|
|
| - Юрка, вставай! Есть, что снимать и чем снимать! Я открываю глаза и вижу склонившегося над входом в палатку Серегу. Ещё через секунду до меня доходит смысл его слов. Сон как рукой снимает. - Фотик просох, что ли?! - Я же тебе говорю, — отвечает довольный Серега. – Я уже тут посидел, полистал твои австрийские кадры. Вставай давай. Я быстро поднимаюсь и беру «Пентакс», включаю – на индикаторе полная зарядка батареи! Всё-таки я отсюда без фотографий не уйду! - Йо-хо!
Выползаю на свет божий. Голова слегка гудит – всё-таки немного лишку вчера развели. Хорошо он шёл под шум дождя. Серега рубит дрова, Леха сидит возле костра и, щурясь, смотрит в сторону Порожистого. Снимаю обоих. - А что, мужики свалили уже? - Да, вот недавно собрались и пошли. Надоело, говорят, ждать. - Как вы думаете, действительно из-за погоды, или мы их своими вчерашними посиделками выжили? - Думаю, и то, и то, — отвечает Лёха. Мы вчера, действительно, песен в четыре глотки немало исполнили. Самодеятельность ещё та была… И ведь не со зла старались погромче спеть, а просто потому что дождь по тенту громко колотил, не слышно было ничего. А у мужиков палатка стояла в каких-то десяти метрах от тента. Может быть, им там ещё лучше было слышно, чем нам самим?.. Несколько успокаиваю свою совесть той мыслью, что им дождь по палатке тоже барабанил достаточно громко – достаточно для того, чтобы заглушить посторонние шумы. Как бы то ни было, факт налицо – соседей с нами на поляне больше нет.
Я гляжу по сторонам. Красота! Нацеливаюсь фотоаппаратом на наконец-то выглянувшие из-за облаков окружающие нас вершины на сочно-голубом фоне. Щелк!.. Темнота на экране. Не понял… Ещё раз. То же самое. Вроде бы, вся механика срабатывает, а картинка не записывается. И тут вдруг опять замигал индикатор. Тьфу!.. Похоже, окончательно фотоаппарат не высох – лишь показал признаки жизни. Неужели сейчас опять придется ждать несколько часов?? Снова ложка дёгтя попадает в хорошее утреннее настроение. Снимаю объектив, кладу фотоаппарат рядом с другими вещами, ожидающими просушки, на тент, разложенный на земле. Солнце припекает неплохо, и есть надежда, что вся затаившаяся в глубине корпуса влага всё же испарится, пока мы едим и собираемся. Неторопливо завтракаем. Лёха глядит в сторону Порожистого. - Надо решить, каким путем пойдем. - А что, есть варианты? – спрашивает Серега. - Как минимум, два. Можно с правой стороны забраться – по курумнику. Вернее, сначала по тропе, которая его там справа огибает, сколько можно, а дальше уже на камни, и прямо вверх, к перевалу. Потом уже по гребню влево, там легко идти, ровно. Кстати, за гребнем, внизу, есть озеро. Туда можно было бы тоже сходить. Называется, по одной версии, Туристское озеро, по другой – Мертвое. Мы его, чтобы не путаться в названиях, в прошлый раз называли просто: озеро Мертвых Туристов. Леха улыбается и продолжает: - Или же, можно слева подниматься. Вон по той сыпухе. Там даже короче получается, но идти всё время в гору. И видов столько нет. - Леха, ты мне объясни, что такое курумник, — спрашиваю я. — На «Природе Байкала» уже столько раз этот термин встречал, но поискать в Интернете его значение так руки и не дошли. - Так вот же он, — Лёха указывает на каменистый склон, ведущий к перевалу. — Камни разных размеров, лежат вот такой насыпью. - А я недавно переводил описание одного горного маршрута в австрийском путеводителе, и там встретил слово «морена», которое по-русски так же звучит. Искал перевод в немецко-русском словаре, а там подробно написано, что это геологическая порода такая – что-то типа каменной осыпи, возникшей при сползании ледников. Судя по описанию, как раз вот это и есть, что мы видим. - Ну, не знаю, — Лёха пожимает плечами. – Я только про курумник слышал. Я не углубляюсь в исследование тонкостей геологических терминов, и мы начинаем обсуждать, какой всё-таки путь лучше выбрать. Хотелось бы пройти и там, и там. Наверняка, везде есть свой интерес. Леха находит соломоново решение: - Ладно! Идем вверх по курумнику, а спускаемся другой дорогой. Так всё и посмотрим. Завтрак закончен. Приступаем к коротким сборам. Идём налегке, лишь Сереге поручаем взять почти пустой рюкзак, куда складываем бутылку воды и ещё кое-какие мелочи на всякий пожарный случай.
