте "113 км" наши мамы решают проявить вежливость. Проходя мимо мирно беседующих в огороде женщин, кому-то из мам приспичило громогласно поздороваться. Что тут началось! Сколько в деревеньке было собак — с нами поздоровались все, какие были. Да так громко, что слышно было километра два. Наше счастье, что их там принято привязывать. Но нет худа без добра — мы и в этой деревне наябедничали на сторожа, натравившего собак на несчастных промокших беззащитных женщин. Поплакавшись в жилетку и получив свою порцию сочувствия, направляемся дальше, до вожделенного травмпункта.
В Маритуе нас встречает очередная свора собак, но мы держимся кучно и на рожон не лезем. В очередной раз жалуемся на сторожа, и в ответ слышим, что больница уже давно приказала долго жить. Безо всякой надежды, ошалевшие от такого сообщения, интересуемся у местных бабушек, где можно переночевать. Аборигены посовещались, и одна из бабушек (3) берет нас на буксир. Мамы по дороге активно устанавливают контакт, у обеих есть какие-то воспоминания о Маритуе. Бабуля умиляется и читает лекцию о социально-экономическом развитии и наступившем в последние годы упадке в деревне, плавно переходя на рекламу своего сына-бича, в данный момент стряпающего лепешки. И этими лепешками мы сейчас, по ее заверению, конечно же поужинаем. Тут до нас с Инной явственно доносится запах алкоголя. Сопоставив этот факт и вышесказанную характеристику сына благодетельницы, приходим в ужас. Господи, куда мы влипли! Но отступать некуда. Нас ведут в бесконечный распадок, в самый конец деревни. Наконец добираемся до обещанного крова (то есть хилой — прехилой хибарки), и вваливаемся в дверь. В ноздри ударяет сногсшибательно вкусный запах свежеиспеченного хлеба. Мужчина, хлопочущий в избе, похоже, пугается нас больше, чем мы его. На столе ждут своей очереди в жарку хлебобулочные полуфабрикаты каждый размером с хорошую сковородку и толщиной со средний батон. Мужчина, а точнее, довольно молодой парень, управляется с ними со сноровкой опытного повара. И это — лепешки?! По лавкам сидят разнокалиберные кошки. Похоже, за людей их здесь не считают, так как управляют ими посредством здоровенной резиновой мухобойки и такой-то матери. Нас поят чаем с козьим молоком, свежесобранной брусникой, обильно сдобренной сахаром, и лепешкой-переростком. В завершение ужина нам на полу освобождают место под спальники. Наконец-то можно вытянуть ноги! Спать!!!
Пятница, 10 сентября
Выспавшись, осматриваемся. Семья даже очень неплохая, хозяйка — ровесница мам, а бич-сын – абсолютно (!) непьющий, некурящий, но отчаянно матерящийся парень. Все их хозяйство держится на его руках, которые растут оттуда, откуда им положено. Упаковав в рюкзаки заботливо выдранные для нас в огороде и тщательно вымытые морковки, часов в 11 утра уходим, предварительно договорившись, что снова вернемся, когда разбогатеем. Под звонкий лай собак и неодобрительные "комплименты" идущих навстречу молодых дам, явно доказывающие популярность "бича" у туземок, уходим из Маритуя. По голубому небу медленно плывут облака, ярко светит солнце. Тепло; ветра почти нет. Байкал успокоился и ведет себя совсем смирно. Идиллия! На 123 км обнаруживаем еще один оригинальный инженерный комплекс. Очередная длинная подпорная стенка упирается в портал тоннеля, слева от него красуется еще один. У обоих тоннелей облицовка сводов идентична, различны лишь верхние части порталов. Второй, со снятыми рельсами, проложен параллельно действующему, но отстоит от него на несколько метров дальше. Тоннели отделены друг от друга горным ручьем, на карте наименованным Киркиреем. Ручей сбегает по крутому лотку с самой макушки ныне действующего тоннеля. На крыше последнего лоток переходит в замкнутый аркой водосброс, ведущий выше, видимо — на самый верх скалы. Нам с Инной, естественно, неймется посмотреть на его начало, и мы лезем в узкий тесный коридор водосброса. Перебираясь по камням и доскам, упираемся в резко уходящую вверх заваленную валунами дыру. Убедившись, что дальше не пролезем, возвращаемся обратно. На полу водосброса течение намыло слой темно-коричневого песка, сверху присыпанного мелкими чешуйками слюды. Золотистая слюда таинственно мерцает на солнце.
