Природа Байкала

В течение нескольких лет у меня была только одна мысль – весной на Байкал. Быть просто участником похода, как я понял, не всегда интересно. Но выбрать собственный маршрут ещё не был готов. Решил пройти так же, как и прежде, слегка уточнив детали.

Было нас шесть человек, пять парней и одна девушка – смельчанка, как назвал её сторож в бухте Песчаной. Стартовали мы с МРС и на второй день пошли в пещеру Мечта.

В первом походе это выглядело так. Утром налегке поднялись от Байкала высоко вверх на террасу, которая продолжала потихоньку подниматься ещё выше. Сергей, а только он знал, как выйти к входу к пещере, искал этот вход и нашёл его, но не сразу. Мы, вшестером, стояли перед небольшой дырой в земляном бугре, из которой шёл слабый парок. Сергей развернул верёвку и сказал-пригласил:

- Ты полезешь первым.

Я понял, что сегодня, несмотря на вкусный завтрак и отличную погоду, всё-таки плохой день – лезть первым мне никак не хотелось. Во-первых, это было моя первая «дыра». Во-вторых, я не знал, что там и как. В- третьих, в моём воображении сразу возникла картинка, как я, в кромешной темноте, гимнастически, без страховки, болтаюсь над колодцем, дна у которого нет. Лезть, ну никак не хотелось, но я взял верёвку и начал задом забираться в «дыру».

- Прощай белый свет,- узкий лаз поворачивал налево и образовывал карман. Дальше в наклонном продолжении была только темнота. Здесь закончилась моё «разумное» и окончательно победило «инстинктивное».

- Дальше не полезу. Лезть сам, — крикнул я Серёге. Через некоторое время появился он. Молча, пропятился мимо меня и исчез в темноте. Шло время. Тишина. Может пора принимать какое-нибудь решение? Внизу, как из колодца, глухой далёкий голос:

- Спускайся и скажи, чтобы девчонки спускались.

Спускаюсь вниз, пока вроде наклонно, кромешная темнота, вроде стены перестали давить.

- Тут вертикаль есть? – кричу-спрашиваю его

- Чего орёшь! – голос практически у меня над головой.

- Свет зажги, тогда не буду орать.

Зажигается свечка. Он стоит, я, пригнувшись, с напружиненными ногами, ожидаю мгновенного окончания наклонной стены, чтобы самортизировать. Выпрямляюсь. А здесь просторно. На свет спускаются девчонки. Мы начинаем осматривать пещеру…

Во второй раз я мог «проявить» себя опытным «дыроныряльщиком»: знал спуск в пещеру, знал, что и где в ней смотреть, но… Вход в пещеру окружало невысокое бетонное ограждение с зацементированными в неё арматуринами, на которые была надстроена крыша. Впереди дверь из арматуры, а на ней замок – приехали! Попробовали замок – замкнут и крепок. Ломать не хотелось, ведь у кого-то же есть ключ от него, да и не вандалы мы. Желание побывать под землёй резко усилилось. Потрогали прутья – тоже крепкие и толстые к тому же. Градус нашего желания стал ещё выше. Попробовали разогнуть прутья – не получилось, даже полиспаст не помог. Что делать? Извечный российский вопрос. Уже, практически распрощавшись с мыслью побывать под землёй, мы решили уходить, когда, не помню кто, потянул один из прутьев не на себя, а вверх… прут не упрямясь, сдвинулся и, выйдя из паза, свободно повис у нас в руках! Заветное заклинание было найдено, и мы полезли через изгородь внутрь, в «дыру». Благополучно спустившись вниз, стали осваиваться. Народ смотрел во все глаза, разбрёлся, когда через 15 минут выяснилось, что в свёртке, который должен был содержать пачку свечей, лежит… САЛО! Вместо завёрнутой в бумагу пачки свечей мы приволокли в пещеру свёрток с салом, обычным солёным салом, которое должны были есть на перекусах. Сало, хоть и солёное, не свечи, и одно заменить другим невозможно. Пришлось заканчивать экскурсию притом, что оказалось, что у одного из нас, совершенно неожиданно для него самого, развился приступ клаустрофобии. Андрей не подозревал за собой этого напастья, пока не спустился в пещеру. Здесь он минут 10 ещё сопротивлялся, а потом начал просить нас вылезать. Никто всерьёз не воспринял его просьб и, если бы не эта досадная оплошность с салом, пришлось бы ему в одиночестве дожидаться нас наверху. Так неожиданно быстро завершился спуск в «Мечту».

