|
|
| Маршрут: В зимний поход звали меня давно, и почти каждый год. Вот, счастье такое я преступно от себя отталкивал, придумывая внешние и внутренние отговорки. В этот раз отговорки тоже нашлись, но Белоус на мои сомнения по поводу трудности, коротко отрезал: «Это будет легкий поход». Что-то защелкало, затрещало в чердачном механизме, и он сработал – я взял рюкзак, лыжи, и стал спускаться по лестнице. Дом, в котором происходило сборище участников, настырно возвращал в какой-то тягучий сон, так уж он был нереален. Я шел по узкой лестнице, то справа, то слева улыбались комнаты на разных уровнях. Одна из них была завалена теми вещами, которые должны были в скорости переместиться по замысловатому маршруту. О котором, я ничего не знал. Авто (ГАЗ-66) ехало крайне медленно. Водитель, редкостной простоты парень, утомившись на прямом шоссе Тунки, остановился, и не выключая двигателя проспал около двух часов. И мы тоже спали. Нет ничего естественнее и полезнее, чем ехать лежа на ровно уложенных рюкзаках и ковриках. Но мне не спалось. Я открыл ножичком окно (дверь была заперта снаружи), и лыжной палкой постучал по водительскому стеклу. Доехать до конца лесной дороги не получилось. Неожиданная (с чего бы это?) мысль об отсутствии топлива на обратную дорогу, пришедшая в голову шофера оставила нас далеко до места предполагаемого начала.
В результате ночуем, не доходя до перевала. А, должны были по плану – за ним. Тяжелый рюкзак и лыжи, привязанные к нему, говорят о недостатках в планировании и, вообще, о крайней неразвитости нашей цивилизации. Почти всю дорогу я тащусь последним. Идти быстрее просто не получается. К вечеру неожиданно сворачиваем в боковую долину. До меня доходит, что идем мы не через Шумакский перевал, а какой-то малоходячий. Пилюля, съеденная в обед, начала действовать и я прибавил. Лидеры в это время забурились в каменистый овраг и застряли там надолго, хотя слева удобные бугры. По ним я и обгоняю всех. Ха-ха, первое место дня. Пора искать, где прилечь, но везде имеется наклон – так уж устроена земля. Палатку ставим уже в темноте. Долго кипятим воду, потом пьем, потом опять долго кипятим для еды. Изморозь, стряхивается сильным ветром, падает на лицо, постепенно просыпаешся, потом натягиваешь на голову чего под руку попадает. Утро неласково. Варим в палатке на газе – это всегда долго. Сама палатка покрылась тонкой корочкой льда, немного отряхнув ее, утаптываю (буквально) на дно рюкзака бесформенным комом – так быстрее. Сильнейший ветер хватает за торчащие вверх лыжи и бросает на каменную россыпь перевала Красавина. Кое-как перебредаю широкую седловину к началу спуска. Порывы взбесившегося воздуха останавливают и гнут вниз, идти невозможно. Хорошо, что не холодно. Здесь круто – надо еще надеть кошки. Не потерять равновесие. И не улететь...
Чтобы сварить обед, ставим палатку прямо на озеро. 2 ледоруба держат ее, вроде бы, надежно. Привязываю к палатке спальный мешок – он должен быстро просохнуть, при такой вентиляции. Отсюда хорошо виден правильный треугольник горы Илья Муромец. Яркое солнце и плотный равномерный, в отличие от перевала, ветер. Сейчас запросто можно упустить ковер или другие «летучие» предметы. Рубится лед в котлы. Все забираются в большую палатку. Прищурено-оскаленные лица расправляются, напряжение спадает. Сидеть, полулежать приятно. Варим на горелках, забыл уже чего, вроде просто кипяток для быстрой лапши. В этот день у нас еще один перевал.