Осмотрев ручей, приступаем к обследованию демонтированного тоннеля. Он, как и березовский, не имеет продолжения. Сводчатые стены располосованы потеками воды, сбегающими с потолка вниз, в результате чего тоннель изнутри здорово смахивает на хрестоматийный полосатый зелено-серо-бело-коричневый носок. У Инны приключается авария: у одной из кроссовок почти целиком отстает подошва. Идем жаловаться на жизнь мамам. Тетя Лариса, хрюкнув, выносит вердикт : "Чешки!". Ищем веревку и крепко привязываем подошву к хвостику на кроссовкиной пятке. В итоге получается пародия на крестьянский лапоть, но идти можно. На поляне перед тоннелями укреплены какие-то бетонные кубы, из которых по углам штырьками торчит арматура. Недолго думая, обыгрываем находку, художественно взгромоздившись на эти железяки. По мне, наша живая скульптура больше походила на кошку, выгнувшую спину парашютом, но общественность обозвала сиё дрессированными слонами. Видимо, конечный вид нашей композиции зависел от габаритов ее участников. Делясь впечатлениями, форсируем так заинтересовавший нас тоннель и топаем дальше. "Какое небо голубое…". Пройдя километр — другой, в очередном распадке, занятом очередным ручьем и мостом через него, видим палатки. От костра поднимается дымок. На поляне сооружен низкий стол, вокруг сидят мужчины. Навстречу нам устремляется благообразный седой дядечка : "Кого я вижу! Лариса!". Судя по встрече, наши мамы его знают, и мы храбро вступаем в их лагерь. Оказывается, это так называемые "промышленные альпинисты", а вышеописанный гражданин — их предводитель. У стола просматривается ведро с гречневой кашей, и тетя Лариса немедленно к нему пристраивается. На очередные расспросы касательно тетиларисиной травмы в очередной раз жалуемся на стервеца-сторожа, обеспечивая ему тем самым еще большую славу. Инна интересуется у аборигенов, что находится в глубине распадка, и мы несемся туда бодрым галопом. Тропинка, по которой мы шпацируем, на склоне неожиданно переходит в каменные ступеньки, коварно спрятавшиеся в густой траве. Чуть не слетев с них, возвращаемся, а затем нас несет на берег. С высокой насыпи видим причал, то ли уже разрушенный, то ли еще остающийся на стадии полуфабриката. Во всяком случае, сейчас это бревенчатый скелет, заваленный изнутри здоровыми валунами. Перешагивая через рельсы, под одной из них боковым зрением замечаем какое-то движение. Это маленькая изящная ящерица, — почти черная, в миниатюрных бежевых крапинках, — как будто слегка присыпанная песком. Упрямое пресмыкающееся пытается перелезть через рельс, сосредоточенно карабкаясь по нему вверх, но всякий раз неизбежно шлепается на шпалу. Решаем помочь, но остаемся непонятыми: вскоре после нашего вмешательства ящерица предпочитает сбежать куда глаза глядят. Вот и делай после этого людям добро… Путаясь в раскиданной на склоне проволоке, наконец продираемся на берег. Мелководье укреплено каменной кладкой; чуть дальше от берега на дне песок. По толстенным бревнам осторожно пробираемся на пирс и устраиваемся верхом на лесинах. Край причала круто обрывается в глубину, на глаз здесь метров 10. Вода темно-зеленая и совсем прозрачная. Сквозь нее хорошо видно разномастных широк. Рыбки, лениво обмахиваясь полукруглыми плавниками-веерами, медленно скользят по поверхности, и как на крыльях, планируют на