Природа Байкала

Зимовьё на Хамар-Дабане

снег

снег на воде

…В чем же тайна Сибири? Да в том, Что любовь к человеку сильнее Там, где только лишь небо синеет, Да безмолвие снега кругом…

Публикую не ради поучательства, (как некоторым тут иногда кажется), не бахвальства для, а исключительно для того, чтобы поделиться ценным опытом, кому-то может очень пригодиться. В лыжных походах на каждом шагу подстерегает опасность, мы очень быстро, буквально с первых шагов, привыкаем к ней, начинаем её не замечать: игнорируем южные солнечные склоны после обильного снегопада, надувы на простеньких склонах, снежные подушки и мосты на реках, дистанции, правилах поведения, тактики, одежды… Не умеем читать рельеф (это видно по многим последним отчётам о ЧП), не можем выбрать правильный путь движения (подчас даже при наличии, казалось бы, большого опыта за плечами)… Очень хочется, чтобы люди учились на чужих ошибках, а не на своих! В советское время туристы сначала очень много читали, учились, проходили школы, сдавали экзамены (той же МКК), и только потом шли в практику, в горы. Может быть, этим объясняется то, что количество ЧП в те времена было весьма незначительным. При всеобщей массовости спортивно-оздоровительного туризма – ЧП – было крайне редкое явление. А теперь – при редких, (по пальцам пересчитать — лыжных походах), такое огромное количество ЧП в лавинах…

Попробую заострить внимание и акцентировать в моём старом рассказе, как правила, так и ошибки (выделение текста). Это было моё самое первое руководство лыжным походом (горные и пешие — не в счёт). Потом, с годами, приобретя опыт, я уже не обращала внимания на некоторые опасные вещи, думая, что если раньше всегда миновало, то и теперь не случится…

Простите за ликбез, но иногда и ликбез помогает.

Группа:

Участники, 9й класс школы №2 г. Свирска: Гурченко Сергей, Петухов Дмитрий, Филиппов Алексей, всем по 15 лет, зам.руководителя для школьников — Геннадий Михайлович Бачинов, руководитель — Марина Михайловна Красноштанова.

22-31 марта 1991 г.

Станция Мурино, что на восточном берегу Байкала, встречает нас снежным изобилием. И хотя солнце настойчиво оплавляет южные склоны, снег ещё очень глубок. Радует глаз ослепительная белизна вершин, безупречная чистота неба. Покатаемся! Отправились по зимнему Хамар-Дабану на лыжах.

Выйдя из Мурино, направляемся вверх по долине реки Хара-Мурин. Под плотным пока ещё слоем льда слышен глухой рокот воды. Местами река выламывает лёд, освобождая себя из зимнего плена, и застывает хрустальными подвесками на скалистых берегах. Гладко отточенные льдинки у промоин как стеклянные зубы фантастического зверя – обрамляют сверху и снизу бездонную пасть реки.

Весеннее солнце в горах беспощадно. Отражённое в ослепительно-белом снегу, оно режет глаза и сверху, и снизу. Раздеваемся и загораем. Надеваем солнцезащитные очки, маску для лица, посмеиваемся над своим экзотическим видом. Через 3 км поворачиваем на приток Хара-Мурина — реку Лангутай. Река Лангутай и её окрестности – очень заснеженный район. Снег глубиной до 2-3 метров – и это в малоснежную зиму. Бывает, пройдёшь летом по зимнему маршруту, и встретишь сушину, спиленную тобой в марте на высоте нескольких метров!

В походе лыжи не снимаешь до самой ночи – и дрова, порой, в лыжах рубишь и пилишь, и костёр разводишь. Как тот чукча из анекдота, что лёг спать, а лыжи снять забыл.

Лангутай берёт начало у перевала Лангутайские Ворота – излюбленный маршрут лыжных туристов (это тогда, в советские времена). Здесь ещё сохранились следы старо-монгольской дороги. (Всего два старинных вьючных пути через Хамар-Дабан в Монголию: первый – по хребту Комар через перевал Чёртовы Ворота, второй – здесь).