Андрюха вдруг предлагает: - А может, я останусь? За вещами присмотрю… мало ли что. Просто как-то особого желания куда-то ещё выше лезть сегодня и нет. Мне и тут нравится. Еду к вашему приходу приготовлю. Как вы думаете? У нас это предложение, в общем-то, аллергии не вызывает. Ради бога – было бы желание. Мы сюда пришли не ради подвигов через «не хочу». Оставайся, Андрюха. Главное, не заскучай. Идти нам не так уж мало. Фотоаппарат мой опять заработал. Вешаю его на шею; а за спиной висит сумка со сменным объективом и с целлофановыми пакетами (а также с сухой футболкой, в которую можно будет дополнительно завернуть слегка подмокший аппарат перед упаковкой в пакет). Ну, в путь! Быстро проходим короткую тропу вдоль ручья и выходим к курумнику. Полезли. Идти легко и, главное, интересно. Что-то сродни головоломке, когда из множества вариантов стараешься найти оптимальный. Так и тут: смотришь, на какой камень лучше ступить, с учетом того, что с него тоже придется дальше куда-то прыгать. Так вот, просчитывая дорогу на несколько шагов вперед, быстро движемся вверх.
У каждого свои решения головоломок, да и нет смысла наступать друг другу на пятки, когда вокруг столько альтернативных путей. Постепенно разбредаемся в стороны. Но Леха, ответственный за маршрут, сразу же задаёт азимут: - Держимся правее. Нужно выйти на тропу, огибающую курумник. Всё понятно. Чтобы тут заблудиться, нужно хорошо постараться. Но все же идем, не имея ни малейшего представления, где сейчас находится каждый из нас. Камни настолько крупные, что совершенно загораживают обзор. Лишь изредка то один, то другой из нас, оказавшись на более высоком камне, машет остальным рукой. Снизу, с поляны, эта насыпь выглядит не намного более масштабной, чем сыпуха. Но сейчас, с трудом лавируя между огромными камнями, я поражаюсь размерам этих глыб. И совсем уже неподвластным воображению становится картина того, как они когда-то миллионы лет назад со страшным шумом сползали откуда-то сверху, с вершин, которых сейчас, после всех этих геологических катаклизмов, уже давным-давно и нет.
Мы встречаемся, как условлено, на тропе, и, после короткого отдыха, идём дальше. Здесь камни становятся уже заметно меньшего размера. Идти по ним, с одной стороны, легче, так как не приходится ломать голову над тем, в какую сторону пойти, чтобы не натолкнуться на непреодолимую глыбу метров пять на пять. Но тут же выявляется другая трудность. Пожалуй, даже опасность. Чем меньше камни, тем менее стабильной становится вся конструкция. То, что издалека смотрится почти монолитной средой, вдруг оказывается просто набором камней различной формы. Камней, далеко не всегда устойчиво лежащих на своих опорах. Я продолжаю идти в том же темпе, что и внизу, не задумываясь о том, за счет чего же все эти камни тут лежат друг на друге. А пора бы уже и задуматься. Поскольку, чем выше, тем более зыбкой становится вся эта насыпь. Вскоре получаю от горы урок в назидание. Как и прежде, уверенно наступаю на очередной камень, и от неожиданности вырывается вслух: - Ой, блин! Камень качнулся под ногой, и я чуть не теряю равновесие. Тут же делаю ошибку. Вместо того чтобы найти другой камень для опоры, наступаю на тот же самый, лишь чуть более аккуратно. Это не помогает. Камень вдруг кренится и в момент выкатывается из под моей ноги. Я заваливаюсь назад. Небо… Байкал… Лес… Камни… Все это, быстро сменяя друг друга, мелькает перед глазами. Так быстро, что я даже не ойкнуть не успеваю. Но успеваю подумать: «Всё, сейчас кувырком вниз с горы…». Благо, склон не настолько гладкий, чтобы по нему покатиться. Я делаю лишь один оборот и тут же останавливаюсь в положении сидя, упершись подошвами в нижние камни. Под спиной, как спинка кресла, крупный камень. Тут же отмечаю вторую мысль: «Фотоаппарат стукнулся! Что же ему так не везет-то?? Неужели разбил?». Осматриваю корпус и сразу же нахожу небольшую ссадину на крышке объектива. Других повреждений на пластике не видно. Похоже, что ему всё-таки везет. Лишь бы в механизме от сотрясения никаких сдвигов не произошло. Закончив осмотр фотоаппарата, уделяю некоторое внимание себе. Ноет правое плечо. Ага, сочная ссадина и рядом с ней тёмный синяк. Закатываю рукав футболки, чтобы не испачкать кровью. Что ещё? По маленькой ссадине на каждой голени. Вроде бы, всё. Ну, Андреич, повезло. Это было лишь предупреждение. Впредь будь внимательнее.
