Природа Байкала

Утро туманное, погоду не угадать, но осадки у нас как по графику – через день, так что сегодня надеемся на тепло, хотя и одеваемся как на зимовку.

Людей все больше, я с удивлением и ужасом разглядываю берега. Туда-сюда шныряют моторки, все на «Yamaha». Все косы обшарены, обсмотрены и «причесаны», везде наблюдатели, машут нам и спрашивают откуда. Из деревни Кукуево, блин.

Я помню другую реку – волшебную, неизведанную. Лишь изредка тогда мы видели людей – одинокие фигурки, тянущие на лямках легкие лодочки-нырки с нехитрым скарбом, какие уж тут «Yamaha». За спиной у каждого – судьба, своя история, своя философия, особый уклад речной жизни. И я смотрела на эту реку широко открытыми детскими еще глазами, силясь понять и постичь удивительную силу, подаренную этой строгой и чарующей природой.

Сегодня лишь рассветы все те же, тихие, туманные. Дороги, пройденные повторно, все же кажутся короче, а в одну воду действительно нельзя войти дважды. Где сейчас та река? Откуда здесь бульдозеры и эти серые безликие люди? Где моя Мекка, берег, где я впервые подняла теплый кусочек нефрита? Неужели все осталось лишь в памяти таких как я, да на любительских фото с пленочных мыльниц… Сижу, нахохлившись как воробей, и ссутулившись под гнетом этих мыслей. Эх, романтика, куда же ты уходишь?

Долго ищем лагерь, все мало-мальски пригодные стоянки заняты, люди начинают раздражать. Сегодня возможно доскребемся до «восьмерки», но я боюсь, что разочарование будет еще больше. «Восьмерка» — это туристическое название большой петли, которую приходится идти на веслах почти полдня, а по прямой там лишь восемь километров. Это довольно известное место на Ципе, здесь случались крупные находки нефрита, и многих голодранцев «восьмерка» возвела в ранг крезов. На Ципе это последнее место, где можно найти нефрит, ниже по течению уже ничего не попадается. В этом месте река узкая, причудливо изгибается, прорезая горную породу, и каждый поворот – природный амфитеатр, здесь очень интересны эффекты эхо.

Становится холодно, двойки на горизонте не видно, в борьбе с ветром ей приходится труднее всего. В конце концов зачаливаемся в конце галечной косы, наплевав на нефритчиков и их участки.

Через полчаса показалась двойка, Андрюхи бодрые, зря мы переживали. А может просто не показывают усталости. Давыдыч называет их хором Андреев-куликов.

Удобно расположились на косе – палатки стоят на песочке, может, утром не будут болеть бока. Рыбы нет уже два дня, подъедаем запасы, последний литр спирта экономим, используем только для «правильного» чая – по колпачку на кружку. Народ бунтует против завхоза, без спирта нет песен и посиделок, только в большой палатке играют в карты.

Саня устал, да еще в обед поскользнулся на берегу, грохнулся и ушиб ногу. Ходит по лагерю молчаливым прихрамывающим медведем. Мне совестно, сегодня после обеда я опять забросила весло, и теперь чувствую себя моральным уродцем – человек целый день греб без устали, а я как обуза. Ну, думаю, счас буду делать Сане хорошо. Сама не знаю как я его уговорила на массаж с элементами spa-процедуры, наверно устал он все-таки здорово, или солнышко голову напекло… Короче нагреваю я большой плоский камень на костре и под недоуменными взглядами остальных, заворачиваю его в свою шерстяную мастерку, залажу в палатку. Но как всегда самые лучшие начинания превращаются в конфуз. А он ведь даже не дернулся, — жжет говорит чуть-чуть. Я убираю камень –батюшки! на Саниной спине красуется ожог. Епрст. В палатке видно плохо, сумерки, через пару минут ставлю второй ожог. Чертов камень, и когда он успел так нагреться? Прерываю эту экзекуцию (а то завтра вообще грести некому будет), укутываю Саню спальником и с чувством выполненного долга вылажу из палатки.