|
|
| Трое в лодке и, конечно, Байкал
Бухта Ая – старт
- Ну что, пойдём потихонечку? – негромко произнёс Володя и сдвинул рычаг. Стосильная четырёхтактная «Ямаха» тихо заурчала, нос лодки вздёрнулся к небу и берега Байкала стремительно понеслись мимо нас. Володя Баташев – шкипер со стажем. Когда-то, когда брить усы только превращалось в привычку, он построил катер, затем ещё один. Были пройдены Братское и Иркутское водохранилище, Байкал, и в душе его поселилась неизбывная грусть по дрожанию палубы под ногами, по послушному рокоту двигателя, по бескрайним водным просторам… В этот раз Володя – шкипер небольшого, но весьма скоростного катера «Спрут-М». В экипаже два матроса – Николай Лаптев и я. 19 августа мы стартовали из бухты Ая, куда катер был доставлен автомобильным трейлером, и устремились к северу Байкала.
Привыкший к неспешному движению либо на байдарке, либо с рюкзаком по берегу, я не узнавал Байкала. Ракурсы береговых скал, мысов и островов Малого моря менялись так быстро, что сознание не успевало узнавать давно знакомые, казалось бы, берега. Через несколько часов стремительного движения по вдруг жёстким байкальским волнам, мы миновали Малое море и остановились за скалистым мысом Калтыгей. Мыс колоритен. Круто наклонные скальные пласты обрываются в море, за расщелины цепляются одинокие лиственницы… На вершине мыса, рядом со штативом, я попрощался с уходящим днём, а ранним утром встретил следующий.
«Падь Старец»
Обедаем на мысе Рытом. С этим колоритным местом связано множество мифов, легенд и небылиц. Марк Сергеев, в предисловии к фотоальбому Петра Малиновского, пишет: «Известный литератор, учёный-байкаловед Олег Гусев, не раз обошедший берега Байкала, так описывает одно из его священных мест: «Особым почитанием была окружена долина реки Рытой (n/b.: реку Гусев, а это действительно знаток Байкала, называет Рытая, не Рита) – Хыр-Хушун. Её считали обиталищем двух братьев-холостяков Аэрэ и Алмэ, бывших «небожителей», или «жителей грома». Узкая, с крутыми склонами, падь, из которой вытекает речка Рытая, раньше называлась у бурят Убэгэн-Жалга – «Падь-Старец» и считалась обителью духов старцев. Долину Рытой разрешалось пересекать только по тропе у её устья. О том, чтобы подняться вверх по пади, боялись даже подумать, и ни один человек не рискнул бы пойти туда за убежавшей скотиной. Женщинам вообще навсегда было заказано к ним приближаться».
Пропустить это невозможно. Мыс широкий, низкий и голый, лишь отдельные деревья и группы кустарников разнообразят его степную, взрытую ветрами и каменными ложами временных потоков, поверхность, обрамлённую безбрежным Байкалом и горами с узким разрезом ущелья. Туда-то мы и устремляемся с Колей, надеясь встретить «непознанное». Увы, встреча не состоялась. В этой потрясающе фотогеничной местности (старые, корявые тополя, каменистое ложе речки и отвесные стены в глубине ущелья в качестве фона) лишь множество звериных следов. Позже мы услышали, что с месяц назад здесь (на территории заповедника, между прочим), охотился принц Монако. Ну, что ж, «что положено Юпитеру…».
Бухта Заворотная
Мы зашли в бухту Заворотную, спасаясь от волны и надвигающегося вечера. Бухта напоминает «Зону» из фильма «Сталкер» А.Тарковского и задерживаться в ней лично мне не хотелось. Но здесь живёт одинокий философ – Володя Исайкин. Нас спас от опасности невстречи с этим нестандартным человеком Коля Лаптев. Он пошёл стучать, как библейский Иов, в молчащие дома, и из одного из них вышел заспанный мужик, небритый, коренастый, то ли в футболке, то ли в свитере трудно идентифицируемого цвета.