Поскольку я уже и так сижу на камнях, решаю по этому поводу сделать небольшой привал. Протираю линзу объектива и делаю несколько снимков. Сначала, конечно же, Байкал, наконец-то появившийся на горизонте. Вдоль дальнего его берега протянулись великолепные кучевые облака – моя слабость. Потом один кадр влево, один – вправо. Справа – внушительная гора, протянувшаяся вдоль всего нашего сегодняшнего маршрута. Привлекает внимание её зеленый склон с наклонными параллельными полосами более светлого оттенка – словно какой-то мифический гигант оставил след своих когтей на изначально гладкой поверхности. Я пока ещё не знаю, что вершина этой горы и есть пик Порожистый – цель нашего восхождения. Ну ладно, кости целы, снимки сделаны – можно идти дальше. Почему, интересно, Леха учесал вперед? Он ведь был в каких-то четырёх-пяти метрах передо мной, когда я кувыркнулся. Странно…
Я продолжаю восхождение, уже гораздо более внимательно выбирая опору для очередного шага. Тем более что камни становятся всё меньше и меньше. До перевала уже рукой подать. Солнце тускнеет за налетевшим облачком и в воздухе появляется мелкая морось. Я прячу фотоаппарат. Наконец, продравшись через полосу стланика, вижу, что вышел на гребень. Поразительно – явно чувствуется, что воздух с той стороны перевала прохладнее, чем там, откуда я поднялся! Вдали бродят тёмные облака. Теперь остаётся найти парней. Гляжу влево – Леха говорил, что к пику нужно по гребню идти влево. Вижу светлый столбик. Серега?.. Приглядевшись, понимаю, что ошибся. Это какой-то памятник. Отсюда, оказывается, люди ещё и падают… Однако…
И тут слышу далекий голос. Почему-то справа. Поворачиваюсь – угадываю на ближней вершинке силуэт Лёхи, который машет мне: «Сюда!». Интересно, а почему он ушел вправо? Сам говорил, что нам влево. Хм… Но, следуя правилу «Проводник всегда прав», иду в ту сторону. Вскоре осиливаю подъем и передо мной открывается впечатляющий вид. Вокруг – горы, горы, горы… - Леха, я же там навернулся! Ты почему меня бросил? – сразу решаю я расставить точки над i. - Ни фига, у тебя синяк!... А я слышал, что там камень упал. Но оглядывался, тебя видел. Убедился, что все нормально, и дальше пошел. Интересно, что он посчитал за «всё нормально», если я минуты три на камне сидел спиной к перевалу? Ну да ладно, не время для разборок. Проехали. Лёха пытается мне объяснить, где и что находится, но я, от обилия впечатлений, не запоминаю ничего, кроме того, что на плато под перевалом отливает бирюзой озеро Туристское, а справа от нас, далеко внизу протекает река Солзан. Похоже, что склон хребта в эту сторону намного более крутой, чем там, откуда мы заходили. Солзан виднеется где-то очень-очень глубоко – будто на дне пропасти.
Начинавшийся было дождь уже прекратился, но мы все ещё стоим среди летящих обрывков облаков. Одно из них быстро поднимается слева – откуда мы пришли. Доходит до гребня и вдруг останавливается, начиная клубиться на месте. Из-за спины вдруг тоже стремительно налетают облака, превращая в «молоко» весь вид на юго-восток, ещё минуту назад вполне различимый. Но, опять же, их могучая масса так и не переваливает хребет. Фотографируем друг друга на фоне облаков, гуляющих рядом – всего в нескольких метрах от нас. - Тут встречаются восходящие потоки воздуха с нескольких низин, — поясняет Леха. — Каждый идет снизу вверх, поднимая облака, но здесь наталкивается на встречный, который его не пускает через перевал. Так облака и остаются каждое со своей стороны. Да, картина впечатляющая своей динамикой.
