|
|
|
Е. Р. Дима, привет! Я имел честь сходить с тобой в один микропоход, поэтому позволю себе обращение на «ты». Для начала, протокольные вопросы: где и когда родился, какой вуз закончил? Привет! С большим удовольствием отвечу! Родился в Улан-Удэ в 1966 году, закончил Иркутский Политех, хотя сразу после школы сначала сдал экзамены в Ленинградское военное училище (строительное); но чуть позже убежал оттуда.
Е. Р. Твой ник Gewurz что означает? Ну, это что-то вроде приправы; уксус, может быть. А, вот же переводчик есть: «Gewürze — пряности — различные части растений, обладающие специфическим, в той или иной мере устойчивым, ароматом и вкусом…»
Е. Р. Насколько мне известно, ты работаешь маркшейдером. А это больше геолог или математик? Я бы даже сказал, геометр? Точнее, геодезистом, это близкородственно. Одна из древнейших профессий со времен их появления.
Е. Р. Твой рабочий день обычно проходит за столом или на свежем воздухе? Когда как. За столом – это камеральные работы (камералка). На улице – полевые.
Е. Р. В каких проектах тебе доводилось участвовать? Сахалин-2, о. Русский (ДВФУ), Ванкор, Усть-Тегусс-ТНК-BP, Ачим-газ, Ранний Кандымский газ (Узбекистан-Лукойл), Пякяхинка-Мессояха, Харьяга-Тоталь, Конданефть, СПГ (Высоцк), СПГ (Сабетта).  В Узбекистане
Е. Р. Когда ты выбирал эту профессию, поступая в вуз, что тебя в ней привлекало? Были какие-то иллюзии? Может, рисовались какие-то лирико-романтические грёзы? Насколько это всё оправдалось? Карты рисовать я начал еще в детском саду. Задолго до понимания походной романтики. Думаю, тут все слилось: и романтика, и расположенность. Оправдалось не на сто процентов. Дело в том, что работать приходится в основном по стройкам, а не в изысканиях, где романтика-свобода и много другого хорошего.
Е. Р. Насколько востребованы такие специалисты, как ты? Берут ли на работу только что закончивших вуз? Сколько можно заработать и всегда ли работа предполагает вахтовый метод? Сравнительно востребованы. Берут всех, но и место работы очень важно. Заработать можно от 80 до 380; но пишут, и больше зарабатывают. Зависит от многих причин. С углублением в… доходы растут. Наверное, это везде так. Тут же, имея средства производства в распоряжении и относительную свободу, при желании почти всегда можно найти дополнительный заработок. Если работа вдали от дома, то вахта – приемлемый выход. Стройки не вечны: 2-3 года, и проект закругляется. Нужно переезжать на новое место. И постоянно надо учиться, — быстро меняется профессия. Вот дроны уже летают – и по набору снимков можно построить модель местности, а по меткам эту модель точно привязать к координатам.
Е. Р. У тебя есть ещё одна профессия — портной. Или как её правильно назвать? Кстати да, название непросто подобрать; из тех, что приходят на ум — все не подходят. Это же полный цикл: от идеи и конструирования до мучительной доводки к относительному совершенству.
К. С. Я бы сказал — кутюрье. Кстати, мы тогда в шутку так и называли твои изделия: штаны (куртка, варежки, флиска) от кутюрье Пескова. Ну, это перебор! Провинциальный самоделкин знает свое место.
Е. Р. Что ты шил? Все, что нужно в горах, в походе; иногда нестандартные вещи, которые еще не были освоены швейной индустрией. Первое, что я сшил (в 9-м классе) – это был рюкзак, станковый, — хайтек по тому времени. Чертеж был в «Технике молодежи». Эмоциональная отдача была огромной – от решения технических проблем до получения результата и повышения престижа у окружающих. Где-то в 91-м году я уже сшил, по-моему, первую карскасную палатку сферической формы в Иркутске. Хотя нет, у Кириллова Сергея тоже была самоделка. У Бонадысенко Павла (Банана) была импортная, выменянная где-то под Ханом на ледобуры у иностранцев. Тогда я не боялся трудностей и замахнулся на непростую форму: три дуги, пересекающиеся в трех точках. Внутренняя часть была разноцветной, тент был белым (другого материала не было). Ночью, когда там горела свечка – снаружи чисто НЛО! Она была маленькая и низкая; но уютная, на трех человек. Среди брезентовых казарм и памирок выглядела умопомрачительно. Позже я перешел на более простые в изготовлении формы. Больше всего сшил больших рюкзаков. Это был простой в изготовлении, но достаточно удобный и неубиваемый тип. С весьма оригинальной подвеской и формой. Прямых швов там не было, все по дуге – это повышало прочность. Критические места прошивал намертво – промышленная машина позволяла это делать быстро. Потом швея, которая работала у Александра Шипилова в Фанспорте и шила там рюкзаки, скопированные Александром с брендовой Татонки, говорила, что мой шить намного проще. Ну, я же не враг себе. Позже она вырвалась из швейного ада – сейчас у нее магазин; и, по-моему, она счастлива.