К пяти (точно не помню) часам вечера выкатываем на широкое начало русла Шумака. Слева, совсем рядом, видны зигзаги конской тропы — дороги. По которой идут летом страждущие. Передовая группа получилась такая: Белоус, Гусаров, Песков. Меня радует, что могу держаться впереди. Это действие (пиарю!) пилюли витрум-суперстресс. Обе палатки у нас. Циничная ситуация. Остальным ничего не остается, как идти до конца, хотя они больше всего на свете хотят отдохнуть. Но с Дульским иначе не ходят, только на пределе. Спуск оказался приятным и стремительным. Канава, похожая на хальфпайп, извиваясь, утомляя ноги, вынесла нас к замерзшему водопаду. 30м – не спрыгнешь. НО если зазеваться , то можно и не успеть затормозить. Вылазим на крутой борт и обходим по лесу. Вова виртуозно несется по заметенной тропинке вниз, я в основном падаю (только бы палки не сломать), Леха осторожничает, но обгоняет меня легко. В шесть часов вечера спускаемся опять на реку. Состояние реки неизвестно. Возможно, она занесена снегом, возможно, по верху идет вода. Но в этот раз нам везет. В основном голый лед. Отдыхаем, только, когда падаем. Ноги разъезжаются, палки успели затупиться, но уклон делает свое дело. Временами мчим по воде, брызги падают на «фонарики» и тут же замерзают. Вечереет и холодает. Всю дорогу впереди Владимир. В темноте, особенно удобно ехать за кем-нибудь – не надо высматривать, напрягая зрение, дорогу. Просто включаешь автопилот и функционируешь. Работа, при которой не надо думать, почему-то переносится легче. Постепенно доходим до исступления. Ночью время коварно, оно утекает сквозь пальцы гораздо стремительнее, чем днем. И, вот впереди замечен огонек. Но, заторможенность еще полчаса путает нас по реке, со льда въезжаем в целину, тропим. Тропа уходит в сторону. Наконец упираемся в мост, залитый радоновым льдом. Слева знаменитая турбаза, трещит генератор, горят лампы. Лас-Вегас по местным меркам. У Лехи замерзли крепления, он сидит под лесенкой, а мы идем в гости. На ногах корка льда. Восемь часов вечера. Долгий день, перейдя в ночь, все не кончается, носим дрова из склада турбазы на другой берег. Огромный дом, где мы квартируем, не хочет нагреваться. Что-то варим. Выставляем маячок в окне. Ждем. Постепенно впадаем в дрему. Тишина. Пол-второго в доме становится шумно, пришли все и сразу, но сил что-либо объяснять, у них нет. Проходит еще час, пока выпитое не развязывает языки и совсем недавнее отчаяние становится просто приключением. Но, не у всех. У Жени вышла из строя нога. Еще на перевале она заметно стала отставать. Спать уже не хочется – так много интересного – про лыжи «Рыбак», и вообще... Примечание: лыжи "Рыбак" (они похожи на охотничьи , то есть деревянные!), были у самого руководителя. Хотя на них и стояли крепления саломон, ценность этих лыж была загадкой. По итогам ночного марша Андреем обещана дневка. Все рады. Особенно, я. Точно знаю еще такого – это Паша. Он предлагает мне идти обратно. Крайне заманчиво.
3 день. «Мертвый город» Шумак Женя тестирует ногу, результат нерадостный. Поход, вернее его цель, как-то сразу теряет строгость, и становится необязательным сразу для всех. Неопределенность длится недолго. Должен прилететь некий микровертолет на турбазу прямо сегодня. Надо его не проворонить и запихнуть в него нашу первую потерю. Все уверены что, увидев ее летчик не сможет отказать в этой простой во всех смыслах просьбе. Так оно и случилось. Красный вертолётик сделав головокружительный вираж влетел между деревьями, совершенно не боясь их порубить, и сел на помостик своими лыжами. В сущности – это такси, пять кресел, включая таксиста. Женя, помахав нам ручкой, упорхнула. Это событие сильно облегчило мне существование, я перестал дозировать нецензурные слова, и они пошли сплошным потоком.