Где-то вдали на гребне едва различима белая точка – это Серега. Он видел, что мы пошли вправо, и сделал привал, дожидаясь нашего возвращения. Накручиваю телеобъектив, пытаясь разглядеть, что он там сейчас делает. Безрезультатно: слишком далеко.
Что ж, пора идти туда. Пик ждёт. Дорога по гребню лёгкая. Но памятник, стоящий на пути, служит действенным напоминанием о том, что не время расслабляться. В одном месте, кроме того, неприятные ощущения вызывает короткий прижим с очень узкой тропой вдоль него. И вот, похоже, мы переходим с гребня непосредственно на склон. Поднимаясь, то и дело глядим по сторонам, радостно отмечая, что низкая облачность, совсем недавно такая плотная, вдруг, как по волшебству, начинает таять. Большие солнечные пятна по очереди выхватывают из тени сопки, зеленеющие вдали. Крутая гладкая стена какого-то острого пика вдруг начинает ярко блестеть. Там только что, похоже, прошёл ливень, и тут же вода, стекающая по склону, осветилась ярким солнцем. А на заднем плане величественно нависают тяжелые облака. Мы останавливаемся на одном из уступов, чтобы запечатлеть незабываемые кадры этого светового представления.
Подъем становится труднее. В одном месте мы теряем тропу, незаметно ушедшую влево, и буквально карабкаемся на скалу «в лоб», протискиваясь между огромными камнями, с трудом находя опору для ног и активно помогая себе руками. Ничего себе, подъемчик!.. Я такого совсем не ожидал. Серега, первым преодолевший трудный участок, смеется сверху: - А тропа-то – вон она, слева! Мы, оказывается, с неё соскочили. Сверху, действительно, хорошо видно, что слева есть более пологий подъем к этому месту. Я мысленно радуюсь тому, что на нашем ошибочном пути мы не вышли на какой-нибудь тупиковый прижим и не упёрлись в глыбу, которую нельзя было бы обойти. Спуск назад в этом месте хорошо пощекотал бы нервы. И вот, наконец-то, тропинка поворачивает вправо. Теперь от пика нас отделяет совсем короткий, но довольно острый гребень, местами поросший стлаником. Идти по нему почти страшно. И слева, и справа очень крутые склоны. Не спеша доходим до небольшого пятачка перед подъемом на самую высокую точку. Тут вдруг Леха за моей спиной как-то неудачно ставит ногу и, поскользнувшись, едва удерживается на ногах. Это происходит за какую-то долю секунды, но в это мгновение у меня внутри словно что-то обрывается. Молнией в голове мелькает картина падения.
- Лёха, блин, ты чё?! – выдыхаю я с неимоверным облегчением, видя, что он все ещё рядом со мной. – Так и до инфаркта довести можно. Осторожнее же надо! Лёха выглядит так, как будто сам и не успел испугаться. - Да ничего…, — успокаивает он меня. – С этой стороны там стланик, зацепился бы, если что. - Ну, ты вообще… — я всё ещё под впечатлением картины, нарисованной моим воображением. – Мало тут памятников? На самой вершине тоже установлена какая-то мемориальная табличка. Серега, сбегав туда, рассказывает, что там написано имя погибшей 18-летней девушки.
Лёха дальше не идёт. Он уже был на самой верхней точке в свой прошлый подъем на пик. Я же, находясь под свежим впечатлением от встреченных двух памятников и от только что пережитого волнения, решаю своё восхождение считать завершенным на том месте, где мы стоим. Для кого-то, наверно, важно оказаться на самом что ни на есть высоком пупырышке самой высокой скалы, а для меня это – не вопрос принципа. - Да мы и так уже на вершине! – Леха солидарен со мной. Теперь можно и перекусить. Достаём пластиковую упаковку сгущенки, и по очереди присасываемся к ней, запивая остатками воды из бутылки. Вкусно!
- Есть ещё «Сникерс», но мы его съедим позже. Вон на том снежнике, — Леха показывает вниз. — Сделаем из снега мороженое. Знаешь, как вкусно! «Мороженое» в такую жару – это заманчиво. Действительно, становится жарко. Солнце почти в зените. Небо над нами и в некотором удалении уже совсем расчистилось, а над дальними горами и за Байкалом, быстро меняя свою форму, ходят кучевые облака. Мы долго рассматриваем одно из них, удивительно похожее на ядерный гриб. - А вон БЦБК, — показывает мне Серега, повернувшись вправо. - Так вот ты какой, экологический монстр… — задумчиво говорю я, глядя на безжизненные трубы через телеобъектив.