Лангутай проходится несложно – по реке проходит старая, наполовину заметенная охотничья лыжня – всё-таки неплохая помощь при выборе пути. Она, то петляет по прижимам левого берега, то крадётся по тонкой кромке ледового моста вдоль скал, то «заныривает» в снежные надувы двухметровой глубины, обходя промоины на реке. Первый ночлег – в зимовье на устье реки Голой. Домик нашли с великим трудом: он весь, до самой крыши вместе с трубой занесен снегом – просто большой сугроб и всё. Если бы не едва приметная лыжня охотника, которая привела нас к этому «сугробу», и выдала его местонахождение, пришлось бы нам ночевать в палатке (на фото).

Некоторое время потрачено на откапывание двери и печной трубы на крыше. Зато ночлег в сухом и тёплом домишке. В зимовье запас дров и продуктов. Таёжный закон. Уходя, оставь после себя так же.

Ещё одно зимовьё есть в устье реки Нитяной, до него от первого зимовья полдня ходу, с утра до обеда, но при тяжёлых погодных условиях, времени может понадобиться значительно больше (не могу сказать – есть ли это зимовьё теперь, но в 2010 году я его не нашла, возможно, было под глубоким снегом).

В первый же день столкнулись с основной трудностью весеннего лыжного похода – снежным подлипом (ходили тогда на простых деревянных лыжах «Турист» или «Вологда»). Оплавленный солнцем снег, мокрый и тяжёлый, налипает на скользящую поверхность лыжи тяжеленными гирями. Мало того, что нет скольжения, так ещё и ногу не поднять. Мазь помогает на 2-3 минуты, а потом опять идём, как бычки, качаясь на ходу, теряя равновесие. Мышцы ног деревенеют, накапливается усталость. Нет маневренности, нет лёгкости, и если снежная подушка поехала со склона вниз, то ты валишься, как неуклюжий бегемот, и катишься вместе с ней к реке, в надежде, что не в воду… Выход один: подъем в 5 утра, затемно, и интенсивная работа по морозцу, пока солнце не осветило склоны! И к вечеру, после 4 часов, можно опять ненадолго встать на лыжи, если только есть такая тактическая и погодная возможность.

Преимуществ в зимнем походе тоже хватает! Нет изнуряющей жары, нет грязи, не мучает гнус. А загар какой на снегу!

Тут небольшое отступление, собственно, это другой рассказ "Про Серёгу", но это тоже из того похода, и касается затронутой темы снега. В первый же день группе были даны инструкции – в одиночку к открытой воде не подходить. Потому что небольшие редкие пропарины на реках окружены такими высоченными снежными сугробами, что приходится порой бросать в них котелок на верёвке, чтобы зачерпнуть воды. Да и риск обрушивания этих сугробов под тяжестью тела велик. Поэтому, за водой ходим по двое, подстраховывая друг друга.

Поначалу Серёга старался быть осторожным и послушным. Но уже очень скоро моя чрезмерная женско-руководительская опека над ним, как над новичком, его достала, (он же не маленький!). Да тут еще и заместитель руководителя, бывалый такой таёжник, Геннадий Михайлович, все время подтрунивает над ним, глядя как тот барахтается в снегу, падая на каждом спуске… В общем, не нашли подход к мальчишке, руководители хреновы…

И вот, в первый же день, на обеденном привале Серёга начал изображать из себя Тарзана. Разделся до пояса, снял ботинки, и босиком по снегу расхаживает. День, и вправду, был очень тёплый: солнце жарит, ветра нет, снег слепит глаза и испаряет горячий воздух, сквозь который, как сквозь мираж, лениво шевелятся и «плывут» кедры, река, небо. Мы все, разгоряченные тяжёлым переходом, тоже не прочь были бы позагорать, скинув с себя всю одежду. Пока мы млели на солнышке, не заметили, как дежурный Серёга резво схватил котелок и самостоятельно, бесшабашно кинулся к реке...

