Природа Байкала

Путешествие по «Богатой Спине» Северной Монголии

С 21 февраля по 18 марта 2007 года группа туристов-лыжников под руководством Николая Москвитина совершила первопрохождение хребта Монгольского Саяна – Баяны-Нуруу, находящегося на западном берегу озера Хубсугул, в северной Монголии. Поход был заявлен на 6 категорию сложности, нитка маршрута была пройдена по заявленному варианту. Во время путешествия было пройдено 15 перевалов в хребтах и отрогах Баяны-Нуруу (хребты Тэхт-Цаган-Нохойтын-Нуру, Хорьдол-Сарьдаг, Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру, Улан-Тайга, Улдзийн-Хашийн-Нуру, Улан-Тайгын-Нуру, Улдзийн-Хаш-Нуру), не менее 7 перевалов из них являются чистыми первопрохождениями, остальные – первопрохождениями в зимних условиях, совершено восхождение на высшую точку района – гору Цумерлэг-Ула, пересечена на лыжах по заснеженному льду южная часть озера Хубсугул. Но самое интересное в путешествии – знакомство с культурой, бытом и историей кочевых монголов, о чем и хочется рассказать в этом очерке, собранном из путевых заметок Марины Красноштановой.

Участники путешествия: Николай Москвитин (г.Иркутск, руководитель), Александр Баринов (г.Саров Нижегородской области, зам. руководителя), Марина Красноштанова (г.Иркутск, завхоз, летописец), Олег Калиниченко (г.Иркутск, ремонтник), Игорь Балеев (г.Иркутск, аптекарь), Александр Дядькин (г.Усолье-Сибирское Иркутской области, казначей, ответственный за снаряжение).

Туризм в Монголии или о чем говорит статистика

Государственным органом управления развития сферы туризма в Монголии является Национальное агентство по туризму Монголии. По статистическим данным в 2003 г. Монголия приняла 201153 иностранных туристов, т.е. практически в 20 раз больше, чем объект мирового наследия – озеро Байкал. 2004 год был объявлен годом экспедиций по Монголии. С тех пор интерес к экзотическим природным ресурсам Монголии среди туристов всего мира поднимается, а популярность и количество отдыхающих в Монголии – растет.

Туристов, путешествующих по Монголии, условно делят на 4 категории:

1. Японцы – самая многочисленная категория, приезжают большими группами, путешествуют в основном в Улаанбаатар (Улан-Батор) – столицу Монголии, пустыню Гоби и древнюю монгольскую столицу Хархорин. Японцев привлекают буддийские монастыри и природные ландшафты.

2. Туристы из Европы, Австралии и Северной Америки посещают страну «транзитом» по пути в Китай или Россию. Они покупают те же программы и туры, что и японцы.

3. Немногочисленные любители приключенческого и экстремального туризма со всего мира — их привлекают Гоби и горные реки Монгольского Алтая.

4. Самая малочисленная категория – богатые охотники, существенно пополняющие казну страны. Туры для охотников и разрешение охотиться на горных баранов, волков, куланов, диких коз, стоят от $25 тысяч и дороже.

По количеству посещений Монголии россияне – на 2 месте после Китая, но это в основном деловые поездки. Туристов из России в Монголии очень мало, а спортивных или экстремальных путешественников – почти нет (по некоторым сведениям – только водники). Так что, мы смело можем отнести себя к первооткрывателям района в зимних условиях, по крайней мере – в Монгольском Саяне.

Граница

21 февраля. Граница Монголии и России. В нашем случае это степь на многие километры, а посреди степи – деревянный барак, обнесенный колючей проволокой. Вокруг – помойка. То ли пограничники здесь так сорят, то ли граждане, пересекающие границу – непонятно. Это с бурятской стороны, то есть, значит, с Российской. Дальше, за воротами, нейтральная полоса, добросовестно разглаженная граблями, еще одни ворота (уже монгольские), еще один домик, но уже не барак, а каменный двухэтажный, и вокруг асфальтированные дорожки – монголы свой пограничный пункт облагородили, не то, что наши. Дальше опять забор, ворота и степь, ничем не огороженная, ничем не ограниченная. Бесконечная степь, глядя на которую у всех нас одновременно возникает одна и та же мысль: «а зачем же здесь все эти домики, ворота, пограничная зона…» Этот парадокс напоминает символические образы абстракционистов: степь, запертая на замок.

С чувством благодарности вспоминали нашу сторону. Её, хоть и «неумытую», пересекли быстро и без проблем. Российские пограничники проводили нас на нейтральную полосу и заперли «наши» ворота. Мы постояли немного на пронизывающем монгольском ветру, покричали что-то типа «Эй, мы здесь, откройте!», но вскоре поняли, что нас не ждут или не слышат, или вообще никого нет в этом чистеньком монгольском домике. Молча смотрели на степь, на забор. Вспомнили, что на большом плакате с нашей стороны было написано по-монгольски: АНХААРНА УУ! – что значит ВНИМАНИЕ! Мы еще покричали, «поУУкали», как могли. Но степь и домик молчали. Решили понастойчивее о себе заявить. Наш руководитель Николай Москвитин залез на забор и помахал руками, а вдруг они там со второго этажа нас все-таки заметят. Пока он сидел на заборе, а мы кричали хором, ничего не изменялось, но стоило только ему перекинуть ногу и спрыгнуть на монгольскую сторону, как откуда ни возьмись, немедленно прибежали темнокожие пограничники с раскосыми глазами: «Вы нарушили государственную границу!» — как выяснилось потом, кроме этой фразы других русских слов они и не знали. Как там Коля с ними объяснялся, мы так и не поняли, но были несказанно рады, что нас, наконец-то впустили, пусть хоть как нарушителей. Монгольские пограничники смотрели на наши рюкзаки и лыжи с большим удивлением, было ощущение, что монголы осматривают наши вещи не ради поиска контрабанды, а из любопытства. Заинтересовались горелками, ледорубами, лыжами. Откуда-то из степи пришли другие монголы в национальных халатах – улыбчивые мужчины, женщины и дети. Для своих сограждан, видимо, граница у монголов открыта всегда. Приветливые лица не скрывают любопытства. Что-то спрашивают у нас на своем языке, но мы ничего не можем понять, и только улыбаемся в ответ.

Нельзя сказать, что монголы не видели туристов – в последнее время на Хубсугул зачастили любители рыбалки, байдарочники, автомобилисты на внедорожниках из России. Но таких, как мы – с лыжами, огромными рюкзаками, санями-волокушами, они, похоже, увидели впервые.

Сегодня 21 февраля — третий день китайского Нового года. У монголов Новый год – Цагаан Сар (Белая Луна, или Белый Месяц). Февраль – Хоёрдугаар Сар. Монголы, как выяснилось, очень любят праздники, встречают Новый год дважды и подолгу: сначала в январе по-русски неделю, потом в феврале по-китайски – столько же. Поэтому водитель-монгол по имени Тувшин, встречавший нас по ту сторону границы, был не просто навеселе, а прямо скажем, невменяемо веселый. Когда он вез нас в приграничный поселок Ханх, он, совершенно не глядя на дорогу, оживленно нам пел, выкрикивал по-монгольски «баярлах!» (праздную), завернув голову назад, и держал руль мертвой хваткой, словно боялся упасть с кресла. Мы были в шоке, и тоже мертвой хваткой держались кто за что: за кресла, поручни, потолок машины, друг за друга, ожидая переворота. Полный «баярлах»! Наш руководитель – Коля Москвитин, увидев, что мы летим прямо на рухнувший мост (а «летели» мы, слава Богу, со скоростью 20 км/ч, потому что монгольские дороги еще хуже наших), закричал:

- Сто-о-ой!

Но водитель Тувшин обрадовался, видимо решив, что Коля ему подпевает, и совсем отпустил руль, дико вопя монгольскую песню и жестикулируя.

- Да стой же ты! Смотри вперед! Тпру-у-у! Тпррру-у-у!!!

Последние слова Тувшин понял и захохотал:

- Халясо! Халясо! Люсский масын – халясо! ГАС – халясо!

Только когда Коля сам ухватился за руль, водила соизволил посмотреть на дорогу.

25 км до Ханха мы ехали больше часа. Тувшин привез нас в экотуркомплекс «Серебряный берег» на берегу Хубсугула, где директор – иркутянин Михаил Константинович Донской. Туркомплекс расположен посреди голой степи и состоит из нескольких войлочных юрт (монголы их называют – гэр), обнесенных изгородью, и харчевни (гуанз).

«В 1997 году на южном побережье озера Хубсугул у поселка Хатгал было всего 3 турбазы, теперь же их более 15, но северное побережье Хубсугула пока находится в полудиком состоянии, без какой-либо инфраструктуры, именно этим и привлекает особую категорию экстремальных путешественников».

Ужин состоял из национальных блюд – бузы (похожи на бурятские позы, сваренные на пару пельмени с рубленым мясом, но по форме напоминают пирожки) и хошуур (маленькие чебуречки).

Обслуживающий персонал в «Серебряном береге» — монголы. Михаил Константинович говорит, что они очень дорожат своей работой, потому что других таких заработков в Ханхе нет, в основном здесь монголы живут бедно.

В гэре ночевать было прохладно: во-первых, монгольские одеяла были коротки для нас, а во-вторых – дрова в печи быстро прогорали, и приходилось часто их подбрасывать. Зря мы отказались от любезно предоставленного нам печника, молодого монгола с удивительным именем Хуяк, который должен был поддерживать тепло в нашем гэре!

«Важную роль в познании кочевого образа жизни играет национальное жилище монголов – войлочная юрта (гэр). На протяжении многих веков кочевники конструкцию гэра отработали до мелочей и освятили традициями. В нынешнем виде гэр существует примерно с XVII века. И сегодня гэр остается самым экономичным видом жилья. Его вес составляет около 240 кг, что позволяет перевезти гэр на одном верблюде. Прочный и пористый войлок гэра – из верблюжьей шерсти. С учетом того, что гэр легко перевозится и быстро ставится практически в любом месте, да и расходы на его хранение и содержание практически равны нулю (не нужно платить налог на недвижимость, охранять в межсезонье, ремонтировать), неудивительно, что его повсеместно используют в Монголии для приема туристов».

Хубсугульские обо

22 февраля. Хубсугул – очень большое и красивое озеро, сильно напоминающее Байкал. Монголы называют озеро – Хувсгул, что в переводе с тюркского означает «озеро синих вод». Русские путешественники XIX века называли озеро – Косогол. Западный берег озера окружают горы, те самые горы, в которые мы собрались углубиться на целый месяц. Все они высокой стеной окружают Хубсугул, являясь продолжением пограничных хребтов Мунку-Сардык и Большого Пограничного (относящихся к Большому Саяну), что дает основание называть его Монгольский Саян. На разных картах этот хребет называют Баян-Ула или Баяны-Нуруу. Ула с бурятского и монгольского переводится как гора, а Нуруу – спина, хребет. Поэтому, наверное, правильнее называть этот хребет – Баяны-Нуруу, ведь это не одна гора, а многокилометровый горный массив, состоящий из нескольких хребтов-отрогов. Богатая Спина, Богатый хребет. Мы планируем пересечь хребет Баяны-Нуруу (а также и его отроги – хребты Тэхт-Цаган-Нохойтын-Нуру, Хорьдол-Сарьдаг, Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру, Улан-Тайга, Улдзийн-Хашийн-Нуру, Улан-Тайгын-Нуру, Улдзийн-Хаш-Нуру) полностью с юга на север, и сейчас, глядя на величие его масштабов, это кажется нам невозможным за такое короткое время.