Потом несколько дней движение по льду, ночёвки на льду и на берегу. В первом походе все пользовались примитивными самодельными «кошками», которые куском репшнура крепились к ботинку. В этот раз двое из нас сумели разжиться у знакомых настоящими «кошками», но ничего хорошего из этого не получилось: целый день идти по льду, не натёчному, а «тяжёлому» плотному байкальскому льду – это работа. «Кошки» изрядно подпортили им штаны, цепляя развевающийся низ. Кроме того, из-за этого случались падения. Вот во время одного такого падения наш товарищ ударил себя «кошкой» по лодыжке. Ботинок не позволил пробить ногу. Но удар был сильным, и нога внизу распухла. Он захромал, а значит не смог больше «запрягаться» в нарты.

Постепенно мы приближались к точке, от которой должны были стартовать на другой берег. Я не скрывал от товарищей детали маршрута, тем более что они с большим интересом, подолгу просматривали трёхкилометровую лоцию озера, на которой была нанесена восточная и западная береговая линия с указанием маяков, глубин и каких-то ещё, понятных лишь морякам, деталей.

Местом остановки накануне перехода была выбрана падь Нижние Хомуты. Каково же было моё удивление, когда вечером мы вышли к её центральной части – это было то самое место, до которого я совсем немного не дошёл, когда отправился на поиски зимовья. Более того, зимовье было! Избушка, недалеко от берега, поставленная давно. Совсем немного не дошёл. Сумерки скрыли её от меня. Нам повезло: утром можно было очень быстро собраться, что давало время дольше поспать в тепле. Народ устраивался в избе, а я пошёл осмотреться. Недалеко от избы наткнулся на невысокий обелиск с фотографией: молодой мужчина присел, обняв собаку. Внимательный взгляд обращён на Байкал. Не вернулся. Наверно вышел рыбачить, а озеро не захотело отпускать.

Спустился на гальку. Присел. Слушал – дышит Байкал. Тихо, а озеро дышит. Посидел. Стемнело. Небо очистилось. Луны нет. Звёзды. Дышит Байкал, живёт.