Я очнулась от звука, похожего на большой «бултых», сопровождающийся шорохом сползающей лавины. Серёга! Где Серёга? Мы с парнями соскочили, повернулись в сторону реки, но там никого не было. Только босые следы уходили к промоине. Мы ринулись по следам, разгребая вокруг себя снег. Когда приблизились к реке, поняли, что огромный «ломоть» снежного берега рухнул в воду вместе с нашим незадачливым Тарзаном. Из снега, слава Богу, торчали его босые ноги. Подходить близко нельзя – тоже рухнем. Я легла на снег и подползала к его пяткам, а парни держали меня за ноги сзади. (Гена ушёл за дровами в это время). Пока мы его раскачивали, пытаясь вытянуть, водой смыло весь сползший с берега снег, и я увидела такую картину: Серёга стоял на руках на дне реки по пояс в воде, пуская пузыри. Сколько прошло времени, пока мы его вытащили на берег, я не знаю, казалось – вечность. Как он оказался у костра – то ли мы его дотащили, то ли он сам приполз – никто из нас не помнит. Помню только его посиневшее лицо и то, как он кашлял, расплёвывая по сторонам воду и мелкие камни. Выжав прямо на себе промокшую насквозь одежду (вытаскивая его, я тоже не избежала купания), я начала растирать его спиртом. Он сначала пытался сопротивляться:

- Дали бы лучше внутрь! – но после дружного трёхголосого рыка:

- Заткнись, придурок! – он замолчал и только изредка виновато мямлил:

- Да всё нормально, я в порядке, сами-то переоденьтесь, Марина Михайловна…

Пришел замрук Гена, молча оценил ситуацию. Глядя на то, как я снимаю мокрую одежду, решил, наверное, что это я утопила котелок. До конца дня мне пришлось выслушивать от него шутливые намеки и реплики типа «Баба с возу – кобыле легче», «Женщина на корабле» и т. д.

Парни молчали, выжидающе поглядывая на Серёгу. Серёга тоже молчал. Меня это обижало и возмущало, и я весь день думала о том, что мне не надо больше быть руководителем, тем более, в мужской группе. Но вечером, в зимовье, напряжение спало, Серёга начал рассказывать о том, как он дрыгал ножками, зажатый снегом, стоя на руках в реке и молил Бога, чтобы мы его увидели и спасли. Почему-то всем было ужасно смешно, и наш хохот долго еще уносило эхо по долине Лангутая... Ночью, уже засыпая, я услышала под ухом тихое Серёгино «простите»….

От Лангатуя сворачиваем на реку Бильчир. Речушка маленькая, но с крутым нравом. Притаилась на дне ущелья – не подойдешь. Обходим высоко по берегам, выбирая пологие залесенные террасы, прорывая траншеи в снегу по грудь. По реке – проще, но там снегосборник, всё туда стекает, как в воронку. Вверх, вверх, вверх. Лесом, лесом, лесом. Наш путь лежит к Бильчирскому перевалу. Вот уже сквозь кедровые заросли проблеснули сияющие гольцы.

Ночлег под перевалом на границе леса, в палатке. Напротив нашего костра тихо угасает вершина. Солнце уже давно закатилось, а вершина всё ещё сохраняет на себе его блики. Розовеет. Багровеет. Тускнеет….

Музыка Рубинштейна и стихи Лермонтова в головах и душах:

Вечер проходит в умиротворенном молчании. Умиротворение – поддельное. Мы с Геной внутренне волнуемся. Смотря на закат, думаем о завтрашней тактике. Страшновато. Сделали разведку, протропили на завтра к перевалу. Но лес в гольцах уже не спасёт, там его нет.