Прежде чем начать свое длительное путешествие, нам рекомендуют посетить Обо – священное место буддистов, чтобы совершить буддийский обряд: попросить прощения у земли, на которую пришли, и разрешения посетить ее. Наша проводница — Мухртын сопровождала нас к Обо, находящемуся в устье реки Ханх, на вершине живописного мыса, который обрывается к Хубсугулу скальным уступом. Мухртын рассказала, что недалеко от Обо, на левом берегу реки Ханх, есть горячие источники, а на правом берегу, где возвышается заметная сопка – исторический памятник, место поимки в XVII веке китайскими «мандаринами» монгольского героя, который хотел бежать в Россию от поработителей. Это место в 2005 году было освящено ламами. Здесь совершают свои обряды, как буддисты, так и шаманисты; они мирно сосуществуют здесь, хотя в XVI веке буддизм почти вытеснил шаманизм на монгольской земле. Со слов Мухртын, шаманисты поклоняются духам (55 белых духов и 44 черных), а у буддистов храм – природа. В настоящее время «столицей» шаманизма считается остров Ольхон на Байкале.

В 1932 году на берега Хубсугула пришли большевики и расстреляли 100 лам, уничтожили 213 дацанов. Нескольких избежавших казни лам спас национальный герой Монголии – лама Доржиев, тайно отправивший их в Индию. В последнее десятилетие и дацаны, и Обо в Монголии восстанавливаются.

Обо всегда строят на красивом возвышенном месте в виде больших каменных туров. Иногда вместо каменного тура используется священное дерево Далай-модон, которое обвешивают хадаками (синие шелковые платы, или пояса, которые после совершения обряда нужно завязать на Обо). Синий цвет – символ вечности, знак уважения местности. Центральный Обо – главный, он самый большой, к нему приносят жертвоприношения из белой пищи: белого барана, молока, риса. Белый цвет – символ чистоты. Современные монголы приносят еще и водку, и опрыскивают центральный Обо молоком и водкой. Вокруг центрального Обо по обе стороны – на запад и на восток – выстроены в ряд еще 12 маленьких Обо: 6 с одной стороны, и 6 с другой (по количеству знаков зодиака) – у этих маленьких Обо каждый может помолиться за себя и своих близких. Мухртын раздала нам хадаки и мы совершили обряд.

Берега Хубсугула с северной стороны с 1992 года являются Национальным парком, (площадь 800,5 тыс. га), высота над уровнем моря – 1586м. Максимальная глубина озера – 265м, длина – 136 км, ширина – 36 км. Посередине озера есть большой остров – Оол-Хуйс, возвышающийся над водой на 174 м. У монголов существует легенда об этом острове, которая гласит, что на месте острова был когда-то источник, и однажды он забил с такой силой, что началось наводнение и стало заливать долину, в которой жили монголы. Но один богатырь сумел заткнуть жерло источника огромным камнем, и спас монголов, живущих в долине. Теперь на месте источника находится остров, а на месте залитой долины – озеро Хубсугул. Такая вот легенда о монгольском Ное, спасшем мир.

Из Хубсугула вытекает единственная река – Эгийн-Гол (как из Байкала – Ангара), являющаяся левым притоком Селенги. Это «артерия», соединяющая Хубсугул с Байкалом. Не зря же Хубсугул называют младшим братом Байкала. Здесь все как на Байкале: и легенды, и священные места, и природа, и рыбалка, и даже остров. Рыбалка на Хубсугуле – знатная. Но монголы не рыбачат (Мухртын сказала, что монголы по преданию произошли от рыб, поэтому рыбу не едят), а рыбачат здесь только приезжающие из России и других стран туристы. Здесь водятся в изобилии хариус, налим, окунь, сиг, голец, осетр – мечта рыбака.

«В последние 10 лет (с момента солнечного затмения в марте 1997 года, и Camel-Trophy-97 на озере Хубсугул и в Каракоруме) все больше «диких» и организованных туристов едет после Байкала еще и на берега Хубсугула, чтобы в одном туре посетить два великих озера. Скоро администрации Хубсугульского национального парка не под силу будет справиться с этим потоком. Франция выступила инициатором и безвозмездным кредитором проекта международного парка экотуризма IPE «СЕРДЦЕ АЗИИ», куда войдут земли Хубсугульского (Монголия), а также Тункинского национальных парков и Окинского района Бурятии (Россия). Под напором монгольской общественности проект был отложен, потому что в его планы входило строительство Хатгальской ГЭС на реке Эгийн-Гол, вытекающей из Хубсугула, а это приведет к подъему воды в озере на 85 см, что неизбежно повлечет за собой затопление пойменно-долинных и водно-прибрежных ландшафтных комплексов озера, составляющих одну из главных ценностей района».

Еще Мухртын рассказывала о Надоме (или Наадам) – монгольских празднествах, сопровождающихся игрищами мужей, в которых наравне с мужчинами участвуют и мальчики. Празднуют Надом 13-15 июля, как и Сурхарбан у бурят. Вообще, в культуре монгол и бурят много общего. Основное развлечение-соревнование Надома – это скачки на скакунах, стрельба из лука и борьба. Монголы утверждают, что именно они, а не скифы, придумали стремена для всадника, для того, чтобы легко было стрелять из лука на скаку. Монгольские женщины, хоть и не участвуют в игрищах мужей, но не уступают мужчинам в умении стрелять и скакать на лошади. В скачках участвуют мужчины от 4 лет и старше. Мальчики 4 лет должны проскакать 24 км, 5 лет – 28 км, а кто старше – 30 км. Победитель, независимо от возраста, должен вернуться первым и по возвращении спеть хвалебную песню своему скакуну. Зрители в это время соскабливают пот со скакуна победителя и мажут им себя, чтобы стать таким же быстрыми, сильными и выносливыми, как он. Все это происходит здесь, на берегу Хубсугула, у подножия горного хребта Баяны-Нуруу, куда мы собираемся сегодня отправиться почти на месяц.

Начало путешествия

После экскурсии к Обо мы отправились в магазин и обменяли рубли на тугрики (1 рубль = 40 тугрикам). Возможно, в пути нам понадобится местная валюта, а русские рубли принимают только в приграничном Ханхе. Купили местных пряников с национальным орнаментом «улдзий» (что значит «счастье»), любопытства ради, а еще потому, что хлеб в магазинах не продают. Нам сказали, что эти пряники долго не портятся и заменяют хлеб кочующим по степям монголам.

В 15.30 выехали на УАЗе с прицепом на лед озера. Полтора часа ехали к острову Оол-Хуйс, от него повернули к западному берегу Хубсугула и въехали в долину реки Джиглэг-Гол. В устье реки стоит одиночный деревянный дом, рядом гэр и множество кошар. Здесь живет большая монгольская семья. Навстречу нам вышли люди в расшитых национальных халатах (дэли). Удивило то, что простые степные монголы в повседневной жизни, и даже во время работы, не снимают национальных одежд. Красивые краснощекие дети, на пронизывающем монгольском ветру без шапок и рукавиц, в одних расшитых орнаментом верблюжьих жилетках, бегали вокруг нас, но близко не подходили – побаивались. Мы для них были, наверное, чем-то вроде инопланетян. Да еще и со странными предметами за спиной – лыжами, рюкзаками, волокушами. Но какие же закаленные монгольские детки! Мы в своих пуховках, капюшонах, рукавицах продрогли сразу, как только вышли из машины, а маленькие дети бегают среди зимы раздетые и хоть бы что.

Нас пригласили в дом на чай. Монгольский чай (цай) – зеленый чай с молоком, бараньим жиром, солью и сладкими монгольскими пряниками. Мы и хозяева не понимали ни слова на чужом языке, только улыбались друг другу, да кивали головами. Я все время говорила единственное слово, которое запомнила в Ханхе: «Баярла» (мне сказали, что это значит «спасибо»). Но хозяева как-то странно смотрели на меня, как будто я говорю что-то неприличное. Может, вместо «спасибо», я говорила «до свидания», а может еще что-то нелепое, например, «с Новым годом»? (Потом я узнала, что правильно говорить не «баярла», а «баярла-лаа»). И еще один непростительный мой промах, который мог очень обидеть монголов и даже вызвать конфликт: я угостила монголов соленым лещом, который сама приготовила перед походом. Уже в конце похода нам в Ханхе сказали, что подарить рыбу монголу – это оскорбление, вызов, объявление войны. Потому-то они так странно на меня и смотрели, и брать леща не хотели. Видимо, только моя нескончаемая улыбчивость сгладила ситуацию, и монголы поняли, что я просто невежда, а не враг.

После чаепития оставили у монголов в сарае заброску на вторую половину маршрута (после 10-дневного акклиматизационного кольца мы вернемся сюда и заберем ее); потом отправились вдоль реки Джиглэг-Гол к перевалу (гол — переводится как «река», и как «центральный», то есть, «Гол» — это основная река). Вниз с перевала тоже виднелась хорошая дорога в Дархатскую долину. Джиглэг-Гол – река-дорога, зимник, единственный путь, соединяющий зимой Хубсугульский аймак с Дархатской котловиной. После перевала Джиглэгийн-Дава зимник, ведущий в Дархатскую долину, продолжается по реке Арсайн-Гол. Летом здесь можно проехать только верхом – по болотам и бродами через реки. Монголы летом предлагают от устья Джиглэг-гола через перевал конный тур к дархатам.

«Инфраструктура туризма Дархатского района представлена всего тремя объектами – лагерь и 2 юрт-кемпинга, вместимость которых – 100-150 человек. Освоение района происходит благодаря усилиям зарубежных фирм (Чехия и США), и совсем в ничтожно малой степени – России».

На перевале Джиглэгийн-Дава (абсолютная высота 1926 м, превышение над уровнем озера Хубсугул – 350 м) пронизывающий монгольский ветер развевает и треплет хадаки на перевальном Обо. «Облизанный» ветрами гладкий череп барана (жертвоприношение), надет на кол, и смотрит на нас пустыми глазницами. «Сбрызнув» на Обо водкой еще раз, прощаемся с водителем, укладываем рюкзаки в волокуши, и вперед. Лыжи тоже придется тащить на себе, потому что снега почти нет: весь выдуло. 30 минут идем до берега реки Арсайн-Гол и останавливаемся на ночлег. Двое из нас, видимо, под впечатлениями дня, умудрились потерять лыжи на первом же переходе (потому что из-за отсутствия снега шли пешком), и возвращались за ними обратно на перевал.

Наконец-то наступили походные будни: установка палатки, заготовка дров, варка ужина. Началась адаптация.

Бесснежный Арсайн-Гол

23 февраля. Дежурный Саша Дядькин поднялся в 5.30. Хотели узнать погоду «на улице» — не получилось. Выяснилось, что «навороченные» часы Дядькина (с компасом, термометром, барометром, альтиметром, и т.д.) не способны измерить такую низкую температуру, какая была этим утром. «Зависли» на отметке -10С, а ниже показывать не хотят. По ощущениям своего носа, рук и ног, а еще куртки, которая, как говорит Дядькин, «колеет» при -25С, дежурный сообщил нам примерный утренний прогноз: -28С.

Вышли в 8.20 и идем вверх по реке Арсайн-Гол. Снега на реке нет, льда – тоже, только сухое русло с камнями. Это очень печально – по камням тащить волокуши и лыжи крайне тяжело. Такая вот «бурлацкая» работа в первый же день похода. Четыре выматывающих ходки по 40-50 минут и в 11.40 встаем на обед. Настроение удручающее, так как снега в округе не наблюдается ни в долине, ни выше, на сопках и горах. Похоже, что чем выше мы поднимаемся, тем меньше снега, потому что его здесь выдувает ветрами. Перспектива перетаскивания груза вместо лыжного катания – не радует. Как бы не пришлось соскребать снежок для варки обеда с отдельных клочков травы в низинах и между камнями, где снег «прячется» от ветра.

В 13.40 продолжили движение. На редких снежниках встречаются следы волков-одиночек. Пару раз пытались надеть лыжи, но проходили в них не более 20 минут, да и то не по снегу, а по слегка припорошенному льду.

Вечером скромный праздник с поздравлениями, с тортом.