Остаток дня мы не пролежали на нарах, а, еле волоча ноги, ходили туда-сюда, смотрели на разнообразные шумакские дикости, и даже погружались в ванную. Вода была 27 градусов. На пороге терпимости, учитывая морозец. Пустые дома, огромное количество незатейливых предметов культа, даже бурятская церковь – дацан, и все это в глуши, где нет дорог. Вечером откушали плов от шеф-повара Андрея. Запили коктейлем: спирт, кофе, сахар и что-то еще от Сани. Женя была нашей самой большой потерей, но были и маленькие. Лыжи «рыбак» пришлось бросить за полной их негодностью для передвижения (Андрей всю реку прошел пешком). Были потерты ноги, помяты ногти, порваны носки, поломаны палки, лапки, потерян коврик (унесло ветром). Все это чинилось и приводилось в порядок. Кроме того, многие потери были восстановлены при Женином «разоружении». Мне достались отличные носки. Лехе коврик, Андрею лыжи. Несмотря на присущие всякому походу неудобства – рюкзак, лыжи, которые по больше части едут на тебе , а не наоборот, мокрый негреющий спальник, — приятного было больше. Снега мало, реки, с некоторыми натяжками, почти автобаны, в середине дня законный обед. Что будет дальше, мне было неизвестно. «Билюта – гораздо интересней» — звучало совсем нетревожно. Хотя насторожиться стоило бы.
На карте река Шумак выглядит как рогатина. По левому рогу мы спустились к источникам, теперь же поднимаемся по правому. Все почти так же: русло залитое льдами, поначалу пологое и можно идти-катиться на лыжах. Кое-где, и это уже не пугает, наверху тонким слоем течет вода. Впередиидущий оставляет две слегка углубленные колеи и журчащие потоки сразу же устремляются по ним. Постепенно лед исчезает, на снегу, и так всю дорогу, идут следы. Владимир уверяет, что это рысь. Горы вокруг все круче, боковые притоки, где-то высоко обрываются длиннющими жирными ледопадами. Иногда река почти засыпана селевыми выносами. Лыжи хороши, они до сих пор не требуют к себе внимания – одел и пошел. Детали собственного организма тоже пока не огорчают. Даже горло, заболевшее было от холодной воды, внезапно пришло в норму. «В горах простудиться невозможно» — и я вынужден полностью согласиться в этом с Андреем. Обед в зимнем походе – это приятно и необременительно. Дрова под рукой, полуденное солнце веселит и греет. Пельмени и горячий бульон успокаивают и утверждают в солидности и надежности происходящего. К концу дня долина, и так неширокая, становиться совсем тесной. Камни, щедро наваленные прямо в русло реки осложняют движение до такой степени, что приходится лезть влево на лесистый склон. И правильно – дальше, за поворотом, непроходимый ледопад. Чутье непонятным образом выводит по наилучшему, как оказалось, варианту. Трудно быть орком Кедровый лес жутко истоптан. И не только рысью. Под каждым вторым деревом лежбище. Лыжи уже привязаны к рюкзаку и следы какого-то блудливого лося очень помогают пробираться наверх. Одновременное прекращение дня и леса останавливает нас – надо искать место под палатки. А с этим плохо – склон довольно крут. Решение с точки зрения зеленых гуманистов преступно – соорудить площадку, навалив молодых деревьев и засыпав все это снегом. Стараюсь ломать тонкие кедры, которые растут парно, топор не нужен, они хрупки. Мне помогает Лёва. Остальные ушли вниз за дровами. Довольно быстро выравнивается место, достаточное для большой палатки. Жалость к поломанным деревьям ложиться тяжелым моральным грузом. И тут повалил снег.… К этому стоит добавить, что лагерь наш на краю пропасти, той, что уходит в непреодолимый ледопад. Костер под могучеветвистым кедром. Чувство реальности тут не придет никогда. - После нас граница леса переместилась на 200 м вниз. - Перед завтраком займусь саженцами. Ну, простите, мне и так стыдно.