Утром встаём опять затемно, выходим почти в сумерках, по морозу. Два часа уходит на подъём к перевалу. Склон имеет классическую крутизну для лавинных выносов – от 25 до 35 градусов. Стараемся выбирать осыпные участки склона, где торчат камни, либо очень задутые фирновые участки. Пока ещё холодно, они крепко держат толщу снега. Вчерашняя тишина осталась там, внизу, за границей леса. А наверху – ветер хлещет по лицу снежной стеклянной пылью и сбивает с ног. На перевале снимаем записку туриста-одиночки из Иркутска Андрея Годзевича: «Если вы думаете, что находитесь на перевале Лангутайском, то глубоко ошибаетесь…», и так далее. Да знаем, знаем. Это Бильчирский. Многие группы зимой, при отсутствии летней тропы, сюда случайно забредают. Но мы в курсе. Мы сюда нарочно пришли. Нам тут рельеф больше понравился. На Лангутайском уже были случаи схода лавин.

Спуск с перевала – сплошное удовольствие! Подхваченные ветром, летим вниз, к реке Ара-Буректай, по гладкому насту, чуть притормаживая «плугом». Улетели бы, наверное, в небо, если бы не тяжёлые рюкзаки за спиной! Склон – южный, солнце уже выползает, надо торопиться, некогда делать разведки на спуск. Надо успеть до полудня спуститься вниз. Запрещаю пацанам раздеваться, хоть они и разгорячённые. Летим вниз, лавинные ленты трепещут в небе, не успевая опуститься на снег. Пацаны слишком много падают, подолгу встают, вывалялись все. (Тут бы нам дистанцию надо было соблюсти, и наблюдателя поставить сзади, а мы все разом – торопились очень, да и пацанов приходилось иногда поднимать, не умели они сами быстро подняться).

Когда спустились на Ара-Буректай, как от сердца отлегло. Словно домой вернулись. Лыжники поймут… На Ара-Буректае – множество звериных следов: рысь, росомаха, кабан, олень, заяц, лиса, соболь, медведь (проснулся уже?!). Следы петляют, путаются. Вспоминаем одну старую туристскую шутку: «Если природа – наш дом, то и львы – домашние кошки». Бегайте, зверушки, смело, охотничий сезон закончился! Только нам теперь стало тут не очень уютно...

По Ара-Буректаю выходим к перевалу Трёх Озер. На ночлег встаём рано – в 5 часов, в цирке перевала, на границе леса. Дальше идти сегодня нет смысла – впереди безлесная зона. Лучше встанем завтра пораньше и затемно – на перевал, опережая солнце, а значит и лавинную опасность. А сегодня надо протропить насколько возможно под перевал лыжню.

Северо-восточный склон перевала – не крутой, от силы 20°, но снега на склоне — предостаточно. Поднимаемся опять задолго до восхода солнца. Склон перевала на подъём – имеет восточную экспозицию, то есть, сразу, как только встанет солнце, на склоне будет опасно. Стараемся идти строго вверх, чтоб не подрезать склон, на расстоянии 100 м друг от друга. Поясные ремни рюкзака – расстёгнуты, лямки – слегка ослаблены, чтобы можно было сразу скинуть, темляки лыжных палок – сняты с рук. Распущенные лавинные ленты ветер уносит в небо. И всё же этот «безобидный», совершенно не крутой склон однажды «вздыхает» под «ёлочкой» лыж и оседает, словно предупреждая: «Смотри в оба!» Это произошло под одним, самым тяжёлым участником, что подтверждает правило «держи дистанцию, не перегружай склон». Если бы мы пошли наискосок, а не прямо в лоб по склону, «ёлочкой», то, вероятнее всего, доска оторвалась бы. Кстати, движение «ёлочкой» вверх более трудоёмко, но не так остро подрезает снег, как обычная лыжня. Поэтому даже если идём траверсом по склону, то всё равно стараемся топать хотя бы «полуёлочкой».

Юго-западный склон перевала озадачил: здесь уже не сиганешь вниз на лыжах – снега нет! Стаял. Голые камни, да мохнатые кусты кедрового стланика. Ну, что ж, лыжи в руки, и вперёд! Придётся поработать. Зато нет лавинной опасности.