24 февраля. Утром тепло, безветренно. Судя по тому, что куртка у Дядькина не «колеет», на улице теплее, чем -25С. Выход в 8.30, и до обеда 4 перехода по Арсайн-Голу. В обед подул ветер, а к вечеру он все больше усиливался. Идти было очень тяжело (камни, бесснежье, ветер в лицо). После обеда прошли только 3 перехода, и встали на ночлег в устье правого притока, как нам казалось, укрывшись от ветра, дующего по долине Арсайн-Гола (высота по альтиметру 2280м). Но около 18 часов ветер начал дуть уже с двух сторон: по основной долине и по долине правого притока. Палатку чуть не сдуло – хорошо, что мужики напилили бревен и прижали ими дно палатки со всех сторон.

Необычны и причудливы скалы в верховьях Арсайн-Гола: гребни хребтов увенчаны словно спины динозавров скалами-останцами. Каждый гребень утыкан ровными рядами «зубьев» мелких скал, а от них вниз по склонам – гладкие и округлые рыжие «бока», спускающиеся в широкие долины безводных зимой рек. Такая вот Богатая Спина.

Палатка стоит напротив приметной скалистой вершины высотой около 2500м. Граница зоны леса поднимается здесь очень высоко, что-то около 2300м, а на склонах южных экспозиций – почти до 2500 м. Сегодня несколько раз за день пытались идти на лыжах. Но недолго, через несколько минут приходилось их снимать, потому что снега по-прежнему почти нет.

25 февраля. Всю ночь завывала пурга, заносила палатку снегом, даря надежду на то, что сможем завтра идти на лыжах. Утром снег прекратился, и ветер немного ослаб. Выход в 8.30 вверх по Арсайн-Голу. Надежды на выпавший ночью снег не оправдались – по-прежнему идем по камням, а снега после ночного ветродуя как будто еще меньше стало. Идти по камням тяжело, у многих раскололись об камни волокуши, у меня «хрюшка» безнадежно порвалась (сумка-волокуша для перетаскивания груза по снегу). Пришлось весь груз сложить в рюкзак и тащить на плечах. До обеда с трудом прошли 4 перехода, из них только 20 минут удалось пройти на лыжах.

Обедать встали на крутом повороте реки Арсайн-Гол на юго-восток, в сторону Хубсугула. Здесь мы расстанемся с Арсайн-Голом и пойдем на юго-запад, в сторону вершины Нарт-Ула по левому истоку реки. Долина левого истока очень расширена, и создается впечатление, что сухое каменистое русло, по которому мы идем, и есть главная река, а правый исток – собственно Арсайн-Гол – лишь небольшой приток.

Выше развилки истоков леса уже нет, только отдельно стоящие кусты, на сухих сучьях которых можно развести костер и сварить быстрый обед. Варим обед из продуктов фирмы Гала-Гала – сублимированные продукты, которые достаточно просто залить кипятком. Один пакетик весит 40г, а у нас по раскладке на обед по 2 пакетика на человека. Мужики с недоверием посмотрели на эту мизерную порцию и тут же окрестили ее «Гала-дала», что, видимо, означает «голодало». Но когда съели, то остались удовлетворены обедом. Иногда (не очень часто, например, в безлесные дни) этот «корм» выручает. Но если его каждый день, то у группы возникает во рту ощущение привкуса мыла, особенно у супов с рисом и макаронами. Гороховый суп, борщ, рассольник и щи от «Гала-Гала» – вполне сносные блюда.

Уже после похода, изучая разную литературу о Монголии, узнала, что на реке Арсайн-Гол находится самый большой водопад Монголии, высотой 70 м! Где же он был и почему нам не встретился? Наверное, он находится в верхнем течении правого истока, под вершиной Их-Ула, 2960м? Но на картах он тоже не обозначен! А в нижнем течении Арсайн-Гола – зимник, там тоже никакого водопада нет. Мы его не увидели, потому что наш путь пролегает по другому истоку реки.

После обеда продолжаем «волочение» груза по камням. Справа по ходу видны скальные выходы причудливых форм. Вдоль русла по берегу иногда пытаемся пройти на лыжах по одиноким следам волка, но это занятие продолжается не более 15 минут, а потом снова вставляем лыжи в рюкзаки, потому что снег исчезает, словно растворяясь среди каменистого русла. Льда тоже почти нет, поэтому возникает проблема поиска воды на ужин. Впереди виднеется последний, затерявшийся в сухой долине камней, клочок леса на правом склоне. Двигаемся к нему, чтобы встать в устье сухого русла реки Дод-Хэм-Гол. Как-то странно называть руслом то место, где воды совсем нет. Даже на карте эти долины обозначены коричневым пунктиром, а не синим цветом, как реки. Значит, здесь и летом воды не бывает. Как же здесь пасут скот монголы? А ведь его здесь пасут, это видно по оставшемуся с лета помету сарлыков (низкорослый монгольский як). Обширные пастбища с золотистой травой на склонах и полное отсутствие воды. Видимо, на водопой скот заходит выше в горы.

Чтобы нас ночью не сдуло, мы не стали подходить близко к устью каменного Дод-Хэм-Гола, а спрятались от ветра в последнем «клочке» леса в излучине сухой «реки». Впереди по ходу стоит белой стеной одна из высочайших вершин в хребте Хорьдол-Сарьдаг – гора Ханджит-Хад (3077м). Выше нее есть еще одна вершина, которая пока не просматривается – 3093м, у которой нет названия. Перед походом мы, планируя маршрут, заглядывались на эту вершину, но потом отказались от восхождения по ряду причин, одна из которых – удаленность от нитки маршрута. Вечером любуемся на убеленную снегом гору в лучах заходящего солнца и лелеем надежды на то, что скоро и на нашем пути мы встретим снег.

Поиски Нарт-Улы в размышлениях о свободе

26 февраля. Гора Нарт-Ула (3072м) – вершина, запланированная для восхождения на нашем маршруте. Все эти высоты я списывала с карты, но кто и когда их замерял? Явно видно, что трехтысячников здесь намного больше, чем обозначено на картах. Утром, двигаясь дальше по каменистому руслу, просматриваем вероятные пути подхода к Нарт-Уле. Уже потом, через 2 дня, мы поймем, что самый оптимальный путь был от места вчерашнего обеда – на «стрелке» Арсайн-Гола и каменистого русла. Правда, оттуда гора Нарт-Ула смотрелась неприступно – крутые сильно заснеженные склоны, «обещающие» сход лавин, и стенные скалы. Только широкий продолжительный гребень, подводящий к вершине от самой реки, понравился всем. Но этот гребень не просматривался до самого конца: а вдруг потеряешь на нем целый день, а перед самой горой будет сброс. На карте в районе вершины отмечено большое рассечение рельефа густыми сетками «расчесок». Поэтому мы и пошли дальше, чтобы посмотреть гору с другой стороны, с перевала в отроге Тэхт-Цаган-Нохойтын-Нуру, который планируем пройти, чтобы затем пересечь хребет Хорьдол-Сарьдаг и спуститься в Дархатскую долину.

Пройдя утром устье сухого Дод-Хэм-Гола (слева по ходу), свернули в другое сухое устье без названия – справа по ходу (условно назвали его Сухой Ручей), ведущее к массиву Нарт-Улы. Наконец-то начали заметно набирать высоту, двигаясь уже по альпийским лугам. Даже сейчас, зимой, когда здесь только сухие клочья травы, видно, какое изобилие трав и цветов бывает здесь летом: водосбор, горечавки, бадан, маралий корень, золотой корень, лук, чеснок…. По-прежнему идем пешком. К обеду встречаем первый настоящий лед на ручье. Наконец-то утолим жажду! Снеговая вода из-за отсутствия минералов безвкусна, и ей не напиваешься.

На ночлег встали под перевалом (пока без названия), на высоте около 2500. Впереди, выше по ручью – живописный каньон (нужно обходить орографически правым берегом). Первое приготовление пищи на горелках. Дрова для печки занесли на себе. Вокруг – очень живописные скалы альпийского характера. Завтра проведем разведку окрестных перевалов и путей подхода к Нарт-Уле. И, если получится, совершим восхождение. Решили разделиться: Коля, Олег и Игорь пойдут на восхождение по левому гребню, ведущему к вершине, а Саша Баринов, Саша Дядькин и я – на перевал, с которого попробуем подняться на гору с другой стороны.

27 февраля. После завтрака, взяв с собой сухой паек и термос с чаем, пошли наверх. Саня Дядькин приболел, и решил отлежаться в палатке, но до ближайшего перевала решил все-таки прогуляться, поднести на этот перевал часть груза и лыжи, чтобы завтра было легче на него подниматься. Перевал невысокий, скотопрогонный, покрытый сплошь альпийскими травами. За ним небольшое озерко. Вот куда ходит скот на водопой. Далеко! Решили назвать перевал Проходной, так как здесь просматриваются сарлычьи тропы.

Потом пошли на перевал Нарт (с монгольского – солнечный): назвали так потому, что он прямо под горой Нарт-Ула. Перевал находится в центральном цирке, и его ограничивают с двух сторон вершины: справа – массив Нарт-Улы, а слева – отдельно стоящая, невысокая (чуть больше 2800 м), но любопытная вершина. С этой вершины очень хорошо обозревается вся окрестная панорама: озеро Хубсугул, подернутая легкой дымкой Дархатская долина, а на северо-востоке – короткий, но очень высокий хребет – Тэхт-Цаган-Нохойтын-Нур (который нам еще предстоит пересечь завтра) и до самого северного горизонта, до границы с Россией, бесконечные Монгольские Саяны. Панорама очень впечатляет! Когда поднялись на вершину, первое, что слетело с языка, было: «Привет, Монголия!» Так и назвали горку.

Стоя на вершине, на обдувающем горном ветре, вдыхали аромат СВОБОДЫ. Что такое свобода? Свобода, казалось мне, это когда говоришь и делаешь то, что выбираешь сам. Но почему-то именно тогда, когда ты можешь сказать и сделать то, что считаешь нужным, ИМЕННО ТОГДА, ты этого сделать и сказать зачастую не можешь. Личная свобода приносит еще более весомые ограничения, чем несвобода.

Свобода всегда трудна, потому что она вынуждает делать выбор, и не прощает ошибок. Боясь допустить роковую ошибку, мы часто «топчемся» на месте, не рискуя сделать выбор, загоняя сами себя в придуманные рамки. Когда же кто-то со стороны, слегка подтолкнет, желая помочь, мы тут же отступаем от цели, считая себя «свободными» в праве выбора, и не позволяя на себя «давить». По сути – свобода – это та же несвобода, только «клетка» находится внутри тебя, и хозяин клетки – ты сам. А ведь управлять самим собой куда сложнее, чем, если бы кто-то тебя направлял… Это очень похоже на те самые ворота в степи на границе: выбирай сам – зайти ли тебе в них, или ты их обойдешь по безграничной степи… Ну ладно, это так, демагогия дня.

С вершины «Привет, Монголия!» была видна гора Нарт-Ула. Но подъем на нее со стороны перевала Нарт – не логичен и опасен: свежие крутые осыпи, скальные сбросы – очень трудоемко и рискованно. Отсюда видно, что логичнее подниматься с гребня, куда пошли сегодня с утра Коля, Олег и Игорь. Но когда они вернулись вечером, оказалось, что и с гребня они не дошли до вершины, так как вершина оказалась очень далеко, и им не хватило бы светового времени. К тому же, перед последним взлетом на гору, действительно, как мы и предполагали, существует большая потеря высоты – скальные сбросы, где необходимо было бы вешать перила, а на это ушло бы все световое время. В общем, не пустила нас Нарт-Ула. Наш свободный выбор был не «ломать копья и мечи» в начале маршрута, на акклиматизационном кольце, а спокойно, изучив гору и подходы, продолжать маршрут дальше, по графику.