Снегопад, как положено, окончился похолоданием. Не сомневаясь, нахлобучиваю бахилы поверх ботинок. Как всегда личная неорганизованность оставляет меня в лагере дольше всех. В этот раз выход рекордно ранний — в 8 часов. Андрей все еще надеется пройти траверс хребта. До перевального кулуара близко. Внизу характерная куча лавинного снега. А-а-а- куда вы меня тащите?. Но, чудо. Почти весь кулуар – плотнейший фирн, и в самом верху простительное количество несвязанного снега. Вопрос, куда делся весь ночной снег. Ну, делся и делся. Хорошо, что подъем «заасфальтирован» ветром. Преимущество альпинистских ботинок перед адвентюрами сказывается, я без напряжения отрываюсь от основных сил. Кулуар сужается до 5-6 метров, но борта его невысоки, видна перемычка. Опираться на палки уже не позволяет уклон, просто держусь для равновесия руками за снег. Длинные зубья кошек хороши для такого фирна. Вот оно кончается крошево, сыпуха и … наконец перемычка. Боже, как здесь холодно. Ветер холодит взмокшую спину.
Записка литовских туристов – были летом. Подхожу к краю, заглядываю. У-ууу, вот он где снег-то. Невероятно объемные шапки и нагромождения неописуемых форм прилепились и заполнили всю заперевальную сторону. В душе записного лавинофоба что-то оборвалось. Оцепенение помутило разум. Интересно, какая-нибудь нормальная группа сразу повернула бы обратно, или немного посовещалась? Надо доставать веревки, железки и надевать збрую. Ай, как обжигает карабин голые руки. Тем временем я промерз до костей, хоть и надел теплую куртку. Пендель решил не одевать – слишком это трудно, хватит и пояса. Выбор прост – замерзнуть на перемычке или ринуться в белую трясину. Все в сборе, в тесноте, обреченно готовятся к спуску. - Не меньше 40 градусов, по ощущениям. - Не-е-е, 17 градусов. - 39, точно. Жжет мороз. - А, траверс-то возможен. Андрей показывает вправо, туда, где хаотично нависают острые клинки скал. Не сразу понимаю, о чем он говорит. Иллюзии еще не покинули его. Хотя нет, похоже, он с ними расстался. Хоть и с видимым сожалением - Будем спускаться, нам не по силам будет по такой погоде пройти траверс, в таком составе. - Да, тут ни в-в-в каком с-с-составе… - Хороший перевал таким именем не назовут. - Ладно, я первым пойду, больше н-н-не могу, замерз. - Не, ты тяжелый, давай-ка я. Самоотверженность Андрей просто, без пафоса, пристегивает веревку и делает шаг в перенапряженную неизвестность. Сразу проваливается в сыпучую пучину. Барахтаясь и опускаясь до самого дна, он плывет вдоль скалы и там, где она оканчивается мысом, забивает короб. По очереди, пристегиваясь к веревке, ныряют мои товарищи вниз. Потеря чувствительности в ногах уже не беспокоит. Наконец моя очередь. Обожженное ледяным ветром лицо, сразу чувствует перемену. Хотя и здесь тоже морозно. Последним, лазаньем, идет Владимир. Надо было бы мне, но как-то в голову не пришло, что у меня нормальные ботинки, а у него лыжные – заторможенность. Вот, она – станция туристская – один крюк. А, рядом трещины под другие, но они пусты.
