Природа Байкала

16.07.2011, день первый

Уда в рассветном тумане. Широкая, высокая, красивая. Я умываюсь, ежась от утреннего «бодряка», с наслаждением впитывая в себя ощущение летней свободы.

Наше первое общее утро началось с приветствия гладиаторов: «Ave, Caesar, morituri te salutant!» («Идущие на смерть приветствуют тебя, Цезарь»), объявленного Андреем и всеми с воодушевлением подхваченного. «Вот тебе, девочка, и шестерка» – сказал в ответ на это мне мудрый внутренний голос. Адмирал со спокойной улыбкой принял приветствие; на мой взгляд, он пребывает в состоянии сознательной эйфории, – это когда бурлящее в крови счастье неминуемого приключения омрачается голосом разума, предупреждающего об ответственности. Да, он ответственен. За всю команду и за каждого в отдельности. А кроме этого еще за снаряжение, продукты, финансы, лоции и документы… Он распределил все, конечно, по заместителям. Деньги – непьющим, лоции – неграмотным, продукты – вегетарианцам… Шучу, шучу, у нас таких нет.

…Вчера ехали целый день в служебном 66-ом. Шел он медленно, словно нехотя, пыхтел и трясся как старый пылесос. Я сидела на козырном месте в кабине, не знаю, было ли удобнее в «будке», а у меня к вечеру все тело затекло и заболела шея. Время от времени мы останавливались, и тогда вся команда веселой гурьбой выпадала на дорогу в целях приема очередной капли никотина и обследования придорожных кустов.

Вдоль дороги тянулись поля иван-чая, удивительное ровно-розовое море. Сразу представляются вересковые пустоши где-нибудь в Уэльсе. На одной из остановок мы вышли из машины, и самые отчаянные романтики пустились по полю бегом. Хотелось обнять все это розовое великолепие, вдыхать его, погрузиться с головой. Охваченные общим детским восторгом, мы носились по кипрейному полю, словно по конопляному. Странно и смешно было смотреть, как эти взрослые мужчины бегают по простору, сжимая в лапах розовые метелки. Наконец, напрыгавшись, накричавшись и запечатлев всеобщее помешательство на мой фотоаппарат, сели в машину. Дорога после Тулуна плохая, местами очень узкая, пыльная, с глубокой колеей.

В Нижнеудинск приехали уже по темноте, расположились на берегу в тополиной роще. Голова дудела и гудела после долгой тряски по российской дороге в российской же машине. Окружающая меня жизнь – лагерь, костер и палатки – радует, возвращая знакомое подзабытое уже ощущение лета, и неоткрытого будущего. Памятуя о том, что главное на реке – это люди, я осторожно присматриваюсь и прислушиваюсь к тем, с кем бок о бок мне придется прожить следующие двадцать дней. Наблюдения, надо сказать, меня не особо радуют. Команда у нас сборная – пятеро спасателей и пятеро «обычных смертных». Со всеми «спасами», кроме Лехи, я хорошо знакома и никакого беспокойства они у меня не вызывают. Остальных четверых придется понимать и изучать уже в процессе путешествия.

С рангами тоже не все гладко – не ясно еще кто где сидит на катамаране и под чьим командованием идет. И в душе, и в голове, и в лагере порядка нет – сумбур мыслей, чувств, вещей. Меня неуправляемо мучает комплекс слабости и несоответствия будущей действительности; новые люди, я чувствую, смотрят на меня как на пятое весло, они неуверенны во мне, спорят и сомневаются… Как и я.

Весь сегодняшний день мы вынуждены сидеть в лагере, поскольку из-за большой воды Малая Бирюса (а вместе с ней – и Большая) непроходима для «Урала», который должен нас доставить к прииску Катышному (точные координаты прииска -54°07´,29 северной широты и 097°11´,8 восточной долготы), откуда предполагается уже пеше-конный переход через водораздел к Уде. Несмотря на неутешительный прогноз погоды, мы полны оптимизма, т.к. по словам проводника вода в Бирюсе может как подняться, так и упасть за считанные часы.

Иногда от долгой дороги, ожидания и неопределенности появляется чувство неуверенности в завтрашнем дне, нереальности происходящего. Сомнения терзающие, сомнения гнетущие, бесконечные, безжалостные. Кажется, что уже никуда мы не пойдем, ничего дельного, хорошего, удивительного впереди не светит. Появляются мысли разлагающие, делающие тебя слабым и маленьким существом, неизвестно чем разгневавшим бытие.

Вечером, несмотря на задержку в заброске, все в приподнятом настроении.

Их девять человек, пока еще чисто выбритых и опрятных мужчин, все еще пахнущих домашним теплом. Олег, он же Адмирал, задумавший и воплотивший этот сплав, полон решимости не только пройти оба каньона Уды, но и подняться на пик Поднебесный. Тофалария – его детская мечта, к исполнению которой он шел много лет, и теперь, сидя этим вечером у костра, просто счастлив неспокойным счастьем первого дня исполнения мечты.