Вместо Нарт-Улы (3072 м), при подходах к ней по гребню, было совершено восхождение на другую вершину в этом же гребне, находящуюся перед Нарт-Улой, которую назвали Найрамдал – 2900м (по-монгольски – Дружба).

Хребет Хорьдолын-Сарьдаг-Нуру и первая встреча со снегом

28 февраля. За сегодняшний день прошли два перевала в хребте Тэхт-Цаган-Нохойтын-Нуру – один с утра, другой – после обеда. Первый – проходной (некатегорийный), на который вчера заносили груз, назвали Нарт-Дава. После него мы спустились к озеру и продолжили движение вверх по долине, в цирк очередного перевала, который никто из нас никогда не видел. Его цирк находится за поворотом хребта Тэхт-Цаган-Нохойтын-Нур – короткого отрога в большом хребте Хорьдол-Сарьдаг, и только по предположениям и по догадкам (глядя в рисунок горизонталей на карте), можно судить о его сложности. Мы находимся в самой высокой части хребта Хорьдол-Сарьдаг, и все перевалы, окружающие нас, лежат на высоте 3000м и выше.

Подходя к цирку неизвестного перевала, наконец-то встали на лыжи, и почти до самого перевального взлета (около 2 часов!) шли на лыжах по глубокому снегу. На обед остановились в цирке перевала, окруженном крутыми и очень высокими заснеженными склонами. Чтобы было комфортнее отдыхать, поставили палатку на время обеда.

Подъем на перевал – по средней осыпи крутизной до 45º, очень утомительно и очень высоко. На перевальной седловине высота 2950м по альтиметру, а окружающие горы возвышаются еще не менее чем на 150-200м. Поэтому, у нас возникает большое сомнение в достоверности отмеченных на карте высот: высшая точка обозначена всего лишь на 3093м, и вообще та гора – 3093м – не самая высокая. Мы сейчас на нее смотрим сверху, а выше нас вокруг еще очень много достойных вершин.

Коля решил назвать перевал Монгольских Туристов, оценив его сложность как 1Б. Определяющая сторона на спуске: протяженные заснеженные кулуары от 40 до 60º — очень лавиноопасны, единственно безопасный путь спуска – по скально-осыпному левому боковому ребру. При спуске с перевала внезапно испортилась погода, запуржило мокрым снегом, пропала видимость. Быстренько спустившись к ближайшему безопасному месту, укрылись от ветра и поставили палатку в мульде, в начале каньона. Спустились удачно: быстро и вовремя. И путь выбрали оптимальный, хоть и «на ощупь». Холодная ночевка без печки. Ужин – на горелках. На ночь прячем обувь внутрь спальников, чтобы не задубела к утру.

Теперь нас отделяет от Дархатской долины только один горный массив – хребет Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру. С места нашего ночлега можно спуститься в долину прямо по ручью, втекающему в реку Цаган-Нохойтын-Гол, обогнув этот хребет большой петлей. Но цель нашего путешествия – как можно больше осмотреть район, поэтому мы решаем пройти еще один перевал между левыми истоками Цаган-Нохойтын-Гола и перевалить хребет Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру.

1 марта. Утром дежурный Олег проспал подъем на полтора часа – встал только в 7.25, подарив нам возможность выспаться. Несмотря на то, что ночлег был без отопления, спалось хорошо. Вот только утром жутко некомфортно вылезать из теплого спальника практически сразу на улицу. Все-таки, печка – это жизнь! А снег – это радость, потому что не надо больше таскать лыжи на себе, а можно их просто надеть и скользить. С появлением снега, появилась надежда, что нами все-таки будет пройден лыжный маршрут, а не пешеходный с лыжами на спине!

Сегодня, как и вчера, прошли два перевала. Один – некатегорийный, который назвали Гарах, что в переводе с монгольского означает «Пройду» (на нем даже тур стоит, видимо, пастухи или охотники поставили). Он находится в восточном боковом отроге хребта Хорьдол-Сарьдаг и ведет к истоку реки Цаган-Нохойтын-Гол. Этот перевал полностью прошли в лыжах: небольшая крутизна позволяет забраться серпантином на седло и съехать на противоположную сторону вниз. На перевале немного поспорили: куда идти дальше. Есть варианты – вправо, вниз по ручью, но это скучно; влево – вверх по ручью к очередному неизведанному и не просматриваемому перевалу; и прямо – через высокий перевал, который смотрит на нас белым оком. Любой из этих путей приведет нас в Дархатскую долину. Пошли налево (на запад), навстречу неизведанному. Интуиция нас не обманула: мы получили то, чего так долго ждали – снега.

Со стороны подъема перевал оказался простой, и, по всей видимости, хоженый кем-то, (скорее всего, охотниками), потому что на седловине был тур. Записок, конечно же, никаких нет. С перевала открывается грандиозная панорама хребта Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру. Очень красиво! Мощно! Сурово! Как в больших горах!

Спуск с перевала – посерьезнее: крутая средняя осыпь крутизной до 45º вперемешку со снегом и льдом, есть лавинные выносы. Большой перепад высот. Спускались сначала в кошках, потом наступил долгожданный момент, когда мы надели лыжи и заскользили вниз по ручью, радуясь скорости и быстрой смене путевых картинок. За перевалом оказалась очень заснеженная долина ручья. Снега столько, что кажется, будто мы внезапно попали в совершенно другой мир: появились приземистые пышные кедры, держащие на мохнатых лапах сверкающие на солнце белые шапки (кедров со стороны Хубсугула мы не видели). Полная противоположность климата и растительности! В очередной раз, как и в каждом походе, в каком бы районе не была, говорю: «Очень похоже на наш многоснежный Хамар-Дабан!» («Наверно, нет на свете стран, где нет хребта Хамар-Дабан»!)

К 17.30 вышли, наконец, в зону леса, к дровам, к теплу. Палатку поставили на высокой террасе правого берега. Слева от нас скала-останец необычной формы (чем-то напоминающий верховья Тайгиша в Ергаках), с которого ниспадают в ручей белые простыни лавиноопасных склонов и кулуаров; их складки, словно горностаевые боа, изящными изгибами свисают с плеч, а внизу – конусы лавинных выносов – пышные юбки свадебных платьев… Впереди, в понижении, угадывается котловина Дархатской долины.

2 марта. Восторг остался позади. Уходим в долину по реке Цаган-Нохойтын-Гол, оставляя за спиной хребет Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру. Со стороны Дархатской долины этот хребет выглядит еще шикарнее. Все время оглядываемся на него с сожалением, что этот этап нашего пути уже пройден. Вечером, в розовых лучах заката Хорьдолын особенно роскошен…

«Сошедшие с небес»

3 марта. Спустившись в Дархатскую долину, мы должны были пройти вдоль подножия хребта Хорьдолын-Сарьдиг-Нуру к долине Арсайн-Гола. Заходить в монгольскую цивилизацию – сомон (районный центр) Дзолэн (на некоторых картах – Рэнчин-Лхумбэ), мы не собирались. Но как-то так получилось, что на выходе в долину, на правом берегу Цаган-Нохойтын-Гола, мы подсекли лесную дорогу, которая поначалу вела в нужную нам сторону – вдоль хребта. Мы, конечно, были рады этому обстоятельству и решили идти по дороге до тех пор, пока нам с ней по пути. Но потом дорога стала постепенно уходить левее, к Дзолэну (и это естественно – ведь «все дороги ведут в Рим»). Наш руководитель не захотел сворачивать с дороги в лес, и принял решение идти более длинным путем, но по дороге, а не коротким по бездорожью. С этим решением группа согласилась. Маршрут при этом может потерять элемент автономности, но зато мы посмотрим Дархатскую долину и познакомимся с бытом кочевых монголов.

А она стоит того, чтобы там побывать! Дархатская долина – это простор, безмятежность, свобода и экзотика! Огромнейшая котловина среди гор, аккумулирующая в себе много солнца, степей и озер – идеальный край для скотоводства. На ее пастбищах в одном стаде мирно уживаются сарлыки, коровы, овцы, верблюды и северные олени.

Переночевали в лиственничном лесу, не подходя к населенному пункту, а утром покатили по искрящемуся на солнце снегу навстречу новым приключениям. Мы ждали слияния нашей дороги с той, которая ведет к Арсайн-Голу – по карте совсем близко. Саша Дядькин, глядя в GPS , то и дело сообщал нам, сколько километров осталось до стрелки.

Чем ближе мы подходили к цивилизации, тем больше встречали на дороге всякого мусора: пивные банки, водочные бутылки, объедки, обноски, коробки.… Похоже, это оставили не кочевые монголы, а русские туристы летом. Точно говорят: цивилизация – это клоака, а человек – самое нечистоплотное существо! Как бы он не прикрывал свою сущность красивыми одеждами, богатыми жилищами, модным парфюмом и культурными манерами.

На обед мы остановились у долгожданной стрелки дорог и неожиданно увидели вдалеке одинокий гэр (юрту), вокруг которого паслись животные. Хозяева жилища (дархаты) тоже издали увидели нас и, собравшись у гэра, смотрели в нашу сторону, но не подходили – то ли опасались, то ли не хотели показать себя навязчивыми, или просто ждали, когда мы сами подойдем, а может, и то, и другое. Дархаты – монголы, живущие в дархатской котловине, несколько отличаются от сойотов – монголов, живущих у подножия гор. Нам они показались с виду мельче сойотов, а по поведению – скромнее и осторожнее.

Гэр находился от места нашего привала метрах в двухстах. Мы решили сделать первый шаг (ведь гости мы, а не они) и подошли к гэру, возле которого стояли несколько молодых парней, старый дед и две девочки лет десяти. Поздоровались (Самбайнуу). Для здешних кочевых монголов мы оказались чем-то вроде инопланетян, сошедших с небес: они долго смотрели на нас, как на видение, замерев у порога своего гэра. Потом, очнувшись, (видимо, поняв, что мы земляне), любезно распахнули перед нами двери и пригласили на чай. Ни слова не понимая по-русски, они только улыбались и жестикулировали, приглашая сесть, а мы, соскучившись по людям, жаждали общаться, и, тыкая пальцем в русско-монгольский словарь, показывали хозяевам то, что хотим сказать. Меня, как единственную женщину, посадили на правую половину – в монгольской юрте это женская сторона. Все остальные (наши пятеро мужиков и столько же монголов) скучились на левой половине. Мне было забавно и неловко сидеть одной на просторной женской половине, в то время как мужики теснились напротив: кто на кровати, кто на полу, кто на табуретках, и глупо улыбались мне, единственной. Но таков порядок! Выручили девочки – они забежали в юрту, начали суетиться с чаем на женской половине и, таким образом, спасли меня от неловкого одиночества. Женская и мужская половина у кочевых монголов соблюдается строго. Еще когда мы были в Ханхе, нам рассказывала Мухртын, что монгольская семья начинает супружескую жизнь с того, что жених и невеста поселяются в одном гэре и какое-то время присматриваются и наблюдают за жизнью друг друга, привыкают к совместному существованию на разных половинах. Только спустя какое-то время наступает момент, когда супруги договариваются о том, на какой половине они должны соединиться и провести ночь. И потом, на протяжении всей совместной жизни, этот порядок не нарушается. В маленьком гэре у каждого есть свое жизненное пространство, и его нельзя нарушить без обоюдного согласия, не договорившись друг с другом заранее. И у детей тоже есть свой угол – недалеко от алтаря, у стены напротив входа, между женской и мужской половиной. В этом заложена вековая мудрость, глубокое уважение друг к другу.