Все происходит медленно — иначе нельзя. Андрей, пересек по диагонали расширившийся кулуар – самый опасный трюк, и закрепил очередную станцию. Глядеть, как неаккуратно, падая из стороны в сторону, буровят снег молодые участники, было жутковато. Света делала отмашку отмороженными ногами, Паша руками. Веревки выдавались, путались и распутывались, подавались команды. Лыжи мешались, палки втыкались, рюкзаки опрокидывали. Площадки утаптывались, канава тропилась. В общем, шла работа, формирующая позитивную реальность. Снег Почему же он не поехал? Он был однороден и не имел слоистости, по которой нагрузка передается и увеличивается в критической точке. Он был легок. Мы были осторожны и осознанно шли на риск. Мы были внутренне готовы к худшему. Он был снисходителен? Он был равнодушен? Он был никакой. Мы были чисты? Мы были на грани истерики? Мы были никакие. Спуск с перевала 25 партсъезда - Мы спустимся, все будет нормально. - Надо представить, что уже умер, … станет легко. - ? Далеко внизу, став размером с муравья, Андрей бороздил снега, связав веревкой четырех участников. Делать станции уже было негде. Оставшиеся разбились еще на две связки – по количеству имеющихся веревок. Спуск бесконечен. Вот расширение. Снег где-то в глубине становится тверже. Сажусь и еду, перебирая ногами, Владимир тоже. Догоняем Леву и Пашу. Обгоняем. За поворотом видно группу туристов, сидящую на рюкзаках. Тут тоже застывшее кипение давней лавины. Вот мы и рядом. Ноги оттаяли, так всегда бывает на спуске. Веревки сматываются, кошки отстегиваются. Лыжи ставятся на снег – надо дойти до леса – там спасительное тепло костра. Цирк Местность вокруг построена по типовому проекту. Расширение кулуара переходит в пузообразные покатые склоны, потом ровные ледовоснежные поверхности озер. Выход из них — канава с вертикальными стенками, засыпанная крупными бесформенными глыбами. Владимир и Алексей непонятным образом съезжают по всем этим нагромождениям, я же снимаю лыжи – не ломать же их – и сразу становлюсь карликом, погрузившись в сугроб. Андрей успевает снимать кино или для отчёта какие-то виды. Из миниканьона выезжаем на открытые пространства. Левая щека и нос отмерзают, а маска лежит где-то на дне рюкзака. Я стал падать чаще – ботинки не зашнурованы туго. Продуваемые пространства сменяются кустами собственно речки, еще скромной, но уже обильно затекшей голубым льдом. Темнеет, но мы уже ворвались в лес. Из последних сил делаем каждый свое дело. Дрова, костер, котлы, площадка, палатка. Несмотря на быстроисчезающие на ветру следы, все отстающие по очереди, блестя фонариками, выныривают из темноты. Подставив спину к огню, расстегиваю молнию легких непродуваемых штанов. Они полны снега и льда. Мокрый анорак, снятый наверху, теперь с хрустом расправляется и начинает парить. До спального мешка дело не доходит, а он тоже сырой. Хочется спать, но сидеть у костра, выставив разутые ноги так приятно. Вокруг расставлены необычно правильные треугольники гор. Трещат толстые сучья, обдавая всех жаром и искрами. У Паши волдыри на обмороженных пальцах. У Светы на пальцах ног тоже что-то ужасное. - Все-таки сегодня было очень холодно. - Ну, это от ветра так показалось. - Андрей, а ты попадал в лавину? - Да, чуток было… несерьезно.
Встаем поздно. Собираемся лениво. Леха, Саня и Андрей уходят. Солнце с самого утра греет нашу стоянку. Спешить не хочется, находятся разные причины, чтоб поторчать у костра. Вдруг, возвращается Андрей – скоба вылетела из ботинка. Он пытается залить ее расплавленным полиэтиленом. Но это ненадежно. Мы с Владимиром задерживаемся еще на час. Наконец, Андрей нас выгоняет. Лыжня совсем немного идет по извилистой кустистой речке. Далее завал – морена наползла и перегородила русло. Лазанье в лыжах по куруму хоть и непродолжительное , но отнимает и силы, и время. Как тут прошли первые непонятно. С матами, наверное. Быстро догоняем передовую группу. Они вымотаны.