Сейчас, когда пишу эти строки, взглянул на фотографию в перекидном календаре 2007 года, который стоит рядом. Увидел этот календарь в одном иркутском банке, ожидая, когда освободится девушка за стойкой. Начал перекладывать листки и, открыв апрель, увидел её — фотографию. Старый, как и все в этом календаре, снимок начала 20-го века, назывался «Солнечный день». На нём метрах в 20 от фотографа, слегка позируя, заснят стоящий мужчина в выходном кителе. Рядом с ним справа в белой гимнастерке и штанах, заправленных в сапоги, явно ниже чином, ещё один мужчина. Берег Байкала весь в камнях, совсем нет гальки. Крутой склон, выходящий на берег к воде, дальше стоящих, порос лесом. Две лодки: одна чуть выдвинута на берег – пустая, другая – полностью в воде недалеко от берега, в ней мужчина, местный. И собака на камнях у кромки воды. «Солнечный день», но солнца не чувствуется. Нет напряжения в позе смотрящего в объектив, но камни, лес, стволы деревьев за его спиной, упавшие, и корнями продолжающие держаться за склон… Что в этом снимке? Наверно, то, что я хотел бы взглянуть на Байкал глазами этого человека. В то, далёкое время. Мы не увидим озеро таким, каким он его видит. Конечно, не на озеро и берег он вышел посмотреть. Возможно по работе, а может, вышли отдохнуть от лодочной качки. Но я, мы, не увидим Байкал таким, каким он мог его увидеть. Как не увидите вы уже никогда так, как я, то место, где мы остановились на ночёвку перед переходом. Сейчас там двухэтажная «фазенда», ближе к берегу – баня, сарайки, собачья будка, какой-то пристрой, возможно, для приезжающих. Много лет спустя, когда проходил мимо, я не узнал это место и ушёл аж до бухты Роговик, последней перед выходом в долину Голоустной. Уставшая и злая женщина. Злая от того, что приезжающие считают обязательным опрокинуть стопарь другой с её мужем, может, чтобы прикупить за дёшево у него рыбы, или в силу традиции «выпить на природе». Вот он – муж, лежит в отключке на скамейке у бани. Рядом, на льду, машины. Мужик недалеко от них орёт в сторону далёкого леса – «Васька-а-а-а… Васька-а-а-а». Зачем орёт, а затем, что взял Васька ключи от машины и сгинул где-то в лесу. «Васька-а-а-а… Васька-а-а-а-а…» Не умолкая, с равными промежутками. «Васька-а-а-а… Васька-а-а-а…» И взгляд мужчины со старого снимка… Я хотел бы увидеть… Я видел, слышал, как дышал Байкал, было тихо. Звёзды. Дышит Байкал, живёт. Но я хотел бы увидеть Его глазами. Не суждено. Время.

Календарь тот, слегка исписанный кем-то, может быть также томившимся в очереди, девушка за стойкой мне не отдала. Позднее, в одном из филиалов, увидев его снова, я, совсем не надеясь, попросил вновь, и мне не отказали. Прошёл 2007 год и как календарь он мне не нужен. Стоит, открытый на этой странице — «Апрель» — «Солнечный день», но нет солнца на этом снимке, на нём Байкал.

Затемно двинулись мы на переход. Надо понимать, что как не прикладывай к себе километры, как не раскидывай их на часы, всё равно только однажды, пройдя этот путь, ты будешь точно знать, каким он может быть. Темнота, утренние сумерки, встающее солнце и день, всё снова и по другому. Погода выдалась на редкость тёплая. Снег подтаивал на обуви. Тёмные вибрамы без бахил.

Идем.

Семь человек.

Говорим.

Отдыхаем.

Снова идём.

Медленно, нехотя уходит западный берег.

Берём азимут.

Смотрим лоцию.

Намечаем ориентиры.

Сходимся.

Расходимся.

Меняемся в нартах. Только Юра, прихрамывая, идёт налегке. Рядом с ним Лена.

Идём.

Пора обедать. Залазим в палатку. Растягиваем её своими телами и вещами.

Примус.

Варим обед.

Здесь жарко, даже очень жарко – солнце за эти дни успело основательно прикоснуться к нашим лицам, несмотря на марлевые повязки. Щёки и уши чувствуют тепло от примуса, как крепкий банный пар.

Обедаем.

Надо выходить, но тянемся.

Говорим.

Надо выходить. Я чувствую, как уходят минуты. Я знаю им цену.

Надо выходить.

Выходим?! Надо.

Надо выходить. Собрались? Хватит тянуться. День кажется ещё весь впереди, но это не так!

Вышли.

Идём.

Солнце поехало вниз, здравствуй, ветер. Ага, пока ты дуешь сбоку. Тоже подарок ещё тот. Нарты слегка парусят и на чистом льду начинают глиссировать вбок, того и гляди опрокинуться или лыжу сломают.

Стоять! держи их. Лучше бы в лицо дул.

Спасибо, за то, что услышал.

Солнце низко. Здравствуй, мороз. Он пришёл без приглашенья. Обувь. В прошлый раз этого не было. Был ветер, был мороз, но обувь… Чёрт, чувствую, как начинают мёрзнуть пальцы – вибрамы впитали часть воды от таявшего на них днём снега. Нужно подвигать пальцами. Надо идти. Сейчас пальцы согреются. Идём. Теперь и ступни мёрзнут. До берега не дотянуть, ещё часа три, а может и больше. Нет! надо переобуваться, а то «кольнёт» и …

- Как с ногами?