дно. Разглядывая всю эту живность, как зачарованные всматриваемся в манящую зеленую глубину. В нескольких метрах от нас чинно проплывает молодой упитанный омулек. Чуть дальше плавится косяк; в погоне за насекомыми рыбины в раже выскакивают из воды. Вот уж действительно, КБЖД — музей под открытым небом: и архитектурный, и лимнологический в одном лице. Тем временем за нашими спинами мамы, как в рекламе газировки, останавливают поезд. Любопытствующие пассажиры, повысовывавшиеся в окна, имеют честь лицезреть наши филейные части. А что нам — опять же как в рекламе — "Пусть смотрят…". Наконец отоварившиеся мамы милосердно отпускают поезд восвояси… Еле оторвавшись от рыбосозерцания, карабкаемся обратно на насыпь. Наши мамы в присутствии заинтересованных мужчин заливаются курскими соловьями, одновременно поедая все, что находится на столе на расстоянии вытянутой руки (4). Присоединяемся к трапезе, набиваемся на чай. Тетя Лариса вдумчиво изучает фрагмент какой-то газеты. На фрагменте — портрет упомянутого седого мужичка и подпись: "Григорий Скаллер, "снежный барс"" Так вот ты какой, Владимир Ильич! Нас приглашают на показательное камнесбрасывание. Долго совещаемся. В конце концов решаем не упускать случая и, получив хлеб, соглашаемся на зрелища. Надеваем рюкзаки и идем по шпалам вслед за рабочими, благо — по пути. К нашей процессии присоединяется и Скаллер, вооруженный ломом и каской; его верхолазы экипированы так же. Вот только где страховочные веревки?.. Дойдя до выбранной наиболее подозрительной скальной стенки, бригада в полном составе карабкается вверх. Без страховки. Нам для безопасности предлагается занять почетные места на каменном насесте по другую стороны рельс — в небольшом отдалении от сцены, но с отличным обзором, выполняющем роль правительственной ложи. Что мы и делаем. Рельсы и близлежащие столбы в целях сохранности обкладываются шпалами, дорожное полотно в обе стороны пути перекрывается предупреждающими табличками. И вот сверху начинают сыпаться разнокалиберные булыжники. Деревья, растущие на склоне и не успевшие от них увернуться, разлетаются в щепки. Вот и туристам будет польза — не придется искать дрова… Кто-то из верхолазов в запале вслед за каменюкой отправляет свой лом; слышатся нечленораздельные ругательства. Довыеживались! Скалолазы мобилизуются, и вниз уже летят камни покрупнее. С каждым искусственным мини-обвалом звенят провода, натянутые над линией. Наконец один из проводов от прямого попадания вместе с изолятором отрывается от опоры… Так, опять в Маритуе полдня не будет электричества, только уже из-за нас… Очередной снайперски спущенный "чемодан" с поразительной точностью врубается в столб, едва не повалив его. Здоровенные глыбы, как мячики, весело подпрыгивают по шпалам. Изредка достается и рельсам, и тогда на многие километры разносится протяжный густой звон. Вспоминаем о времени. Вежливо попрощавшись, пытаемся наверстать упущенное. К порту Байкал мимо нас проезжает дрезина. Набившиеся в нее дорожники просят взаймы гитару, обещая "вернуть на обратном пути". Видя, что нами пренебрегают в пользу музыкального инструмента, впадаем в амбицию и на сделку не идем. В некоторых местах подпорные стенки так органично вплетаются в скалы, что кажется, что это не кладка вписана в неровности скалы, а сама скала стекает по кладке.