Теперь, когда я имею представление об этой реке, слова Владимира о том, что она интересна, мне кажутся излишне скромными. Это феноменальная река. Она исключительно разнообразна, здесь не получится ехать по льду или нудно тропить на протяжении часов. Сцены меняются одна за другой, не давая привыкать к ним.
После курума, тропим по очереди. Когда идешь не в голове колонны, то это приятно, скорость невысокая из-за тропежки, а лыжи легко едут по свежей лыжне. Но, стоит выйти вперед, становится все по-другому. И виновата в этом не работа по пробиванию снега, а трудный мыслительный процесс по поиску подходящего варианта. Топологическая задача, где переменных непривычно много изматывает быстро. Россыпью и в одиночку разбросанные валуны, причудливо торчащие линзы льда, журчащая под ногами вода, сугробы наметенного снега, поваленные деревья, наконец, разветвление основного течения – все это периодически ограничивается скальными стенками, которые иногда становятся каньоном. Лыжня вьется меж всего этого по прихотливой траектории, следуя интуиции, опыту или «процессору» лидера. В основном впереди идет Владимир. Ему удается легко находить решения. Со стороны, иногда, кажется, что он излишне старается идти по камням напрямик, в ущерб обходным движениям. Часто приходится прыгать с трамплинчиков, влетать «наскаку» в воду. Корка льда прилипает к лыжам, креплениям, ботинкам, штанам и доходит до колен. Начинаются проблемы с отстегиванием креплений. Очередное нагромождение валунов ломает Санину лыжу. Пополам. Потери растут. Выйдя из прижима на острове, встаем на обед. Надо что-то делать с поломкой и дождаться Андрея.
Бедный Паша опять не может отстегнуть ботинок. Он ждет, когда разогретой водой можно будет полить на крепление. Санина лыжа рубиться пополам, крепление переставляется вперед – все просто. Спустя час, приходит Андрей, идти он может только по прямой, любое неосторожное движение и скоба выскакивает из носка ботинка. Снег сверх всякой меры истоптан разными местными обитателям. На Шумаке, Китое, и тем более Кынгарге, следы в глаза не бросаются вовсе...
Все притоки до этого были замерзшими, а этот журчал широким потоком по каменистому склону, испуская далеко заметные клубы пара.
Немного пройдя вверх становиться понятно, что обойти без существенных затрат не получится. Решение принято, встаем на обед и высылаем поисковые партии. Одна вверх – Андрей, Которого усталость не брала. И Алексей — вниз, на предмет спуска в основной каньон и выхода на правый борт долины. Лично я никуда не способен уже идти, сижу тупо на рюкзаке, щурясь от яркого солнца. Кто-то сказал, что видел внизу лесенку, приставленную к противоположной стене рва. Уже после похода выяснилось, что лестницу эту соорудил Андрей Новосельцев, путешествуя летом с женой в прошлом году. Теперь она наполовину рассыпалась. Снизу, довольно скоро пришел Алексей. Оказывается, кто-то ночевал, чуть ли не вчера у самого слияния злополучного притока и Реки. Следы уходили куда-то дальше и были видны также внизу в самом каньоне. Впоследствии оказалось, что двое студентов охотоведов прогуливались с Китоя аж три недели назад. Куда они прогуливались, осталось загадкой. В это время Андрей спустился в ров где–то вверху и нашел выход на другую сторону. Но, все же решено было идти вниз к обнаруженным следам. Но, и тут оказалось не все просто.
Солнце светит вдоль каньона, оттого здесь нет еще сумрачности. Теперь идем по пешим человеческим следам. Немного погодя, снимаем кошки и одеваем лыжи. Переходя с одного «берега» на другой, с почтением смотрим в мощные водовороты. Глубокая вода заколдовывает и тянет в свою темную толщу. «Берега» — это примерзший к скале лед. Из ровной поверхности «прохудившейся» скалы, вырывается застывший лазурный поток. Здесь он достиг дна, а там обломился на середине, и получилась люстра.