Какая-то из его фраз в разговоре заставила сконцентрировать внимание. В результате мы остались ночевать в этой «зоне», исключённой из заповедника и заполненной осколками советской промышленности, дачных экспериментов и человеческих судеб. В этот раз здесь оказался ещё один нестандартный человек – Александр Бурмейстер, известный многим на Байкале, как «ледовый капитан». Дело, конечно, не в титулах, дело в том, как человек уклоняется от фотоаппарата, как на рассвете уходит один в море, как будто улов – условие выживания, хотя для него это, конечно же, не так. Был долгий вечер, неспешный, хаотичный разговор, в котором причудливо переплетались темы моторов, лодок, байкальской погоды, ветрах, бухтах, беспредельности российской рыночной действительности на байкальских берегах, драматичности человеческих судеб и одиноком, как у библейского Ахава, героизме. Конечно, обитателей Заворотной интересовала лодка Баташева. Но Володя – человек основательный. «Когда я строил первый катер.. – начинал он, минут через 10 переходил к рассказу о втором катере, потом разочаровано итожил: — «А это?! Так, та же резинка, чуть мощнее…». В какой-то момент я, далёкий от техники, задремал…
Проснулся я довольно рано. Мои товарищи ещё спали. Выйдя на берег бухты, я забрался на бетонные конструкции, неведомо кем и зачем оставленные на берегу, установил аппарат на штатив и погрузился в ожидание. Негромкий гул двигателя вырос справа – это Бурмейстер ушёл в море, и я опять остался в одиночестве, и только такие же одинокие чайки иногда пересекали незримую линию слияния воздуха и воды.
Мужинай
Восточные склоны Байкальского хребта, испещрённые множеством гребней и скал, изрезанные глубокими падями и распадками, круто обрываются в Байкал. Лишь иногда горы отступают от Байкала, образуя узкие полоски мысов.
Володин крейсер уверенно отсчитывал мили вдоль этих потрясающей красоты берегов. А над берегами, а иногда достигая и нас, дрейфующие облака молчаливо вершили своё вечное движение, мимолётно создавая феерические воздушные замки. Так мы и дошли до одного из наиболее красивых мысов северного Байкала – мыса Мужинай.
Берег здесь узкой косой, поросшей коренастыми кедрами, шиповником, курильским чаем и прочими полезными растениями, далеко вдаётся в Байкал, по внутреннюю сторону косы образуя просто гигантское соровое озеро. Все мы в разные годы, а то и не раз, бывали здесь, и теперь эта коса, и озеро, и встающие над озером отроги Байкальского хребта, и Байкал на все остальные стороны до самого горизонта (а может аромат кедров, крепко уцепившихся за галечную почву, пропитанную байкальской водой), будили в наших душах ностальгические воспоминания, отождествляя нас сегодняшних, со значимыми днями нашей, так стремительно летящей, мимолётной жизни. Потом были прогулки по косе, рыбалка, шикарный ужин и бессмысленные, но очень, очень душевные разговоры.
Одиночество Богучанского креста
Мы стартовали с Мужиная под мелким дождём. То ли низкая облачность, то ли туман, спеленали мир, превратив берега в призрачные силуэты. Лишь к обеду дождь прекратился, и мы остановились перекусить на острове Богучанском, недалеко от Северобайкальска. Увы, вместо дождя пришёл штормовой ветер (и феерическая двойная радуга). Мы остались ночевать на острове.
Рано утром, устав от вынужденного безделья, поднимаюсь на высшую точку острова, где одиноко и горделиво возвышается православный крест. Я притулился рядом, прижавшись к уступу скалы. Серые тучи непрерывной чередой спешили вдаль. В полном одиночестве наблюдал я за попытками утреннего солнца пробиться сквозь облачную хмарь. Понимание пришло внезапно: Байкал – это не просто некий природный феномен, нет, Байкал это мыслящий океан, вроде Соляриса, сталкивающий неравнодушного наблюдателя с местами проникновенной красоты, и с редкими человеческими судьбами, и с необходимостью и неизбежностью преодоления, и исподволь ты начинаешь идентифицировать Байкал с тайными глубинами человеческой души..., своей собственной души. Это не часто случается. Возможно, для такой идентификации необходимо одиночество. А ветер, бродяга, приносил запахи прибоя Байкала, мокрого леса на коренном берегу и пьянящий аромат дальних гор.