«Для монголов юрта – модель вселенной, мир кочевника, она ориентирована по сторонам света, имеет центральную ось, проходящую через очаг и дымовое отверстие. Юрта делится на семантические секторы: правый-левый, верхний-нижний, мужской-женский, почетный-непочетный. Не удивительно, что монголы, только благодаря юрте выжившие на бескрайних просторах Центральной Азии, приписывали юрте магические свойства, сакрализировали ее с помощью ряда предметов: очаг (голомт), дверь и порог, дымовое отверстие (тооно) и функционально связанные с ним волосяная веревка (чагтага) и шест (багана), придающие юрте устойчивость; изображение духа – хранителя юрты и живущей в ней семьи (сахиус), алтарь со священными книгами (бурханы ширээ), который полагается иметь каждой семье. Яркая роспись узоров на двери, низких столиках (шэрээ), кроватях без ножек (хашлаган ор), сундуке, хранящем праздничную одежду (авдар), буфете (эргэнэр), из любимых цветов монголов (синий, красный, желтый) – радуют глаз».

Предложенный нам Хувсгул-Цай (Хубсугульский чай) был на травах, его подавали без молока, но с солью. Я вспомнила, что у нас кончилась соль (из-за того, что часто готовили на пресной снеговой воде; соли хотелось съесть больше, и ее катастрофически не хватало, как ни старались ее экономить), за день до выхода к заброске она кончилась. Вшестером съесть 700 г соли за 9 дней – это чересчур, если еще учесть, что большая часть продуктов уже была с солью и приправами. Пришлось попросить соли у хозяев, а в знак благодарности угостить их сахаром и шоколадом. Девчонки сахару обрадовались больше, чем шоколаду. Может, не знали, что это такое в хрустящих обертках?

После чая мы отправились ставить свой «гэр», а монголы, уже смело, на правах хозяев, пошли за нами, с любопытстовом заглядывали в палатку, ощупывали вещи, удивлялись, не понимая, что такое лыжи. Оказалось, что старый дед (с гордостью носивший на рукаве знак монгольской полиции, в которой служил в молодости), знал несколько русских слов. С помощью их, а также русско-монгольского разговорника, дед объяснил нам, что он единственный, кто знает, что такое лыжи и даже катался на них, когда был в России. На удивление своих сородичей, он надел Сашины лыжи и смешно «проскакал» на них вокруг нашей палатки. Еще он поведал нам о том, что ему 65 лет, что у них в Монголии так долго не живут, а он местный долгожитель. Выглядел, правда, этот дед старше.

Девчонки бросились пилить нам дрова – у них это очень шустро получалось, как будто они только этим и занимаются. Когда мы сварили суп (обычный концентрат из пакетиков с добавлением колбасы), то предложили его монголам. Молодым, видимо суп не понравился (наверное, привыкли к натуральному мясу), они его только попробовали ради приличия, а вот дед уминал за обе щеки и еще добавки попросил. Потом прибежали тощие собаки, больше похожие на волков, но с тоскливыми глазами попрошаек. Эти ели все, что случайно падало на землю, даже крошки сухарей, но нагло к еде не лезли – воспитанные. Когда мы собакам кинули сахар, то девчонки решили, что это кощунство, дав нам понять, что «лучше бы им отдали». Пришлось подарить им пачку рафинада из НЗ. Потом откуда ни возьмись, из степи появилась очень красивая молодая монголка – хрупкая, изящная, чуть-чуть выше девочек, как мне показалось, лет восемнадцати-двадцати, не больше. Мы были очень удивлены, когда девочки стали называть ее мамой. Я спросила по-монгольски: «Это сестра?», они ответили – «мама» (ээж).

Все это время, пока мы общались с местным населением, наши Саша и Игорь ходили на разведку в Дзолэн (или Рэнчин-Лхумбэ, по-русски «большая семья»), для того, чтобы попытаться найти какой-нибудь транспорт и подъехать к перевалу Джиглэг-Дава – месту нашей заброски. Мы ведь ушли в сторону от нитки маршрута и увеличили себе километраж, теперь топать самостоятельно по дорогам далеко и долго.

Часов в пять вечера в степи затарахтела «таблетка» (УАЗ). К нам на большой скорости подкатила машина, из которой высыпали пять поддатых молодых монголов и Саня с Игорьком. Без совместной выпивки, конечно, они никогда бы не сумели найти общего языка (вспомните фильм «Особенности национальной охоты»), и начали поторапливать со сборами (кто на монгольском, кто на русском), потому что путь до перевала не близкий, а скоро стемнеет. Мы быстренько закидали разобранную палатку и все вещи в машину, «сбрызнули» водкой Бурхану на дорожку, попрощались с хозяевами гэра и в битком набитой «таблетке» отправились на перевал.

Выгружались по ту сторону перевала при свете луны уже поздно ночью. Игорёк бурчал еще два дня из-за того, что в спешке сборов потеряли его мешочек с посудой – пришлось ему мастерить посуду из консервных банок.

Дневка

4 марта. Сегодняшний день посвящен отдыху, распределению заброски по рюкзакам и небольшой разведке к очередному перевалу. Но сначала – выспаться! Так хотелось подольше поспать утром, сняв шапку и высунув руки из спальника, понежиться в тепле нагретой палатки, послушать, как трещат дрова в печи…

Но не тут-то было. С самого утра к нам зачастили гости. Любопытные монголы-сойоты (откуда они только взялись в безлюдной долине, ведь ближайшая, как нам казалось, юрта с кошарами в пяти километрах!) ходили к нашему биваку как в музей – разглядывали и щупали наши вещи, что-то спрашивали на своем языке или просто подолгу сидели, неотрывно глядя на нас, как в телевизор. Любопытство – национальная черта монголов, ничего тут не поделаешь… Этот нескончаемый поток «экскурсантов» тянулся до самой ночи и только Саня с Игорьком иногда могли кое-что понять из того, что говорили монголы – они немного освоили монгольский, пока вчера искали машину. Вроде гости просили водки, подарить веревку и угостить кетчупом. Мы сначала были приветливы и гостеприимны, даже кое-что им дарили, но после обеда терпение лопнуло, и мы ушли в палатку подремать. Олег не выдержал роль музейного экспоната и ушел на разведку завтрашнего перевала. Монголы немного потоптались у костра, потом самые смелые начали залезать в палатку, садиться у входа, просто улыбаться и смотреть на нас. Подремать и отдохнуть под пытливыми взглядами наглых потомков Чингисхана не получилось.

Какой-то пожилой монгол, который выпрашивал у меня кетчуп (и потом выпросил), на радостях приволок нам гору сырого и гору сушеного мяса. Свежее мы тут же отварили и съели, а сушеное – взяли с собой на линейную часть маршрута. Интересный способ сушки мяса у монголов – по сути, это почти сублимация (вымораживание воды в вакууме). Конечно, о сублимации монголы не слышали. Они просто режут мясо на продолговатые куски и вывешивают на зимнем холодном ветру. Солнце, мороз и ветер вымораживают и высушивают мясо до такой степени, что объемистый кусок, который по виду тянет килограмма на два, в действительности весит 100-200 грамм!!! Такое мясо хранится у них очень долго, его заготавливают на полгода вперед, да и летом оно тоже не портится. Заметьте, никаких консервантов – ни соли, ни уксуса! Монголы едят это мясо и неприготовленным, но нам не понравилось – когда разжевываешь, оно приобретает вкус сырого мяса. Поэтому мы его варили.

Эти монголы, как и в Дархатской долине, посмеивались над нами, говорили, что снега здесь и так очень мало, а в эту зиму и вовсе нет – зима очень теплая была. Олег, вернувшись с разведки, подтвердил их слова: перевал полностью песчано-травянистый, ни одного клочка снега. Это внесло некоторую растерянность, даже были предложения – оставить лыжи и продолжить маршрут пешком. Но если так поступить, то нам понадобятся дополнительные дни и средства, чтобы после маршрута приехать сюда за лыжами. Будем надеяться, что на северных склонах хребта снег все-таки будет лежать.

Вечером, когда разбросали заброску по участникам, оказалось, что не хватает некоторых продуктов. То ли их «тиснули» хозяева кошары, в которой мы оставили мешки на хранение, то ли сегодня умыкнули многочисленные гости? Мы сначала сердились, вспоминали их недобрыми словами, но потом решили сказать им спасибо за то, что взяли не так много, и не самое необходимое: шоколад, лапшу в пачках, семечки, немного масла, какие-то сладости — без чего мы можем безболезненно продолжать маршрут. Ну да ладно, переживем, зато, сколько впечатлений оставили монголам!

Баян-Ула – пастуший край

5 марта. Далее наш путь будет продолжен по хребту Баян-Ула (другое название – Баяны-Нуруу, что переводится как Богатая Спина или Богатый Хребет). Это тот самый хребет, который образует западный берег озера Хубсугул и именно он лучше всего виден из Ханха. Сейчас его вид нас не радует – это самое бесснежное место района.

Утром без особого энтузиазма (после заброски рюкзаки потяжелели) «поползли» с по песчано-травянистому склону на перевал, ведущий в долину Увэр-Хачим-Гол. Перевал – некатегорийный и невысокий (на седловине растет лес), но подняться на него по траве, да с дополнившимся грузом, стоило больших усилий. К нашей радости, по ту сторону перевала появился снег. Мы встали на лыжи и скатились с перевала до места обеда. Потом еще немного прошли на лыжах по следам лосей по левому краю распадка, и снег опять кончился. К вечеру, пройдя мокрыми наледями Увэр-Хачим-Гола, вышли к кошарам. На карте здесь обозначено зимовье, но его нет, только кошары для овец, крыши которых выложены сарлычьим кизяком. Зимовий здесь вообще нет, да и зачем они монголам, если у них есть переносные гэры. Указанные на карте зимовья (отметки «зим.») не должны вводить в заблуждение путешествующих здесь туристов!

Возле кошар мы нашли множество огромных чурок, напиленных летом, и решили воспользоваться одной из них – она была такая большая, что хватило топить печку всю ночь.

Первый раз за все дни путешествия увидели открытую воду в реке. Мы так по ней соскучились, что пили ее и просто так, и вскипятив, и в чае, наслаждаясь вкусом не снеговой воды.

6 марта. С утра продолжили путь вверх по реке Увэр-Хачим-Гол, двигаясь по льду, кое-где по снегу, в общем – на лыжах. Через полчаса ходьбы от кошар, подошли к крутому повороту реки на 180°, с этого места по карте она уже называется Тэмэн-Худзуний-Гол. Фактически Тэмэн – и есть основной исток Увэр-Хачима. Весь день мы продвигаемся вверх по долине Тэмэна к его истокам, постепенно поднимаясь, все выше и выше, подбираемся к границе зоны леса. Слева от нас хорошо виден короткий хребет, это Улан-Тайга – отрог хребта Баян-Улы (Улан – означает красный). Сегодня приятный день – движемся в лыжах и спокойно тянем волокуши по гладкому льду. Берега реки широкие, степные – есть, где разгуляться сарлыкам. Встаем на ночлег под перевалом Нуцгэн-Улийн-Дава, в последнем «клочке» леса, далеко оторвавшемся от основного массива. Неугомонный Олег, едва сбросив рюкзак, тут же отправляется тропить лыжню к перевалу — готовить задел на завтра. Остальные занимаются установкой палатки, дровами, ужином.

7 марта. Утром поднимаемся на несложный, но затяжной и высокий перевал Нуцгэн-Улийн-Даба – единственно простое и логичное место пересечения Улан-Тайги. На перевале находим тур и даже Обо. Выцветшие голубые хадаки развеваются на ветру. Рядом с туром лежат какие-то огромные железяки, похожие на борону и сенокосилку. Чего только не увидишь в горах, чудны дела твои, господи! Заехать сюда сами они не могли, да и следов заезда никаких нет. Занести их на себе просто невозможно. (Да и вообще-то монголы не занимаются землепашеством!) Будто свалились эти сельхозорудия на перевал прямо с неба…. Иногда приходилось встречать на перевалах в Саянах чудные вещи, например трамвайную табличку «Трампарк-студгородок №1» или унитаз с крышкой, или пудовую гирю, но здесь монголы просто нос утерли всем шутникам-туристам; сельскохозяйственные машины на высоком безлесном перевале – это вершина человеческого чудачества. Особенно, если еще учесть, что землепашеством монголы вообще не занимаются.