Доктор, Док. Мой дорогой, неправильный доктор. Недобитый романтик, тщательно прячущий свой романтизм за медицинским цинизмом. Профессионал, кое-как смиривший свои профессиональные качества и душевные порывы в странной профессии доктора-спасателя. Он азартный рыбак, охотник, ценитель творчества Высоцкого и Визбора; иногда можно наблюдать его, сидящим у костра со странным выражением задумчивого удовольствия на лице. Док, что называется, может ловить кайф от самых заурядных вещей. Он полон загадок, и, несмотря на давнее наше знакомство, всегда и близок и далек для меня.

Владимир Ильич. Из этого исторически-знаменитого имени на деле используется только отчество. В лице Ильича общество потеряло талантливейшего сатирика, поскольку его отличает свой собственный нестандартный взгляд на окружающую действительность. Сложно представить скучный и невеселый поход с участием Ильича, сама улыбка этого человека имеет способность рассевать тучи дурного настроения. Он обладает редкой и восхитительной способностью искренне смеяться не только над другими, но и над собой. С Доком они живут в одной палатке, что называется душа в душу, и немало терпят от окружающих шуток по поводу радостей семейной жизни двух ветеранов-спасателей.

Андрей Яковлев, музыкальная душа любого похода и бессменный завхоз. И с Доком, и с ним мы ходили Ципу четыре года назад, пересекались на всевозможных сборах, походах, туристических тусовках… Несмотря на кажущийся легкий нрав, Андрюха непростой человек, как говорится, с секретом. Он обладает очень острым чувством справедливости, тонким юмором и особым ироничным взглядом на события, но при этом упрям и обидчив, а также как всякий творческий человек загадочен в сменах настроения. Здесь и сейчас меня безмерно радует, что он рядом.

С Аркашей ранее мы не были знакомы, с первого взгляда он произвел на меня впечатление угрюмого бородатого сплавщика, уверенного, что женщина с веслом – это также противоестественно, как корова с седлом. Но как оказалось, Аркаша был рад всем и всегда, и умел органично вписываться в любую компанию и ситуацию. Аркаша – буддист, его утро начинается еще до того как дежурные выползают из шаткого уюта палаток к костру. Аркаша не курит и не пьет, по утрам сидит в позе лотоса, читает мантры и дымит ароматическими палочками. В рюкзаке у него много всяких интересных штучек, а в голове – интересных мыслей. Аркаша имеет дом на Байкале и учится в Питере на скульптора, за что в нашей компании нередко именовался «столичной штучкой».

Леха, недавно принятый в спасательский коллектив, – это как раз тот человек, для которого по идее и организуется УТС (учебно-тренировочный сплав). Леха молод, силен и вспыльчив. Он не курит и не пьет, и, в отличие от Аркаши, презирает за эти слабости всех остальных. Пока что Леха единственный, кто относится ко мне как к девушке, ухаживает и даже в рамках лагеря помогает и защищает. Как любой сильный и уверенный в себе мужчина, он великодушен, добр и галантен.

Неясно за что Володю прозвали Гаральдом. Может быть, за любовь к комфорту даже в походных условиях, относительную леность и здоровый эгоизм. Кроме того, Гаральд как и Аркаша, время от времени сидит в позе лотоса и медитирует. Он ведет здоровый образ жизни, играет на флейте и прекрасно рисует.

Игорь произвел на меня впечатление спокойного, уверенного и немногословного человека, точно знающего кто прав кто виноват. Игоря после бесконечных и бессмысленных дней в Нижнеудинске определили на ответственную должность со странным названием – «порцай-геноз». Должность заключалась в строгом дозировании спиртного и соблюдении правил его использования. Проще говоря, Игорь заведовал всеми запасами спирта и следил, чтобы его не жрали без меры. Авторитет.

Но больше всех меня волнует Саша. Все в нем странно и непонятно, – человек с другой планеты, непонятно как оказавшийся в моем, понятном и знакомом, мире. Сашка – это кошмар блондинки. И курит, и пьет, и матерится. Орет, дурит, не стесняется в выражениях. Если Сане что-то не нравится, он добавляет к этому понятию слово «говно», образуя из двух слов одно, невыносимое, но по-матершинному точное. Говнопогода, говнорыбалка, говнокостер и так далее в том же духе. Еще и кличут его непонятно почему Толстым… Сашка высокий, сильный и да, теперь я, пожалуй, могу это признать – умный, но в то же время дурной абсолютно, обладающий той веселой разновидности дурости, которой подвержены молодые, сильные и горячие представители животного мира.

И я. Меньше всех по возрасту, опыту, силе и массе. Слабое звено, белая ворона, женщина на корабле. Накануне отъезда я долго пытала Адмирала – он сказал, что никто не был против моего участия. И все же… Тофалария. Шестерка. Девушка. Зачем?..

Они и я. Я и они. Два разных полюса, неизменно стремящихся друг к другу. От нашего правильного взаимодействия скорее всего будет зависеть многое, и я, конечно, постараюсь сделать все от меня зависящее.

С этими жизнеутверждающими мыслями и полным чувством своей важной роли в предстоящем действии, я уползла в палатку, забывшись сном неглубоким, но благостным, излечивающим и голову, и душу от сомнений.