Вспоминаю, как лет двадцать с небольшим назад, я, будучи ещё школьником, впервые услышал по телевидению о проблеме загрязнения Байкала комбинатом. И вот только сейчас, через столько лет, впервые вижу его не на фотографиях. - Никогда мимо него не проезжал, не нюхал? – спрашивает Серега. - Нет, ни разу. - Прикол был как-то раз. Ехали мы мимо на машине, не помню уж, куда. И тут запашок такой подозрительный в салоне появляется. Та-ак, спрашиваю, кто в машине нагадил? Никто не сознаётся. Открываем форточки, чтобы проветрить, и тут же быстро их снова закрываем. Доходит, что запах-то снаружи! Начали по этому поводу прикалываться — на что же он может быть похож. Пришли к выводу, что запах такой, как будто вчера с вечера кто-то кислой капусты нарубался, а теперь сидит тут, песни поёт.
- Нет, там не всё так просто, — уточняет Лёха. – Не одной капусты. Для полноты ощущений запах тухлых яиц нужно добавить и ещё что-то трудноуловимое. Короче говоря, букет неподражаемый! И тут вдруг мы замечаем радугу. Она только-только начала проявляться. Левый конец дуги начинается в низине перед нами, правый теряется где-то за Порожистым. Она становится всё ярче и ярче, а я восторженно снимаю кадр за кадром. Природа явно к нам благоволит. Горы облаков вокруг — и ни одного над нами; чарующее шоу светотеней на склонах окружающих хребтов; а теперь ещё и радуга прямо перед нами – всё тридцать три удовольствия для любителей созерцания с высоты.
- Да!.. Ради того, чтобы такое увидеть, стоило вчера весь день мокнуть! – восхищаюсь я. - Да, Андреич, тебе крупно повезло, — подтверждает Лёха. – Говорят, этот пик насчет погоды капризный. Некоторые по нескольку раз приходят, и не могут застать нормальной видимости. Я в прошлый раз, хоть и поднялся, но отсюда ничего не увидел – сплошное «молоко» было. - А вон там, смотри – это Бабха, — продолжает он, повернувшись спиной к Байкалу. – Вон та двуглавая вершина. Чуть выше Порожистого. Туда тоже можно отсюда сходить.
Мы ещё некоторое время смотрим по сторонам, говорим о чём-то, радуемся жизни и успеху нашего восхождения. Пора возвращаться. Лёха, прогнозируя время подъема, опять промахнулся и пообещал Андрюхе слишком оптимистичные цифры. Тот, наверняка, нас давно потерял. Уже почти вечер. К моменту возвращения будет уже самое время ужинать. Обратный путь намного легче – и не только потому, что идём вниз. Спуск с пика в эту сторону более пологий. Мы довольно быстро достигаем виднеющийся в низине снежник.
Лёха сдерживает своё обещание, доставая «Сникерс». - Ну, по мороженому! «Сникерс» аккуратно разрезается на три части. Верхний слой снега заметён пылью. Выкапываем ямки, добираясь до белой сердцевины в толще снежника. - Андреич, глубже копай! Доберись до прошлогоднего слоя – тогда БЦБК ещё работал, может быть, тебе повезет, и почувствуешь ароматы, — веселится Лёха.
Я снимаю сантиметров пятнадцать – двадцать и набираю горсть белого снега. Подтаявший и спрессовавшийся, он напоминает кристаллы крупнозернистой поваренной соли и так же хрустит на зубах. Разжевываю свою порцию «Сникерса» — и впрямь, вкусно! Но снег слишком уж холодный. Тут же начинает настолько ломить зубы, что я широко раскрываю рот, лихорадочно вдыхая теплый воздух, чтобы поскорее растопить этот лёд. Серега, улыбаясь, снимает меня на видеокамеру. Перекусили, идём дальше вниз прямо по снежнику. Он довольно крутой, и приходится идти бочком — так, чтобы не покатиться. Спускаюсь медленно. И тут обращаю внимание на журчание воды где-то поблизости. Прислушиваюсь. Удивительное дело – похоже, что снежник понемногу подтаивает и вода ручейком стекает под камнями курумника, на котором он лежит. Хотя, вполне возможно, что родник берет своё начало выше. Слишком уж невероятным кажется, что столько воды может вытекать из снежника, который не тает даже сверху, на тёплом воздухе. Как бы то ни было, где-то здесь рождается один из горных ручьёв, впадающих в Медвежий. И совсем скоро я его вижу.