- ….

- Как с ногами, говорю, не время геройствовать! У кого ноги замёрзли ?

- …

- Ну, если у меня одного ноги замёрзли, то помогайте. Андрей, достань из моего рюкзака «прощай молодость» — буду переобуваться.

- У меня пальцы замёрзли, — это говорит Алексей.

- А чего молчал? На руках оставшуюся жизнь проходить хочешь? Юра, «кочегарь» примус. Лёша,- это ещё один Алексей,- достань дежурные валенки. Алексей, садись напротив меня. Ближе. Коврик пошире расстели. Снимай обувь. Люди, у кого ещё ноги замёрзли, только не врите! Лена?

- Всё нормально. Что ещё сделать надо?

- Нарты ближе к нам. Помогите Алексею снять ботинок. Юра, где примус? Ближе! Алексей, напротив меня, ближе ко мне. Пуховку расстегни, как я. Давай свои ноги, держи мои. На пузо клади, прижимай! Ну! Как я!

Мы сидим друг напротив друга на ковриках. Пуховки расстёгнуты. Его ступни прижаты к моему голому животу, мои – к его. Скульптура из эбонита или на «е» это слово начинается. Алексей весь скукожился. Да, мои ноги сейчас подарком не назовёшь – лёд теплее, впрочем, как и его. Руками прижимаю к животу, слегка тру их, укрывая пуховкой. Камасутра – извините меня великодушно. Где примус? Вещи распаковали, достали носки. Те, в которых был, остались примерзшими в вибрамах. Когда доставал ногу, было ощущение, что подошва примёрзла через носок к стельке. Вроде ступня у Алексея стала теплее.

- Где валенки? Алексей, надевай носки. Трите ему ступни. Валенки грей над примусом. Так, ноги в них. А теперь я.

Протягиваю ступню над пламенем. Стараюсь согреть пальцы. Чёрт, ступня над пламенем, а я ничего не чувствую, совсем ничего!

- Алексей, мни ноги! Подвигайся. Побегай! Собирайте вещи.

Совсем не чувствую огонь. Чё-о-о-рт! Вот теперь почувствовал! Кажется, пальцы поджарились. Теперь носки, ещё одни и «прощай молодость». Что ж здесь не великосветский приём – и в таком виде не прогонят.

Встал. Пробежался. Мнём ноги. Вроде нормально. «Наливаются». Точно поджарил, да, и чёрт с ним. Вовремя! Вовремя!! Вовремя!!! Ура!!!! Сто раз закричу – вовремя!

- Как дела? Есть желание переодеться? Тогда – вперёд. Время не ждёт.

Пока занимались переобуванием, совсем стемнело. Идём. Снег, лыжи прорезают наст. Дальше так не пойдёт – тяжело.

- Распрягаем нарты. Рюкзаки на спину. Юра, — это я к хромающему обращаюсь, -Придётся свой рюкзак до берега самому нести.

Пошли. Темно. Что-то и огней особенно не видно. Ладно. Будем на эти ориентироваться. Идём. Сколько идём – долго идём. А помнишь «то» кино. Нет, в этот раз вроде ближе берег. Друг друга не видно.

- Люди, доставай фонари.

Фонари почти бесполезны. Вокруг и над нами столько воздуха и пространства, что фонарный круг кажется маленькой точкой. Только для одного, да, и это больше психологически. Идём. В тот раз цепочка огней притягивала взгляд, служила опорой, сейчас темнота окружила нас плотным кольцом. Минуты, драгоценные минуты – поговорили за обедом. Мороз, но ноги отошли. А, если бы кто-нибудь промолчал? Если бы у меня самого ноги не замёрзли? Весь нацелен был на берег. Встряхиваю головой – прочь чёрные мысли. «Если», «если» — «если бы» да «кабы», то во рту росли грибы! Нет, это мне урок. Встряхиваю головой – стать причиной чужого несчастья. Встряхиваю головой – прочь! Это урок и я его запомню!