На 130 км тоннель пробит через мыс, на котором на разные голоса галдят чайки. На карте это место отмечено как Баклань. И по наименованию, и по сути это "птичий базар". Помимо чаек у берега много уток. При каждой утке до десятка утят. Крякающие коллективы дружно тренируются в беге по воде, синхронном нырянии на скорость и уже пытаются сбиваться в косяки. Впрочем, ловить рыбу чайкам все эти утиные упражнения не мешают нисколько. После взятия очередного тоннеля останавливаемся передохнуть. Садится солнце, и мы не успеваем до темноты… Может, поймаем дрезину? Тут как по заказу появляется дрезина, направляющаяся в сторону Култука. К сожалению, этот ведомственный драндулет на наши радостные пляски не реагирует и тормозить не намерен. Может, они обиделись из-за гитары? Как бы то ни было, делать нечего. Придется идти до самого Шарыжалгая пешком. Перед очередной деревенькой видим элегантную галерею современной постройки, вписанную в старую подпорную "итальянскую" стенку. Изящные стройные колонны органично переплетаются с массивными каменными арками. Главная достопримечательность деревни, на мой взгляд — тушка сокола, распятая над курятником. Видать, для устрашения воробьев, падких на куриный провиант. Уже в сумерках нас с Инной озаряет гениальная мысль: чтобы не везти несъеденные продукты обратно в город, их надо сожрать в походе. И если нынешний поход уже почти закончен, то завтра, из Слюдянки, не заезжая в Иркутск, надо податься в следующий. Например, на метеостанцию. Злорадно дожидаемся мам, которых мы в очередной раз далеко обогнали, и озадачиваем их нашей идеей. Мамы крепко задумываются.
На 137 км подходим к комаровской даче. Официально она скромно именуется ведомственной базой ВСЖД. Этот культурно-оздоровительный комплекс включает в себя несколько деревянных залакированных домищ со спутниковой тарелкой и с виду со всеми удобствами, здоровенную веранду с бильярдным столом и гигантскими напольными шахматами, лодочную станцию и заковыристые фонтанчики-водопады. Вырвавшаяся вперед Инна тормозится охранником. Вволю поиздевавшись, супостат вежливо выпроваживает нас с подведомственной ему территории, изгоняя в Шарыжалгай: "Там недалеко…". Полчаса спустя, уже в полной темноте добираемся до очередного цивилизованного пристанища. Одно из двух: это или уже тот самый Шарыжалгай, или пока только ДСО "Локомотив". Хотя для нас сейчас разница небольшая, лишь бы был перрон. На территории ярко освещены спортивные площадки. Где-то недалеко надрывается собака. В освещенных окнах домов мелькают тени. Неужели у нас сегодня получится культурно переночевать? Тут к нам с громким лаем подлетает собака, наконец-то вырвавшаяся из заточения. На лай подходит сторожиха. Из ее слов выходит, что эта база закрыта в неменьшей степени, чем комаровская дача, откуда нас не так давно выставили. То есть, они с мужем пустили бы нас до утра, но только сегодня черти принесли их директора, а "директор — сами понимаете, начальник…" Короче говоря, нам предлагается идти к нему договариваться, но в успехе переговоров она сильно сомневается. Директор с компанией обнаруживается в бильярдной, и действительно, на уговоры не поддается. Прямо перед раскрытой дверью злачной избы устраиваем совещание. Наша дискуссия достает играющих вконец, и нам милостливо разрешают досидеть до утра на ИХ перроне… Уяснив причину тетиларисиной травмы, мужчины ухмыляются, но своего решения не меняют. Нас жалеет сторожиха, и разрешает устроиться до прибытия поезда на открытой веранде. Сердобольная женщина даже обещает обеспечить нас кипятком для ужина, и резво изчезает между домиками. Тут появляется какой-то мужик, настойчиво рекламирует местный душ и предоставляет до утра в наше распоряжение вагон. В вагоне холодно, но есть свет. Нам действительно приносят чайник кипятка, в нагрузку прилагается кастрюля вареной картошки. Мы слегка ошалеваем, но от предложенного не отказываемся. Расчувствовавшись, сторожиха даже предлагает разбудить к поезду. Помня о не вполне трезвом местном поборнике чистоты, устроившем наш вагонный ночлег, решаем на всякий случай ночью держать круговую оборону. Но вокруг тишина, и мы ужинаем и разбредаемся по купе.