Спустившись со снежника, мы оказываемся на просторной поляне, обильно покрытой травой и множеством цветов, названий большинства которых я и не знаю. Тут же, из отверстия, чернеющего в земле, появляется родник, через несколько метров разливающийся в маленькое подобие речки с плесом. Речка, находясь на пятачке равнины, пока ещё спокойно несет свои молодые воды дальше, к очередному склону, который нарушит её неторопливое течение. Поляна эта своим сочным цветением и буйством красок создаёт такоё разительный контраст со всем, виденным здесь до этого, что я вспоминаю слова Лёхи о «стране эльфов», которая должна была ждать нас в этих сказочных краях. Надо бы спросить его, это ли место он имел в виду, но мне не до этого: если фотографировать не здесь, то где же ещё?? Надо поторопиться!
Парни, вдоволь насладившись этой райской идиллией на высоте без малого два километра, идут дальше, зовут меня. - Андрюха нас там совсем уже потерял… Да и времени остаётся в обрез до вечера. Я хочу чаю выпить, — подгоняет нас Леха. Лёха (как, впрочем, и мы) хочет ещё, кроме этого, выпить и немного спирта, но так, чтобы успело выветриться до позднего вечера. А потом уже, перед отходом ко сну, возле уютно потрескивающего костра, вдоволь напиться ароматного чаю. Я вполне солидарен с его представлениями о сегодняшнем вечере, но, как выясняется, бежать к лагерю не могу. Моя, вчера растянутая, связка (или что бы там ни было), которая вела себя относительно хорошо на подъеме, на спуске вдруг начинает вставлять палки в колёса. Каждый сгибание левой ноги вызывает не то что бы уж нетерпимую, но крайне неприятную ноюще-тянущую боль под коленом, с левой его стороны.
Я пробую заняться аутотренингом, уверяя себя в том, что боль не настолько уж сильна, чтобы ей потакать, но хватает всего одной минуты, чтобы понять – тут этот фокус не проходит. Если пытаться идти так, как будто ничего и не происходит, то боль тут же усиливается настолько, что мне кажется, будто я сейчас начну спускаться ползком и к лагерю вернусь поздней ночью. Пока мы спускаемся от «поляны эльфов» (как я её назвал для себя, с лёгкой руки Лёхи) и продираемся сквозь стланик, пытаясь выбрести к тропе, ведущей вниз, всё идет относительно хорошо. Но, стоит нам, наконец-то, выйти к кулуару и начать целенаправленное движение вниз, как я начинаю стремительно отставать. Дело усложняется тем, что тропа, хоть и старается обойти эту неприятность, но пока все ещё идет фактически по сыпухе. Препротивное ощущение… Уж лучше вверх по такому безобразию идти, так хоть ещё руки можно подключить, чтобы не скользить по склону.
Парни, убежав вперед, то и дело оглядываются в мою сторону – я это вижу, пока они не превращаются в точки. Вскоре они и вообще пропадают из поля зрения. Я особенно не переживаю по этому поводу, поскольку мы уже на финишной прямой. Теперь добраться до лагеря – это лишь вопрос времени. Ковыляю дальше, между делом ещё и успевая что-то фотографировать. Вот попадается на глаза цветочек – такого сегодня ещё не видел. Полностью открытые фиолетовые лепестки, ни намёка на увядание – да ещё смотрит навстречу лучам заходящего солнца.
Журчание ручья, бегущего где-то внизу, под камнями, между тем, всё усиливается. И вот я достигаю того места на склоне, где поток освобождается от своих каменных оков и вырывается на поверхность. - Привет, земляк! – говорю я ему. – Не виделись с самой «поляны эльфов». Как ты?
Но уже через какие-то пять минут приходится пожалеть об этом решении. Впереди, метрах в семи, какой-то маленький рыжий зверек с круглыми ушками, напоминающий хомяка, вдруг выскакивает на тропу, залазит на камень и застывает, глядя на меня. Я пытаюсь чего-то достичь максимальным зумом широкоугольника, но вижу, что это нельзя назвать фотоохотой. Трата времени.