Дальше началось самое невероятное. Долгожданная речка, к которой мы так долго спускались, чтоб встать, наконец, на лыжи, а не идти по камням, оказалась сущей чертовщиной. Сплошной застывший водопад крутизной от 30 до 60°, который и по берегу не обойдешь, так как река в глубоком каньоне, и на лыжах не проедешь. Вот тут, внимание, была допущена грубейшая ошибка (Надо было вернуться вверх и обойти каньон по камням). Рыхлый снег двухметровой глубины каким-то чудом удерживается на крутом и гладком льду, но стоит только поставить ногу на склон, как вся эта снежная масса уносится вместе с тобой вниз по склону ледопада. Серёге, акселерату, досталось больше всех: он своим тяжёлым весом продавливал снег до самого льда и там, под снегом, ехал на пятой точке вниз по льду. Повернёмся назад: «Где Серёга? Нет Серёги!» Только снег шевелится мимо нас «живой» полосой. Через минуту Серёга, весь мокрый и измученный, с круглыми от ужаса глазами, выкапывается из-под снега внизу, впереди нас метров на двадцать. Лёжа в сугробе, который съехал вместе с ним, кривит рот: «Я не доволен!» А мы тогда ржали, как идиоты, нам было весело и смешно. Казалось, что в зоне леса снег уже не страшен, ведь перевалы уже все позади… Казалось, что этот снег уже не такой опасный, будто мы играем на детской горке…

К вечеру наши страдания окупились сполна: мы вышли к охотничьему зимовью на реке Тит-Тит. (Не знаю – есть ли оно сейчас). Спали как убитые!

У реки Тит-Тит берега нависают над водой скальными уступами и карнизами. На карнизах растут вековые кедры, корни которых свисают вниз, к воде, как волосы великана. Вода урчит и пенится под снежными мостами. Осторожно, по одному, проходим над водой ледовые перемычки.

И вот мы снова на Хара-Мурине. Последние три дня до конца похода шли по этой реке. Гладкий, прозрачный, как стекло, лёд сменяют снежно-ледовые торосы, промоины, неожиданные и капризные повороты реки. Кое-где лёд очень тонкий, совершенно без снега, и идти по нему без лыж – опасно, поэтому едем в лыжах, как коровы по льду, падаем, смеёмся.

В предпоследнюю ночь нашего пребывания в горах выпал глубокий свежий снег. Мягкий, липкий, тяжёлый как пластилин. Скорость продвижения – 0,5 км в час, и даже меньше. Всё чаще падает в снег обессилевший тропильщик, пройдя всего 30-50 метров. Прокладывать лыжню тяжело – местами проваливаешься в снег по грудь. С крутых берегов реки сваливаются на реку тонны снега, преграждая нам путь. Стараемся держаться середины реки, чтобы не попасть под боковой завал. За весь день пройдено только 4 км. Горы как будто не хотят выпускать нас из своих снежных объятий. Хорошо, что есть в графике маршрута резервный день.

На наших глазах обламываются и ухают в воду огромные пласты снега, как куски мороженого в кипящий кофе, и растворяются в чёрной глубине. Вода, подхватывая их, стремительно уносится к Байкалу. Ещё бы день-другой – и тогда уже не пройти нам по этой реке – она вскроется окончательно. Ранняя весна в этом году!

Поздно вечером, 31 марта, выходим на шоссе в Мурино. Увидев впервые за прошедшие 9 дней людей в проехавшей легковой машине, радуемся, как выжившие робинзоны. Люди смотрят подозрительно: мы со своими лыжами наперевес, как с пулемётами, наверное, похожи в темноте на группу захвата.

Замечаю грусть в глазах моих спутников. Признаются: «в город не хочется». Всё ясно. Сердца оставили в горах. Придём за ними летом!

март 1991 г.

На эту же тему можно посмотреть и почитать:

Пышные юбки свадебных платьев (Энциклопедия лавин)

Лыжный поход 5 к.с. Верхнеангарский хребет 2008 год

Лавины и действия в лавиноопасной местности

Лыжный поход 6 к.с. в Монголии