С седловины перевала, чуть приспустившись правым бортом, траверсировали склон и сразу же поднялись на следующий перевал, который назвали Худжирын-Дава (1А), ведущий в долину Худжирын-Гол. Спустившись с перевала серпантином на лыжах к лесу, встали на обед немного раньше, чем планировали. Виной тому была я: во время спуска у меня отстегнулась правая лыжа и самостоятельно поехала прямо вниз, игнорируя все обходы, то рассекая сыпучий снег, то подпрыгивая на надувах, пока не воткнулась в глубокий сугроб на берегу ручья. Пришлось остановиться и пойти по следу на поиски беглянки. Хорошо, что не сломалась (умница!), после таких рискованных полетов. После обеда вышли на реку Худжирын-Гол. Русло реки широкое, полностью покрыто гладким льдом. Идем то на лыжах, то в кошках, а то и просто пешком.

8 марта. Реки Худжирын-Гол и Ходон-Гол, которые в верховьях текут параллельно, разделяет узкий и длинный невысокий отрог. Нам необходимо его перевалить, чтобы попасть на левый исток Ходон-Гола. Еще перед походом, рассматривая этот участок пути, заложили на него дополнительно полдня, чтобы был запас времени для разведки или обхода в случае необходимости. Поднимаемся по Худжирын-Гол вверх до наиболее удобного места пересечения отрога и делаем разведку перевала. Пока все складывается удачно, поэтому сегодня у нас полудневка. К тому же праздник, хочется отдохнуть и приготовить праздничный ужин.

Но после остановки, в 15 часов погода резко ухудшилась – подул ветер и повалил снег. Это обычно бывает 8 марта, в каких бы мы горах не ходили. В этот день, видимо, всегда следует планировать отдых и никуда не ходить, все равно погода не пустит. Полноценную разведку по причине отсутствия видимости тоже не удалось провести, просмотрели только подъем.

Сегодня, наконец, раскрыли секрет купленных в Ханхе монгольских пряников. До сих пор мы их ругали всю дорогу (а заодно и продавщицу, подсунувшую черствый товар) за их «железобетонность», ломая о них зубы. Хотели, уж было, выкинуть. Но сегодня Олег положил пряник на кружку с горячим чаем (как выяснилось, диаметр пряника специально совпадает с диаметром кружки!) и через пару минут он стал мягким, свежим и душистым! Внутри пряника оказалась сладкая начинка типа халвы (а мы думали, это камни). Потом нам рассказали, что начинка для этих национальных пряников изготавливается из мумие – значит целебная. А рецепт пряников очень древний и создан именно для длительных кочевий.

9 марта. Утром погода немного отпустила: ветер со снегом остались, но видимость, слава Богу, появилась. Поэтому, не теряя времени, пошли на перевал. Перевал в отроге оказался невысоким, но крутым – местами до 45º, лезли по глубокому снегу, кедровому стланику и выходам скал. Спуск – не такой крутой и значительно короче подъема. Но, если со стороны Худжирын-Гол седловина легко просматривалась, и путь определялся однозначно, то со стороны Ходон-Гола перевала совсем не видно – просто стена непрерывно тянущегося отрога.

Во время обеда подул сильный ветер, и негде было от него укрыться. Костер развели в щели снежного надува между рекой и скалистым берегом. Чтобы хоть как-то укрыться от пронизывающего ветра, подпилили стенки щели снежным ножом и лавинной лопатой, и залезли туда сами. Полноценного отдыха не получилось – очень холодно, да и дымом надышались в тесном надуве. Пока варился обед, наготовили дров на сегодняшний вечер и завтрашнее утро, т.к. сегодня опять уходим выше зоны леса. Наш дальнейший путь в верховья левого истока Ходон-Гола, в центральную и самую высокую часть хребта Улдзий-Хашийн-Нуру (Улдзий переводится как «счастье», также называется и национальный орнамент монголов).

На ночлег встали в начале каньона, под мореной, ведущей к перевалу, который будет у нас завтра очередным первопрохождением. Поскольку перевал неизвестен, требуется его тщательная разведка, хотя бы со стороны подъема. С нашей стороны перевал смотрится очень сложным и опасным (большая заснеженность, крутизна и перепад высот), поэтому необходимо искать обходы, благо, что цирк очень большой, и есть куда «ткнуться». Отправляемся на разведку с Колей вверх по левому (орографически) борту каньона. Склоны цирка нам совсем не нравятся – все сильно заснежены. Но обойти опасные участки можно, если подниматься справа по ходу на самый высокий гребень у вершины 2985 м – там крутая осыпь средней величины, и снега мало. Но в этом случае придется делать незапланированное восхождение почти на вершину 2985м, а потом траверсировать гребень и искать место спуска в нужную нам долину.

Вечером мороз усиливается, а ветер не утихает. Перед сном Баринов повышает свой культурный уровень, конспектируя русско-монгольский словарь. Дядькин, вернувшись с улицы продрогший и весь в инее, заглядывает в конспекты Баринова:

- Ну-ка, ну-ка, как там по-монгольски будет «мороз»?

- Хуйтэн, однако.

- Чего-о-о?

- Хуй-тэн. Вот смотри, так и написано – хуйтэн.

- В точку, однако!

Это слово стало в группе очень популярным, а хитом парада на все оставшиеся дни стала песня «Ой, мороз, мороз» на монгольский лад:

Ой, хуйтэн, хуйтэн,

Не хуйтэнь меня,

Не хуйтэнь меня,

Моего мурэн! (мурэн, морин, морь – это конь), и так далее, в том же духе, была «переведена» вся русская народная песня.

10 марта. Перевал Ходон-Дава (так решили его назвать), который мы вчера разведывали, чуть не «захуйтэнил» насмерть. Когда поднялись на гребень (почти под самую вершину), пришлось около 1 км идти до удобного и безопасного места спуска по продуваемому жуткими высотными ветрами плато. Не ставили тур и не писали перевальную записку – надо было просто выжить. Шли навстречу ветру и чувствовали, как мороз пронизывает насквозь, превращая пальцы рук и ног в заледенелые култышки – не гнутся и звенят, если постучишь. Это было жутко! Если бы мы остановились хоть на минуту, то превратились бы в камень. Не рассуждая особо, куда идти, молча драпанули к ближайшему лесу. В итоге, чтобы попасть в нужную нам долину, сделали небольшой крюк, обходя отрог, но зато остались живыми, и отделались одним обмороженным пальцем у Олега.

Обедали уже в лесу. После обеда попали в забавный каньон, где пришлось немного «покувыркаться» на 5-6 метровых ступенях заснеженных ледопадов, но обошлись без веревки. Только Баринов и Дядькин, как самые «толстые», застряли на наклоненных деревьях посреди ледопада. К вечеру прошли каньон, и оказались на правом истоке Ходон-Гола.

11 марта. Продолжаем путь к высшей точке района – горе Цумерлэг-Уле (по карте ее высота 3193 м), по широкой, очень удобной для движения на лыжах долине правого истока реки Ходон-Гол. Лес тянется узкой полосой вдоль реки и «поднимается» очень высоко (выше 2500м). Чем севернее мы заходим, тем больше становится снега, особенно на склонах северных экспозиций. Горы напоминают «наш» хребет Большой Саян.

На ночлег встаем рано (около 16 часов) из-за сильного, почти штормового ветра – нет смысла двигаться выше, в безлесную жутко продуваемую всеми ветрами зону, где снежные вихри застилают всю долину белой непрозрачной пеленой. Долго ищем место для палатки. Больше часа выбирали и спорили, пока не нашли защищенную от ветра площадку. Но это пока ветер дует сверху долины, если он подует снизу, то и здесь нам будет не сладко! Это «минус» широких долин – не знаешь, куда спрятаться от ветра.

Я пришел сюда жить

11 марта. Гора Цумерлэг-Ула (3193м) – высшая точка Монгольского Саяна, находится в хребте Улан-Тайгын-Нуру. Ула – с монгольского и бурятского переводится как гора. Что значит – Цумерлэг, остается только догадываться. Вероятно, сахарная. Потому что вся белая, словно сахарный холм, без единого темного пятнышка осыпей или скал. Мы нашли в русско-монгольском словаре только одно похожее слово – цэвэрлэх, что означает «очищать». Может быть, Цумерлэг-Ула – «чистая гора»? Или это «Гора Очищения»? Заметьте, что в названиях горных хребтов читается веселый, добродушный и оптимистичный монгольский характер: «богатый», «солнечный», «чистый», «сахарный», «счастье»…. Никаких «грозных», «неприступных» или «лавинных» названий. Только восхищение и любовь, поклонение природе и радость.

Утром погода великолепная: ветер утих, светит солнце, и прекрасная видимость – отличные условия для восхождения. Восхождение на Цумерлэг-Улу заняло весь день. Самый удобный и безопасный путь подъема – по отрогу из долины. На восхождение пошли Коля, Игорь, Олег и Саня Дядькин. Я и Саша Баринов остались в лагере. Хорошо, когда кто-то может остаться в базовом лагере, сохранять тепло очага и встречать вечером горячим ужином уставших восходителей. Цумерлэг-Ула – ключевая точка нашего маршрута, его цель, поэтому надо сделать все, чтобы восхождение состоялось и прошло благополучно. Но это первовосхождение, и никто не знает, что там ждет на горе.

Весь день стояла прекрасная погода, и мы нисколько не сомневались, что наши ребята поднимутся на вершину. Только было немного грустно, что мы остались внизу. Нас никто не заставлял это делать, но должен же кто-то оставаться! Наготовили кучу дров на сегодня и на завтра (чтобы занести их выше, под перевал), просушили спальники на солнце, зашили все, что порвалось, перетрясли и рассортировали оставшиеся продукты. А потом долго, почти до самых сумерек, сидели в ожидании у костра… Вспоминались споры, когда все были измотаны отсутствием снега, и народ стал подбрасывать идеи сойти с маршрута, бросить лыжи и выбираться пешком к Хубсугулу.… Игорек Балеев тогда молча слушал весь этот спор, удивленно и возмущенно вращая глазами, и бросил в общий гвалт только одну ёмкую фразу, словно поставил точку: «Я пришел сюда жить!»

Сегодня, когда народ ушел на гору, есть время никуда не спешить и поразмышлять, спокойно сидя у костра, мне вспомнилась эта фраза: «Я пришел сюда жить!» Хорошо сказал! Часто, когда нас спрашивают: «Зачем вы ходите в горы? Зачем вам этот риск, холод, тяжести и неудобства?» — не знаем, что и ответить. На самом деле, зачем все это безумие человеку в здравом уме? Такие вопросы загоняют в тупик, потому что нет разумного ответа на них. Весь этот лепет о романтике, самоутверждении, победах над собой, спортивных достижениях, а также об единственно крепкой походной дружбе, о совместно пережитых впечатлениях, неповторимых закатах и восходах – оставьте для школьных сочинений. На самом деле – вот она суть: «Я пришел сюда жить».

Вечером, когда солнце уже опускалось за гору, вернулись уставшие и довольные мужики. На Цумерлэг-Улу поднялись трое: Коля Москвитин, Игорь Балеев и Олег Калиниченко. От предвершины поднимались по гребню в связке. Восхождение оценили как 2А. Саша Дядькин остался на предвершине и снимал фильм.

12 марта. Из-под Цумерлэг-Улы нам нужно, через первопроходной перевал в хребте Улдзийн-Хаш-Нуру, выйти к слиянию истоков Хотны-Гола. Перевал назвали Хотны-Дава (оценили как 1Б). Он оказался очень высокий, как и все перевалы в этом районе, но прошли его без приключений, только немного мешал сильный мороз. К вечеру спустились до стрелки истоков реки Хотны-Гол. Долина реки сужена, русло зажато каньоном, на крутых склонах густой лес. Падение реки – крутое, местами приходится сидя сползать с ледовых ступенек. Очень сильно сбросили высоту, завтра опять придется набирать. Ночуем на стрелке правого и левого истоков Хотны-Гола, в загущенном лесу.