Да, что ни говори, а двадцатикратный «просьюмер» в этой ситуации дал бы хорошую фору «зеркалке». Ладно, что уж теперь горевать. Спускаюсь дальше. Постепенно лес становится всё ближе и ближе, а кулуар всё шире и шире. И вот уже не один ручеек бежит рядом со мной, а целых два. Притом, разбегаются они довольно далеко друг от друга. Иду вдоль левого, так как лагерь находится однозначно левее кулуара. Вскоре решаю, что пора перейти ручей. Перехожу, взбираюсь на возвышение и тут же удивляюсь тому, что дорогу мне преграждает третий ручей – почти речка. Мысленно представляю себе карту местности и делаю вывод о том, что он никак не пробежит мимо Медвежьего. А мне, главное, дойти до того: там-то тропу уже найду. Поэтому отказываюсь от перехода через этот, неожиданно появившийся, ручей и спускаюсь вдоль него.
Неуверенно наступаю на высокую зелень, заваливая её вправо и влево, чтобы убедиться, что под ней есть место, куда можно поставить ногу, не провалившись. Наступающие сумерки делают все довольно мрачным, и мне невольно вспоминаются рассказы о хозяевах леса, живущих в окрестностях Медвежьего. Становится совсем неуютно. Того и гляди, оступишься и в какую-нибудь яму угодишь. А вдруг там медведь лежит, а?! Нет, я понимаю, что сейчас не зима и на берлогу не нарваться. Но где-то же ему и летом спать надо, разве не так? Не на дереве же! Но вот и сам Медвежий, а ещё через пять минут я выхожу к долгожданной поляне. Сразу же вижу обитателей жёлтой палатки, которую мы разглядели ещё сверху и поняли, что появились очередные визитеры Порожистого. Приветствую новых людей и тут же останавливаюсь в изумлении. - Геннадьич?! – развожу руками. – Ну, вообще! Да, мир тесен… И как тут не удержаться от банальной фразы, когда в течение двухнедельного приезда в Иркутск доводится встретить человека, которого не видел более четырех лет? И где встретить! Не во втором Иркутске, в пять часов вечера, когда авиазаводчане неукротимой стихией прорываются через проходные, и течение несет их бурным потоком по главному руслу района – по улице Сибирских партизан. В эти несколько минут тут можно увидеться с очень многими знакомыми. Но встретиться именно в течение этих нескольких дней, в паре сотен километров от Иркутска, где-то на Хамар-Дабане! Да, мир тесен… Жизнь это порой доказывает более, чем убедительно. Мы с Борей когда-то работали на авиазаводе в одном и том же отделе, начальниками соседних бюро. После этого не общались какое-то время, а потом я и вообще уехал из Иркутска. - Ты, однако, это… раздобрел…, — Боря пытается тактично высказать ту мысль, что я на московско-европейских хлебах отъел себе такую шайбу, которую лет пять назад никто и предсказать бы не смог. - Да, есть такое, — сокрушенно киваю я и вполне искренне добавляю. – А ты совсем не изменился. Боря здесь с другом, и оба с дочерьми. Заход на Порожистый запланирован в качестве пробы и разминки перед основным походом на Шумак, в том же составе. Бориной девчонке всего шесть лет. Да, серьезная задача поставлена. Одно дело самому заползти, а другое – ежеминутно и ежесекундно контролировать, чтобы всё было в порядке с маленьким человеком, идущим рядом с тобой. Огромная ответственность. Молодец Боря, серьезный мужик. Ну ладно, пора идти к себе. Я прихожу под навес, ужин уже готов. Для порядка наезжаю на парней: - Вы чего меня там одного бросили? - Да не бросали мы тебя, смотрели за тобой всю дорогу. Даже отсюда твою оранжевую футболку было видно – Боре тебя показывали, – отвечает Лёха. – Футболка – вообще супер! В такой никуда идти не страшно. Если, что спасатели твою тушку в два счета среди скал найдут! Леха по части черного юмора – спец. Я к этому уже привык и подобные высказывания близко к сердцу не принимаю. А футболка у меня и впрямь особенная. Из серии «Экспедиция». Эрик Бутаков подарил. На спине надпись: «После 40° жизнь только начинается». В походе немного юмора никогда не помешает. Надписей этих насочиняли много разных. Леха говорит, что видел такую же футболку, которую впору было бы носить экспедиционному врачу. Надпись на спине безапелляционно заявляла: «И не такой понос останавливали». Великодушно прощаю убежавших от меня товарищей. Вот если бы встретил медведя на подходе к лагерю, тогда ругался бы сильно. А так — ладно. Садимся ужинать. Выпиваем за успешный подъем. За