Суббота, 11 сентября Как я и предполагала, о нас забыли, и в роли будильника приходится выступать нам с мамой. Сонные, вытряхиваемся на улицу. До перрона идем бесшумно, чтобы не ставить на уши собак и их хозяев. Мама пропеллером палаточного чехла норовит застрять в узкой щели между домиками, но мы оперативно проталкиваем ее вперед. До рельсов умудряемся дойти, не потревожив собак. Наши мамы, напуганные перспективой похода на Хамар, судорожно ищут убедительные причины его избежать. Наконец сжаливаемся над ними и объясняем истинную подоплеку нашего предложения. Мамы успокаиваются. То затихая, то появляясь вновь, издали доносится чуть слышный перестук колес. Это наш поезд. Стервец запаздывает уже на 40 — 50 минут. Если он не наверстает упущенное время, из Слюдянки нам придется уезжать днем, так как на утреннюю электричку мы уже не успеем. Впрочем, это не страшно — наконец-то сходим в минералогический музей. Ориентируясь на стук колес, производим несложный подсчет. Оказывается, в полной тишине приближающийся состав слышен километров за 30. Наконец из темноты медленно выползает тепловоз. Испугавшись, что нас не заметят, машем всем, что попадает под руку. Поезд тормозит, и мы втискиваемся в вагон. Вокруг все спят. Стараясь не шуметь, волокем рюкзаки по коридору. Находим свободное купе и, как подкошенные, падаем на лавки. Нас обилечивают. Громогласный храп со всех сторон деморализует, и глаза закрываются сами собой.
К нашему вящему удивлению, к Слюдянке подъезжаем уже без значительного опоздания. Почти остановившись, из окна видим электричку, идущую до Иркутска. На покупку билетов уже нет времени. Первыми выскочив из поезда, наперегонки скачем через рельсы и еле успеваем заскочить в последний вагон электрички. Взъерошенные и сонные, оккупируем сразу два купе. Разживаемся у лоточницы горячими пирожками. Слопав провиант, до самого Иркутска спим в обнимку с рюкзаками. Приехали!!! Приехали?.. Приехали... И. О. ЭПИЛОГА "…Дороги трудны, Вот только посещение минералогического музея в очередной раз пришлось отложить на неопределенное время. Ну да ничего, будет лишний повод еще раз съездить в Слюдянку. А уж оттуда — куда глаза глядят!, — ведь шурфы и отвалы нас в этом году так и не дождались.
"…Ведь море ждет нас, черт возьми! Море ждет, а мы совсем не там, - Такую жизнь пошлем мы к лешему… Боцман! — Я! — Ты будешь капитан, Нацепим шпаги потускневшие. Мы с тобой пойдем по кабакам, Команду старую разыщем мы. А здесь, а здесь мы просто лишние, - Давай, командуй, капитан!"
Примечания (1) Вкусный до безобразия! (прим. корректора).
(2) Мужиков в упор не помню! Инсинуации! Злостные!! (прим. корректора). (3) Довольно колоритная — с усами и бородой, маленькая, абсолютно квадратная и очаровательно разящая спиртом (прим. корректора). (4) Впрочем, одна из мам утверждает обратное — мол, это заинтересованные мужики заливались этими самыми курскими соловьями в их присутствии, а не наши благовоспитанные добродетельные родительницы… И не хряпали они всю наиболее доступную провизию, а тихо и скромно пили чай… Ну, не знаю, не знаю… (прим. автора).
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