Усталость

13 марта. От стрелки Хотны-Гола начали подниматься вверх по левому истоку, который тоже течет в каньоне. Поэтому приходится облезать сбросы левого берега каньона пешком, опять неся лыжи на себе. Сильный ветер останавливает нас у границы леса. Обедаем и ждем погоду, но ветер только усиливается. Опять начинаются рассуждения и споры. Одни предлагают остаться ночевать здесь, т.к. выше зоны леса в такой ветер подниматься опасно. Другие предлагают сразу, прямо сегодня, проходить перевал, потому что световое время пока позволяет. Чувствуется, что скоро конец маршрута и народ устал… Сомнения все чаще посещают группу. После разведки убедили друг друга подняться под перевал и там заночевать. До перевала еще далеко, и мы завтра потеряем полдня на подходы. Поднялись ближе к перевалу и даже успели сделать разведку еще дальше, хотя и снизу было прекрасно виден путь подъема на перевал. Но вот короткий, но глубокий каньон, который тянется прямо из-под перевала к нашему месту ночлега, не просматривался, поэтому разведка дала свой результат: Саня и Игорь протропили правый борт каньона, и вышли на плато, с которого начинается взлет на перевал.

14 марта. Перевал Коле не понравился – решил, что снега много, и мы, минуя плато, пошли на следующий перевал (самый дальний в цирке), который, казалось, выведет нас в ту же долину, к истоку Харуна-Гола. Хотя дальний перевал был не меньше заснежен и даже более высокий. Несколько раз Коля спрашивал меня, выведет ли дальний перевал нас на Харуна-Гол, на что я отвечала, что не уверена, потому что на карте это место нечетко изображено, но, возможно, да. На мой взгляд, был только один допустимый вариант пути – через ближний перевал, так значительно короче и ниже, а снега одинаково много. Но Коля был категоричен.

Когда поднялись на дальний перевал, выяснилось, что он не ведет в цирк истока Харуна-Гола. Обидно было услышать от Коли: «ориентировщица хренова». Не в первый раз я сталкиваюсь с такой вот неуверенностью руководителя, когда тот спрашивает совета, но в итоге делает по-своему. А потом еще на тебе срывает зло за неудачу. Аналогичный случай уже был в 2006 году в Большом Саяне с другим руководителем. (Но тогда нам не пришлось, как теперь, дважды подниматься и спускаться с перевала). Считаю, что ошибку можно было исправить, пройдя по гребню от перевала к перевалу с небольшим набором высоты. Это, кстати, было бы и безопаснее. Но рассерженный Коля, уже ни с кем не советуясь, резко развернулся и пошел назад, вниз, к первому перевалу, на который так не хотел идти утром. Спустившись к подножию первого перевала по своим же следам, начали подъем, кто где: я стала подниматься через небольшой скальный выступ и осыпь к самой нижней части перевальной седловины, а Игорь пошел по очень заснеженной части склона прямо в лоб, к левому высокому краю седла. За Игорем пошли Олег и Коля, за мной – Саня и Саша. Неразумно было делиться на две группы, да еще и на заснеженном склоне, но туда, куда пошел Игорек, я бы и под пытками не пошла – как нарочно, он выбрал самый опасный участок! В конце концов, снег там и ухнул под Олегом… Слава Богу, отделались только легким испугом!

Не в первый раз прихожу к мысли, что не зря психологи толкуют о безопасной протяженности похода, после превышения которой, люди устают, и становится трудно принимать адекватные решения.

Спуск с перевала не менее крутой и заснеженный, но есть небольшой гребень, по которому идти безопасно. Спускаемся сначала пешком до подножия перевала, потом едем на лыжах. Наконец-то, долгожданные покатушки!!! Лес виден далеко внизу, но нам не нужно туда спускаться, потому что мы должны сразу подойти под следующий перевал – последний перевал нашего маршрута. Коля отправляет меня на разведку под перевал. Я по возвращению сообщаю, какой путь выбрала, и опять у нас с ним происходят разногласия. Я хотела идти по каньону, не заметив снизу, что на его правом борту висят снежные карнизы. Коля предложил двигаться по левому борту каньона, и был прав. Там было меньше снега. Остальные мужики за это время спустились к лесу, напилили дрова на обед, ужин и завтрак, и притащили их на волокушах к месту обеда.

Надо отдать должное Коле: он быстро восстановил равновесие в наших отношениях, извинившись и угостив меня своей «НЗ-шной» шоколадкой. Мудрый руководитель должен понимать, что если женщина обидится, то это надолго. На самом деле, мы (женщины) можем перенести все походные невзгоды – холод, усталость, отсутствие комфорта, но самое тяжелое – когда сильные мужчины сдают и начинают на тебе отыгрываться. Но к нашей группе это, слава Богу, не относится.

Ночевали под последней мореной перед очередным перевалом. Игорек опять вечером сходил на разведку (ох уж как полюбили мы эти разведки, складывается впечатление, что они были необходимы нам для простого уединения). Стоя под мореной, мы надеялись, что эта морена – и есть перевал (хотя по карте за мореной обозначено еще и озеро). Видно, очень уж нам хотелось, чтобы так оно и было. Но, вернувшись вечером с разведки, Игорь «обрадовал», что перевал находится там же, где и все вершины этого цирка – на 3000 м.

Последний перевал

15 марта. Утром сильный мороз, хорошо, что хоть ветра нет. Очень долгий и утомительный подъем сначала на морену, потом на перевальную седловину, как нам казалось снизу, самую низкую точку хребта. Подъем по очень крутой и подвижной осыпи средних размеров оказался таким непростым, что во время движения, выбирая путь проще и безопаснее, мы, где вольно, а где и невольно, сместились в сторону и, в конце концов, вышли на самую высокую часть гребня. Потом по узкому скалистому гребню спустились к перевальной седловине. Перевал оказался непрост: со стороны спуска на склоне несколько узких, забитых снегом кулуаров, разделенных скальными выходами. Перевал оценили как 2А, назвали Мунгараг-Дава (по названию реки, на которую он выводит). Вот он, Хубсугул, сверкает бело-синим льдом на солнце – рукой подать, только спустись!

И опять мнения группы разделились: некоторые изъявили желание полностью пройти интересный и сложный перевал, но Коля пресек все порывы. Поэтому в кулуары мы не полезли, а стали траверсировать гребень дальше (левее), через стоящую на пути вершину, и выходить на другой перевал, спуск с которого просматривался не таким опасным. (Сверху была видна плоская седловина, казалось, полого спускающаяся в сторону реки Мунгараг-Гол). Со стороны же подъема, склон того, дальнего перевала, напротив проблематичен: довольно крутые, хоть и короткие, участки скал. «Для пущей важности» связались связками (3+3) и прошли гребень до соседнего перевала по скалам и снежным надувам.

- Лучше перебдеть, чем недобдеть, — изрек свою любимую фразу Дядькин.

Когда после траверса гребня с вершиной спустились на перевал — погода наладилась, и мы даже позагорали 5 минут, раздевшись впервые за весь поход. Спуск в цирк – 100м круто вниз под правым бортом, по линии падения воды (снега много!), а дальше – опять «покатушки» до самого русла реки Мунгараг-Гол (на некоторых картах — Цаган-Гол).

На реке встали на обед, не доходя до зоны леса – варили на горелках. Погода разгулялась по-весеннему, и мы раскидали все свои пропотевшие шмотки, расстелили на них свои голые тела и почти час загорали на солнышке.

Река Мунгараг-Гол (или Цаган-Гол) порадовала своими застывшими водопадами. Проходили их сначала на лыжах, потом пешком, потом на пятой точке, потом в кошках, на некоторых участках рюкзаки скатывали отдельно, но веревку так и не пришлось вешать – все было благополучно и с большим удовлетворением пройдено до сумерек. Цагаан – в переводе с монгольского – «белый», т.е. Цаган-Гол переводится как Белая река. Теперь понятно почему: зимой – она белая от снега, а летом – от кипящей в водопадах воды.

Самый легкий день – самый тяжелый день

16 марта. Движение вниз по льду реки – что может быть проще? Мунгараг-Гол (Цаган-Гол) впадает в Цаган-Сала-Гол, а там уже видны степные долины западного берега Хубсугула, откуда рукой подать до монгольской «цивилизации» в поселке Ханх. Поначалу шли и радовались: темп хороший, лед на реке удобный для катания на лыжах (не круто, нет камней и ступеней). День не обещал трудностей. Но в тот момент, когда вдали уже засветился лед Хубусугула, река начала над нами «измываться». То заставит кошки надеть, обернувшись наклонным гладким льдом, то заставит «разуться» и пролезать, выламывая ноги, между гладкими валунами, то опять заставит встать на лыжи и «свистеть» на скорости, маневрируя между тонкими тополями, чтобы потом внезапно въехать в снежно-водяную «кашу» и получить подлип на лыжи. И такая смена способов движения через каждые 300-500 метров! В конце концов, мы с Игорьком стали лениться менять лыжи на кошки и пытались все эти разнообразия «дорожного покрытия» преодолеть просто в лыжах. На валунах, конечно, мы отставали, потому что приходилось делать большие обходы и даже тропить по берегу. Но зато на гладком наклоненном льду мы развивали такую скорость, что обгоняли всю группу, и потом, лежа где-нибудь в луже посередине реки, поджидали их, потирая ушибленные при падениях бока. Народ смеялся над нами, то и дело терпеливо переобуваясь. В конце концов, когда я, упав на льду, въехала в хлесткий ольшаник и ободрала себе все открытые части тела, то тоже стала переобуваться. Ох, и скучное же это занятие – менять «обувь» каждые 5 минут!

Ближе к Хубсугулу вообще все исчезло: лед, снег, валуны, и даже сама река, но начался песок, а потом сухое кочкарниковое болото. По болоту в сторону озера брели овцы, и мы пристроились за ними, с лыжами наперевес по травянистым бесснежным кочкам. Хубсугул был уже совсем близко, а мы все брели и брели, казалось, не приближаясь к нему ни на шаг. Когда наконец-то вышли на лед, то до места ночлега остался всего один переход по озеру через залив, к мысу полуострова (только там есть лес). Этот переход оказался самым муторным: снег на льду был каким-то «пластилиновым», пришлось опять идти пешком и волочить на себе весь груз. Видимо от усталости у меня начались «заскоки» — вдруг показалось, что мы идем по озеру совсем не в ту сторону, и я уговорила группу остановиться, взять азимут на Ханх и проверить правильность направления движения (озеро-то большое!) Мужики снисходительно разрешили и даже не иронизировали. Как мог случиться такой «сдвиг по фазе», ума не приложу, наверное, пора домой?

Сегодня было пройдено более 20 трудных километров, которые утром казались нам такими простыми. На мысу остановились на ночлег. Дров много, и даже есть следы присутствия людей, скорее всего, рыбаков.

Вечером солнце, освещая горы красным светом, садилось за хребет Баяны-Нуруу, который теперь был перед нами как на ладони. Всю эту роскошную панораму гор, словно корону, венчал непревзойденный Мунку-Сардык (Монх-Саридаг, как его называют монголы), на вершине которого, как алмаз, сверкал подтаявший ледник.

Переход через Хубсугул и монгольское гостеприимство

17 марта. До конца похода осталось пройти 20 км по льду Хубсугула. Утром вышли навстречу солнцу по азимуту 90º, чтобы точно выйти к «Серебряному берегу» (его с такого расстояния не видно), а не к Ханху, т.к. экотуркомплекс находится от поселка в 3 км. Сначала были видны только сопки северного берега. Через час стали просматриваться нефтеналивные емкости у причала, еще через час засветились солнечными бликами окна гостиницы – единственного двухэтажного здания Ханха, еще через час мы увидели юрты «Серебряного берега», и, наконец, надпись, выложенную белыми камнями на склоне холма: «WELCOME TU MONGOLIA!». После выхода из лагеря прошло всего 4 часа чистого ходового времени (без привалов и мелких остановок) – и мы в «Серебряном береге». За эти часы Саша Баринов сжег глаза на солнце, потому что пренебрег очками (а мы все время шли навстречу утреннему солнцу), и к юртам пришел почти слепым.