В конце этого грандиозного двухдневного представления Река завораживает своими разнообразными хрустальными украшениями. Скалы расступаются. Впереди Китой, но долина его не так широка, как ожидалось.
В темноте, еле передвигая ноги, тащимся к зимовью сначала по следам наших заочных знакомых, потом по хорошоутоптанной магистральной китойской тропе.
Оно стоит немного выше по течению на другом берегу Китоя. Там непривычно аккуратно, как у Суханова. Бревна выскоблены добела, под нарами огромный запас дров. Записка хозяина гласит о вере в порядочность, журналы, книги, матрасы. Вот и все. Опять пошли присутственные места. Вялое перемещение от зимовья к зимовью и к самой турбазе растягивается на весь день. Яркий снег на широком Китое заставляет одеть очки. Наступает расслабленность. Хочется совсем остановиться, и не спеша, пожить в этой долине лет двадцать. По берегам растет необыкновенно здоровый стройный лес. На общем сумрачно-холодном фоне тайги, вдруг, за очередным поворотом показался светлый сосновый бор. Тепловеселый светлокарий частокол резко выделялся и нагло не соответствовал общей суровости пейзажа. Вытянувшиеся стволы без сучьев, с небольшими кронами на самом верху привносили сюда ощущение почти совсем забытого, но давнолюбимого и привычного места, совсем родного. Блаженство длилось не долго — совсем немного не доходя до турбазы, налетел сильный шквал. А к ночи из стелющихся по земле туч повалил обильный снег. К пяти часам показались строения туркомплекса «Билюты». Этот день мы вышли в Аршан примерно к восьми часам вечера. Всю дорогу утопали в рассыпчатых снегах. Особенно, на спуске в цирке Братчанки. Немного плутанули влево на стрелке, где Федюшкина река ветвится перед водораздельным хребтом. Интересно, что ходила и оставила еле-заметный след всего одна группа, и уже давно. * * *
Наши девушки. Женя и Света. Если Женя для постороннего наблюдателя — прекрасное, но абсолютно неземное существо вроде Аэлиты, то Света – воплощение сермяжной доли земной. Вот диалог у костра. Света скромна и от этого говорит очень тихо: - Пи-пи-пи. - Ничо не понял, я привык, чтоб орали. - Владимир Петрович, передайте, пожалста, кружку. - Это звучит неестественно и от этого делает наше общение чрезмерно формализованным. Надо примерно так: «Вован, набуровил, там чайку по бырому, нах». - Хи-хи.
Дульский – руководитель похода. С тех пор, как он перестал носить очки, что-то неуловимо значимое исчезло в его образе. Однако, это без преувеличения самый крепкий орешек. Его не смогли убить ни лыжи Рыбак, ни лавиноопасный 25-й съезд, ни скоба изношенного ботинка. В жуткий ветер и холод он шел в продуваемом стареньком флисе и плевать хотел на злобность погоды. Когда я вспоминаю Андрея. У меня перед глазами встает картина из далекого прошлого. Языки пламени ночного костра отражаются в треснутых стеклышках очков, перевязанных резинкой. Голос его, тихий пронизанный тонкими чувствами, под звук гитары уносит в щемящие душу воспоминания.
Владимир Петрович Белоус У Вовы ничего неуловимого не исчезло. Он почти не изменился. В походе меня поразило его чутье на выбор пути и виртуозно-наглое владение лыжами. А, еще, всерьез неприятие порчи деревьев на границе леса. Вместе с Андреем они цемент команды, знают все закоулки Саян. То, что он руководитель по работе для остальных участников (кроме меня и Андрея) положительно сказывалось на дисциплине, отсутствовал, неизбежный разброс желаний. Это была команда в лучшем смысле слова. Теперь это наше фсйо ((с) мышь)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