хорошую погоду. За то, что все мы здесь сегодня собрались. - У меня после окончания института и мысли такой не было, что через целых десять лет еще кто-то с кем-то какие-то отношения поддерживать будет. Казалось, разбежимся всё, — удивляется Лёха. - А ещё через десять уже точно не будут, — заявляет Андрюха. - А вот посмотрим! – возмущаюсь я. – Что за нездоровый пессимизм?! Разве что ты сам решишь больше ни с кем не видеться. - Ну, уж насчет меня можешь не сомневаться – не будет этого. - А откуда тогда такие прогнозы? - Да просто вижу, как ситуация развивается. Все становятся всё тяжелее и тяжелее на подъем. Соответственно, и отношения уже далеко не те. Вот сейчас нас всего четверо из семнадцати, и это ещё хорошо! - Ну, может быть, было бы больше, если бы я ещё кого-то позвал сходить? — предполагаю я. - Нет, — уверенно заявляет Лёха. – Точно никто больше не выбрался бы. Даже можно было и не звать. - Все, блин, в делах – деваться некуда, — Андрюха недоволен. – Как только предложение возникает собраться, тут же у одного корова отелилась, у другого плетень покосился. Нет уже той «детскости» в образе мышления, чтобы как раньше: «Ну что, идём? – Конечно, идём!». Все ходят, жизнью придавленные… Мы некоторое время молчим, пережевывая еду и переваривая сказанное. Потом разговор плавно перескакивает с темы на тему. Мы выясняем, как Андрюха тут в одиночестве провел день; потом, возвращаясь к вчерашней теме, обсуждаем раздельный сбор мусора в европейских странах, и мне приходится убеждать присутствующих, что это очень логичная система, совершенно не трудная для выполнения… да много ещё о чем говорим, всего и не вспомнить. А потом Серега приносит гитару, и начинается очередной концертный вечер. Уже совсем стемнело. Мы надеваем налобные фонарики и устраиваем хор то ли циклопов со светящимися глазами, то ли заморских царевен, у которых во лбу горят звезды… о том, как это, в действительности, выглядело со стороны, теперь остаётся только догадываться. Поем долго и самозабвенно. А потом выходим из под тента и смотрим в ночное небо. И тут я впервые в жизни вижу Млечный путь. Это открытие меня настолько впечатляет, что я, раскрыв рот, долго смотрю в небесную черноту и пытаюсь осмыслить – как же можно увидеть Млечный путь с Земли, которая сама входит в эту галактику? Разве не нужно от неё отдалиться на какое-то расстояние, чтобы все эти звезды увидеть не по отдельности, а как сплошной туман?.. Лёха что-то мне рассказывает об S-образной плоской форме Млечного пути и о том, что Земля находится на самом краю завитка, и поэтому все остальные звёзды при взгляде с неё сливаются в эту кашу. Так становится немного понятнее, но всё же в голове окончательно не укладывается. Я долго разглядываю этот звёздный туман и никак не могу избавиться от ощущения, что это просто лёгкая облачная дымка над нами – подсвеченная звездами. Мы ещё какое-то время разговариваем на астрономические темы и наслаждаемся теплой летней ночью. Я долго пытаюсь найти свой любимый микроскопический «ковшик» — созвездие Лебедя, и удивляюсь тому, что не могу этого сделать. Даже в Иркутске, под слоем смога, где не каждый человек способен разглядеть далеко не самые яркие звезды этого созвездия, я его всегда могу найти на ясном небосклоне. Тут же, видимо, небо настолько усеяно звездами, что мой Лебедь просто померк посреди их сияния. Непонятно всё же, почем он не стал настолько же, как и остальные, ярче, и не выделяется по-прежнему на их фоне?.. А потом Лёха говорит что-то об Орионе, и я вдруг с бараньим упрямством начинаю доказывать, что это созвездие видно лишь в Южном полушарии. Мы заключаем спор. Завтра я проснусь, вспомню название Южный крест и пойму, что спор этот проиграл. Остаётся только догадываться о тех необъяснимых процессах в мозгу, которые по какому-то капризу заставили меня забыть о созвездии Южный Крест и подпихнули вместо него Орион. Наверно, всё дело в том, что уже слишком поздно. Я, вдруг спохватившись, задаю вопрос о том, сколько времени, и не верю своим ушам, услышав: половина третьего. Тут же становится понятным исчезновение созвездия Лебедя: нарушился пространственно-временной континуум, и нужно срочно идти спать, чтобы ликвидировать последствия этого катаклизма! Что мы незамедлительно и делаем.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