Осматриваюсь. Так, а нас вроде шестеро было. Где Андрей?

- Лёша, где Андрей? Он за тобой?

- Где- то сзади.

Там, откуда мы пришли кромешная тьма. Круг слабого света от фонариков вокруг нас.

- Всем стоять! Лёша, где сзади, ведь ты замыкал? Когда он отстал? Лёша, почему ты его оставил, почему нас не остановил?

Лёха устал. Он смотрит на меня. Он устал. Он ведь сказал мне, что Андрей сзади, что ещё от него хотят. Я смотрю на Лёху.

- Всем стоять, ждать нас с Андреем – передых, перекусите, если чай остался.

Я иду во тьму. У меня нет фонарика. Я отошёл и не вижу следов. Я боюсь за Андрея. Я иду дальше. Как далеко он отстал? Нет света впереди. Чёрт, я сам сейчас потеряюсь! Почему не сказал, чтобы хотя бы одним фонарём светили в мою сторону. Иду вперёд – мысли быстро мелькают в голове, а я иду вперёд. Минут пять уже иду. Вот, что это? Это не «что», это «кто» — Андрей сидит на нартах.

- Андрей, как ты?

- Ты иди, я сейчас, посижу и пойду…

- Зачем ты тянешь пустые нарты? Мы же их оставили,когда рюкзаки надели.

- Жалко бросать. Ты иди, я сейчас… Ты иди…

Он склоняет голову. Ну, это ни в какие воротья не лезет! Мы ведь сюда отдыхать пришли, а вроде что-то совсем другое происходит.

- Андрей, ну на хрен эти нарты! Я тебе другие куплю! Пошли там народ нас ждёт! Давай дуги вынем из нарт – это ты правильно рассудил, и возьмём с собой, а нарты – дерево да шурупы! Пошли.

Идём вместе: я впереди, он за мной. Идёт. Ну и чудно. Как я вышел на него? Как я мимо не прошёл? Сколько он там сидел? О чём думал? А, если бы я не пересчитался? Хватит вопросы задавать – вот он идёт за мной, шестеро нас. Вышло шестеро, идёт шестеро и придёт шестеро – отдыхаем мы так в свой отпуск.

Подходим к остальным. Нам дают чай – это последний. Собственно и пить там нечего. Это скорее дружеский жест: мол ждали, это для вас. Я иду сзади – хватит приключений. Идём. Думал, что за три часа выйдем, а уже почти полночь и луны нет. Идём…

Сколько мы после этого прошли, не вспомню – давно это было. Но подошли к берегу, а берег странный такой: огроменная высоченная протяженная вдоль берега куча рыхлого снега – ни забраться на неё, ни пробиться сквозь не возможно. Та-а-а-к. Уходим влево, должна же она где-нибудь закончиться. Светим подсевшими фонариками. Береговая кромка резко уходит вглубь. Ага, там впереди что-то чернеет, если может чернеть на чёрном. Да, точно, чернеет, но не похоже это на берег у Мысовой. Тут всё полого. О! Люди на льду рядом с берегом!? Кто это? Подходим поближе. Два пожилых человека: женщина и мужчина. Или бабушка и дедушка? В зимней одежде и не поймёшь.

- Здравствуйте, — это мы с ними здороваемся.

- Здравствуйте, — это нам отвечают.

- А сколько времени? — это мы спрашиваем. Ещё бы «как пройти в библиотеку» спросили. Но ведь удивительно, что люди глубокой ночью на берегу делают. Правда, за ними проглядываются зады каких-то огородов.

- Да, поздно уже, — они отвечают, и это правильный ответ, — мы тут со старухой в окошко смотрели, видим какие-то огоньки на Байкале. Потом снова смотрим, а огоньки то туда, то сюда. Потом смотрим, а огоньки ближе. Остановились. Нам интересно стало: что за огоньки? Мы оделись, пойдём, думаем, посмотрим. А огоньки пропали! Вот стоим: может появятся.