Мы не ожидали, что нас так гостеприимно встретят в «Серебряном береге»! Деньги у нас были на исходе (только на выезд в Иркутск) и мы сразу предупредили хозяев, что будем ночевать не в гэре, а поставим свою палатку, и не будем ужинать в гуанзе, а самостоятельно сготовим на горелке. Но Донской (хозяин туркомплекса) сказал, что теперь мы у него в гостях, и пригласил на ужин в гуанз. Оказывается, нас сегодня ждали и готовились к встрече! Пригласили фольклорный ансамбль, и молодые монголки пели нам песни, развлекали национальными играми.

На особые праздники монголы готовят хорхог – баранину, сваренную в собственном соку в огромной фляге с намоленными камнями (привезенными со святого места, где над ними читал молитвы лама, прежде чем готовить хорхог). В старые времена (да и сейчас, в отдаленных сомонах, куда пока еще не проникла цивилизация) хорхог готовится в козлиной шкуре. Хорхог – это не просто блюдо, а инсценированное действо, сопровождающее процесс приготовления и поедания баранины. И сегодня мы были не только свидетелями, но и участниками этого спектакля.

Пока бульон не закипел, большая, закрытая крышкой фляга с мясом стояла на огне, в расположенной во дворе каменной печи. После этого фыркающую, как скороварка, флягу монгольские мужчины в разноцветных дэли (национальных халатах) вынули из каменки и начали катать ногами по степи. Видимо, во время этого «футбола», находящиеся внутри бидона камни, делают из мяса отбивную. Когда фляга перестала фыркать и «плеваться» горячим паром, ее опять поставили в каменку «потомиться», а в это время приготовили согоч – запеченная печень барана, что-то типа шашлыка. После того, как согоч съели, началось самое интересное в процессе действа с хорхогом – горячую флягу опять вынули из каменки, выпустили пар, открыли и достали не мясо, а камни! Участники действа (все те, кто желал участвовать в поедании блюда) встали в круг и стали быстро перекидывать из рук в руки горячие камни со стекающим с них бараньим жиром. Запах блюда был такой аппетитно-дурманящий, что захотелось немедленно слизать жир с рук и камней. Камни долго гоняли по кругу, из рук в руки, пока они не начали остывать. После этого монголы стали прикладывать камни к разным местам своего тела. Нам объяснили, что этими камнями так лечатся, прикладывая их к больным органам – ведь камни целебные, привезены из святых мест и намолены ламой. Мы конечно тоже, стояли в кругу и гоняли камни. Потом руки долго сохраняли запах печеного мяса. Когда камни совсем остыли, их аккуратно сложили в расписную коробку, а нас усадили за стол и подали хорхог – то самое, отбитое камнями мясо барана в жирном бульоне. Монголки предупредили нас, что хорхог можно запивать только горячим чаем или водкой, но ни в коем случае холодными напитками, потому что блюдо очень жирное.

После ужина начались веселые игры, очень похожие на наши, русские. Сначала играли в слова – кто больше знает монгольских слов. Называешь слово – делаешь шаг вперед. Монгольская команда проявила гостеприимное великодушие и поддалась нам, видя, как мы всей командой мучительно вспоминаем слова из русско-монгольского словаря. Слово «хуйтэн» вообще произносили через раз. Судя по реакции, это слово у монголов тоже очень актуально. В итоге мы выиграли, а проигравшая команда должна спеть песню своего народа. Секс-символ Ханха – молодой мужчина Хуяк отдувался за всю команду, выразительно и искренне выводя тенором гортанную монгольскую песню о любви. Как вы, наверное, догадались, мы тоже «блеснули». Спели нашу русскую «Ой, мороз, мороз» по-монгольски. Монголы хохотали и даже подпевали немного. Сложилось впечатление, что все наши матерные слова, о которых говорят, что это «русский народный фольклор», вовсе не русские, а пришли к нам из Монголии (скорее всего, вместе с набегами Чингисхана), потому что ну очень уж их язык насыщен ими.

Потом решили размяться и начали игру с кеглями (бутылочками). Это примерно тоже, что наша игра со стульями – участников игры на одного больше, чем стульев; пока звучит музыка – все танцуют, как только музыка замолчала – надо успеть занять стул. Только в этой игре мы хватали не стулья, а кегли-бутылочки. Тут уж нам монголы не подыгрывали, а проявили всю свою ловкость. Выиграла монголка Марина – не по-монгольски высокая, очень красивая девушка, (скорее всего – бурятка), руководитель фольклорного ансамбля. Но во второй игре, они нам опять, видимо, подыграли, потому что неожиданно выиграла я (чем все равно горжусь), и пришлось опять петь песню. Проиграл – поешь, выиграл – тоже поешь, вот такое монгольское веселье. Пели две Марины вместе, как могли – русская и монголка.

В тот вечер нам посчастливилось услышать игру на национальном монгольском музыкальном инструменте – моринхуре (морин – лошадь, хур – звук). Звук моринхура, видимо, в идеале должен подражать ржанию лошади. Этот инструмент – струнно-смычковый (струны – из конского волоса), с корпусом в виде коробочки, а гриф выточен в форме головы лошади, он занесен в книгу ЮНЕСКО как национальное достояние Монголии. А на народном инструменте варгане (это металлическая губная пластина) мне даже удалось поиграть. Варган есть не только у монголов – этот инструмент считают своим алтайцы, тувинцы, буряты, эвенки, якуты и киргизы (у алтайцев его называют хамус).

Чудесный гостеприимный вечер среди монголов, жирный бараний бульон с водкой и горячим чаем, скачки вокруг кеглей, а потом, в разгоряченном состоянии, глоток холодной минералки – и желудок не выдержал…. А ведь предупреждали!

Отъезд

18 марта. Сегодня мы уезжаем из гостеприимной Монголии. Проезжали мимо местной школы (сургууль) и, конечно, зашли – интересно же. Каждый класс – это свой дом: дом 1А, дом 1Б, дом 2А, дом 2Б, и так далее до 9 класса. 10 и 11 – по одному классу и по одному дому. Сколько классов, столько и домиков. Школа – это целая деревня. Русский язык изучают в старших классах, кроме него также изучают английский. Но почему же тогда, на протяжении всего нашего путешествия, монголы не могли нам сказать ни одного слова по-русски? Хитрили, наверное, притворялись, что не понимают?

Конечно же, зашли в магазин за сувенирами. Купили – кто что, но почти все – красно-синий флаг Монголии. Синий цвет символизирует здесь вечность, а красный – радость. Еще монголы очень любят желтый цвет, он символизирует у них симпатию. Флаг Монголии словно подчеркивает отличительные черты национального характера монголов, которому присущи бодрость и оптимизм. Эти же цвета можно увидеть и на символическом знаке Улзий (счастье) в монгольской орнаментике, без которого не обходится ни один гэр, ни один монгольский ковер, ни один пряник.

На монгольской границе опять долго ждали неизвестно чего. Нам важно объяснили: «час коня». Что за час коня у монголов – понять трудно, но это примерно как официальная «отмазка», чтобы не работать. Надоело работать – объявляется час коня. Хотя на самом деле кони границу при нас не пересекали.

Сегодня понедельник – день, видимо, у монголов самый тяжелый. Нам рассказали русские командированные, часто бывающие здесь, что в понедельник монгольская граница весь день может простоять закрытой из-за «часа коня». После выходных, наверное, очень тяжело работать?! Пограничники приходят утром с опозданием, вместо 10 к 11 часам, а в 11 часов сразу же объявляют «час коня», который в 12 часов плавно переходит в обед часов до 14-ти. Потом они соизволят пропустить 1-2 машины через заставу и опять объявляют «час коня». С 15 до 16.30 еще немного поработают, а потом закрывают границу до вторника, потому что рабочий день в 17 часов заканчивается. И это, не смотря на то, что суббота с воскресеньем – выходные на границе, а пятница – укороченный день, и по этой причине в понедельник у заставы скапливается очень много машин… Только к 16 часам мы были на Российской стороне!

Монголу торопиться некуда. Монгол улыбается: горы – стоят, сарлык – пасется, хувсгул-цай – варится, варган – поет песни ветра… «Час коня»!

В заключении о возможностях спортивных путешествий в районе. Хребет Баяны-Нуруу в целом представляет интерес с точки зрения пешеходного, конного, лыжного туризма (возможно, еще вело- и авто-мототуризма – по существующим вьючным тропам и зимникам, и парусного туризма на Хубсугуле). Перспективные лыжные маршруты (на примере нашего) большей своей частью пролегают в северных хребтах массива (севернее долины Арсайн-Гола) и в Дархатской котловине. Интересным представляется заход на маршруте в Большой Саян со стороны Монголии, а также восхождение на г. Мунку-Сардык (3491м) и г. Абшаны-Эхвий-Ула (3284м), находящихся на Пограничном хребте, Российско-Монгольской границе. В долине Их-Хоро-Гол и в Дархатской котловине находятся привлекающие внимание туристов объекты – горячие минеральные источники и ванны, которые было бы интересно посетить на маршруте.

Для лыжных походов район привлекателен тем, что из-за малого количества снега практически безопасен в лавинном отношении (исключение составляют только некоторые северные склоны). Но надо иметь в виду при составлении нитки маршрута, что акклиматизационная часть в южных районах массива не должна быть слишком длинной (как у нас), потому что есть вероятность прохождения ее полностью пешком, а это тяжело в зимних условиях. В нашем случае была необычно теплая зима и редкое отсутствие снега, поэтому акклиматизационная часть была пройдена почти вся пешком. По словам монголов, живущих здесь, южная часть хребта вообще не бывает заснеженной в долинах (только вершины), а реки зимой – сухие. Поэтому при составлении лыжных маршрутов нужно учесть, что придется готовить на снеговой воде.

Возможно, интересным вариантом было бы прохождение сложного комбинированного пеше-лыжного маршрута от Хатгала (поселок на южном краю Хубсугула) до Ханха (северный край Хубсугула) вдоль всего западного берега Хубсугула – сначала по хребту Хорьдол-Сарьдаг, затем по Баяны-Нуруу. Заброску вместе с лыжами при этом можно оставить в районе перевала Джиглэгийн-Дава (как и в нашем случае), и подойти к заброске пешком, а далее продолжить маршрут на лыжах. От Хатгала можно двигаться по большой реке (почему-то без названия на всех картах) до перевала Улхэний-Дава (н/к) к г. Их-Ула (2960м) и далее к долине Арсайн-Гола. Здесь был бы интересным еще один объект природы – самый высокий водопад Монголии (70м) на реке Арсайн-Гол. Очень впечатляет массив г. Ханджит-Хад (3077м), единственная сильно заснеженная гора южной части горного массива – самый южный трехтысячник района, и гора (пока без названия) 3093м в хребте Хорьдол-Сарьдаг. Такой маршрут (с восхождением на трехтысячники Хорьдол-Сарьдага) можно начать и от южной части Дархатской котловины, поселка Тугэл, туда от Улан-Удэ проходит шоссе (и далее – к Рэнчин-Лхумбэ), а также идет дорога (возможно, только зимняя) через хребет от Хатгала.

Какой бы маршрут Вы не совершали по северной Монголии, самые привлекательные объекты здесь, несомненно, озеро Хубсугул, Дархатская котловина, гора Мунку-Сардык и редкие сомоны с экзотической культурой сойотов и дархатов.

Также см. фотоотчёт и техническое описание данного похода