Бухта Аяя и озеро Фролиха
Затарившись в Северобайкальске горючим для мотора и себя, пересекаем северную оконечность Байкала и входим в бухту Фролиха.
Володя разочарован. Когда на первом самодельном катере, лет 40 назад, он посещал эту бухту, она выглядела иначе. Мы уходим в бухту Аяя и останавливаемся на ночёвку. Время ещё есть, Коля горит энергией и, вдвоём, бежим на озеро Фролиха. Там Коля купается: — «Мол, быть на Фролихе, и не искупаться?!». Я, лишённый тяги к символизму, предпочитаю искать фотосюжеты. На обратном пути натыкаемся на свежий, поверх наших следов, след медведя.
На стоянке, в заливе, Володя пьёт чай с егерем нацпарка. Молодой парень, с Северобайкальска, не требует от нас никаких путёвок: он устал от одиночества и рад возможности поговорить «за жизнь». Лёгкий шорох набегающих волн погружает в полудрёму. Сегодня, вечер Байкала так прост. Чуть красным окрасило мир. Пожалуй, пойду-ка я спать.
Чивыркуйский залив
Очередная ночёвка – в Чивыркуйском заливе, недалеко от устья речки Большой Чивыркуй. Утром к нам подошла моторка с измятым дюралевым корпусом и подвесным мотором, похоже, ровесником своего хозяина. Это был инспектор Забайкальского национального парка – маленький старичок с сухой фигурой и морщинистым лицом, спрятавшимся под ковбойской шляпой с круто загнутыми краями. Недолгий разговор о жизни, Байкале, лодках, моторах и фраза в ответ на вопрос о семье: «Женщины здесь не выдерживают…». Фраза, произнесённая с интонацией, показывающей неуместность дальнейших вопросов на эту тему. Он легко оттолкнул свою лодку, прыгнул на её нос и застыл, сунув руки в карманы. Не сразу я понял, что его одинокая и гордая фигура на носу лодки есть противовес мотору на корме, цепляющемуся за мелкое дно залива. Видимая рациональность этого действия была не важна – важно было мистическое ощущение одиночества человеческой судьбы, растворяющейся в рассветном мареве очередного жаркого дня.
И вновь негромкий Володин голос – «Ну что, пойдём потихоньку?» — и тихое урчание двигателя, и резкое проседание кормы, и мы помчались в глубь Чивыркуйского залива, оставив за кормой ещё одно байкальское одиночество … Мы обошли весь залив, затоварились свежеиспечённым хлебом в посёлке Курбулик, приняли ванны в горячих источниках бухты Змеёвой и остановились ночевать на косе мыса Фертик.
Ночью поднялся сильный ветер. К утру ветер разогнал большую волну; с рёвом разбивались волны о скалы острова Мохнатый Калтыгей напротив нас, но мы были защищены крутым взгорком мыса.
[bigphoto; 
Впрочем, днёвка была неизбежна и она позволила мне и Коле сбегать на одну из вершин Святого носа. Панорамы впечатляли.
Возвращение
Сегодня мы завершаем своё путешествие. Была ещё ночёвка – на Нижнем изголовье Святого носа, возле остатков метеостанции (где невозможно было не подняться на 30-метровую вышку, и конечно, и я, и Коля, поднялись), и ещё обед где-то на песчаном пляже, не доходя Горячинска. И вот, последняя ночёвка в бухте Сухой, жалкая попытка поймать рыбу перед возвращением домой. Наше одинокое плавание подходит к концу. Но остаётся одиночество Байкала перед натиском цивилизации одноразовой посуды, превращающей его берега в помойку. А ведь природа метафизически более беззащитна, чем человек; у неё нет будущего в виде надежды на спасение души. Но мы уходим от этого берега, и вскоре он превращается в серо-голубой мираж, дрожащий над поверхностью воды. Мы идём сквозь пространство между Байкалом и небом, в котором всё остаётся за спиной.
Равномерное движение по гладкой воде, с длинной, невысокой волной…. Я погрузился в состояние полудрёмы, растворяясь в бесконечном пространстве Байкала. Идентификация свершилась. Вдруг лодка замедлила движение и, сквозь полудрёму, я услышал негромкий Володин голос: — «Коля, поснимаем панораму…».
Фото автора
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