- Это наши фонарики. А мы с того берега на этот идём. «Сели» фонарики, вот почти и не видно огоньков стало. А как это место называется?

- Клюевка.

- Клюевка… Клюевка… А Мысовая где?

- А Мысовая во-о-о-н туда 6 километров.

Нет, 6 километров это уже перебор. В Мысовую мы не пойдём!

- А как к железной дороге пройти?

- А вот этак по тропинке, а потом дорога будет, а потом вправо, там ветка есть, по ней до дороги-то железной и дойдёте.

- А переночевать где-нибудь можно?

- А вот перед самой-то веткой справа большая длинная изба – это вроде гостиницы будет

- Спасибо.

Мы узнали всё, что хотели. Ну, не удивителен ли этот разговор, ночью, на берегу. И люди, его ведущие: с одной стороны пятеро молодых парней и девушка только что отмахавшие 50 с лишком километров через озеро, с другой – два пожилых человека, вышедших посмотреть на «огоньки». Но никто ничему не удивился. Все остались довольны: одни тем, что установили, где находятся и куда надо идти, другие – разгадкой «огоньков» и общением в такую длинную, скучную, бессонную ночь.

Идём указанной дорогой. Вот и длинная изба, открываем дверь, светлый коридор, зал. Женщина за столом, явно не ожидала ночных гостей, стараемся её успокоить, да и девушка в наших рядах есть. Спрашиваем: можно ли разместиться в коридоре. Не хочется ей нас оставлять, но нас шестеро, она явно боится перечить. Пока дежурная борется со своими страхами, народ падает в коридоре на пол, приваливается к стене. Тепло, чистый пол, вряд ли здесь много постояльцев. Обнаружили в коридоре бак с кружкой, которая цепочкой к нему прикреплена – питьевая вода! Исстрадавшийся, истомлённый народ припадает к баку, как к живительному источнику. Я с нескрываемым удивлением наблюдаю, как Юра (тот, что хромал) с краткими промежутками заливает в себя воду. Всё! вода закончилась, а было её поболее ведра. Ведро воды выпили! То, что мы выпили всю воду, по-видимому, разрешило сомнения дежурной – ей такие, которые вёдрами воду пьют, тут не нужны. Она слышала наш громкий разговор и поняла, что мы несколько огорчены тем, что «махнули» мимо Мысовой.

- «Наушки» через полтора часа будут на станции! – с надеждой глядя на нас, говорит она.

- ?!?

- Да, «Наушки» у нас, на Клюевке, останавливаются! – смотрит.

- !!

- Достанции пройти-то. Рядом, по железнодорожной ветке не более нескольких минут…

Мы попадаем в новую реальность – оказывается ещё сегодня можно уехать домой. Встали… Да-а-а-а, «встали» получается не сразу. Ещё раз – встали! Вперёд, надо закончить поход. Выходим на мороз, слышно, как за нами заскрипел ключ – гостиница закрыта. Уходим по ветке в сторону уже ощущаемых железнодорожных запахов.

Станция – уютный деревянный домик. Тихо, тепло, чисто. Билеты. На улице разжигаем примус. Чай. Кругом ни души. Мы снова одни. Хорошо.

Я стою на улице один. Дышу. Смотрю на выдыхаемый пар. Чувствую, как во мне поднимается волна тихой радости. Вот дошла до груди, до шеи, до рта, до макушки. Я, как шипящим шампанским, наполнен радостью, она требует выхода, вот-вот вылетит пробка! Чувствую, что болит тело, но я улыбаюсь. Что бы такое сделать? Закрываю глаза и… кручусь на одной ноге. Открываю глаза – никто не видел? Нет, я один! Всей грудью вдыхаю в себя воздух. Всё – «окончен поход, ни единого трупа…». Всё… Да, действительно – ВСЁ.