К. С. Да, Дима, качественные были изделия. Рюкзаки до сих пор живы (их у меня три от твоей «фирмы») и даже до сих пор иногда применяются по прямому назначению. Ещё куртка в приличном состоянии – этой вообще сносу нет. Походный плащ летом тоже не простаивает без дела. С качеством просто: частый шаг строчки не напрягает, когда машина скоростная (промышленная); и в критических местах туда-сюда прострочить тоже несложно. Частый шаг намного прочнее широкого. Швеи для скорости всегда его увеличивают.
Е. Р. C тканями, нитками, фурнитурой и т.д. было же непросто. Где ты всё это брал? Да что сказать, жизнь была устроена бестолково в сравнении с нынешней. Одежда стоила намного дороже, чем сейчас. Поэтому что-то шить было выгодно, несмотря на трату времени на поиски комплектующих деталей. Фурнитуру делали умельцы на заводах (которых теперь нет). Владимир Белов, например (тот, что flagi-irkutsk.ru и организатор лыжных гонок на Утулик и других),- делал пряжки из дюралюминия, анодировал их до черноты. Смотрелись достойно.
Е. Р. Конкуренты у тебя были? Или это был не столько бизнес, сколько хобби? Когда я пришел в политеховский альпинизм, шили все. С разной степенью умелости. Если сейчас вернуться в ту эпоху, было бы смешно. Несколько человек уже шили на продажу. Шили они очень красиво, талантливы были от бога: Бонадысенко, Шипилов и Лисовой. Великие мастера были. Я подражал Юриным строчкам: они были мелкие, ровные и радовали глаз. Куртки его были по цвету гармоничными и смотрелись модно. Паша вообще шил партиями пуховки, но зауживал непростительно рукава. Бывал у него дома, смотрел на процесс, перенимал. У Шуры получались какие-то дизайнерские вещи, модерновые и сложные. Это было задолго до Гайдара. В середине и конце 80-х. В то время зарабатывать шитьем нужды мне не было никакой. У меня была большая стипендия от предприятия, фактически зарплата рабочего; да и из дома присылали. Самое беззаботное время было. Шитьём занялся исключительно для обеспечения себя и друзей снаряжением для альпинизма. Позже — конкуренты, да, были, держались на дистанции; но сходили один за другим. И я затянул с этим сходом. В конце карьеры у меня был стабильный пакет заказов на 2-3 месяца вперед. Но перспектив уже не видел. То, что стало появляться в магазинах, — сильно технически ушло вперед.
Е. Р. Если рассматривать эту деятельность как бизнес, то можно заметить один огромный плюс – очень низкий инвестиционный порог входа. Даже ниже, чем у табачного ларька. Стол, швейная машинка, немного ткани, ниток и — можно начинать. Я правильно представляю? Все это компенсируется низкой прибавочной стоимостью, чудовищно низкой зарплатой в легкой промышленности и связанной с этим отрицательной селекцией человеческого материала. Глобализация убила ее во многих странах и у нас тоже. Как только курс доллара подрос, все с этим стало ясно. Хотя… пока писал, тут такое началось! Это будет отдушина для местного производителя. Определенно. Если глобализация отменится, то шитье возродится у нас. Но всё будет гораздо дороже, чем прежде.
Е. Р. Тем не менее, в Ангарске есть Ольга Быстрова; а в Иркутске, с тех пор как Аня Непомнящих ликвидировала своё прекрасное ателье, которое было завалено заказами, нет никого. Как ты думаешь, почему? Странно было, что Аня открыла его. На чем держится Ольга, мне непонятно. Прогресс и рост экономики мира идет через углубление разделения труда и укрупнение производств. И это уже давно, несколько веков. Разные турбуленции делают на какое-то время мелочь жизнеспособной; но, в конце концов, ее поглощают. Создавать «прекрасное ателье» – это, как бы, идти против прогресса.
К. С. Но ведь глобализация не предполагает полное искоренение мелких мастерских и частных заказов. Всегда будут люди, желающие иметь то, что не «как у всех». Ну или по более адекватным, не фирменным, ценам. Да и нестандартные изделия спрос имеют. Сегодня в Иркутске этот рынок пуст. Ну, они сталкиваются на обочину, маргинализируются. Сейчас, например, есть женщины, мастерящие руками бог весть что. У них свои тусовки, социализация, жизнь кипит. Но все они живут за счет мужей.
Е. Р. Сейчас ты ещё шьёшь, берёшь заказы? Нет, конечно. Для себя недавно сшил «ногу», легенький такой спальный мешок для велопутешествий. Пух взял из старого полярного спальника «Валандрэ». Чуть-чуть. Еще рюкзак для тахеометра. В удовольствие.
Е. Р. Что у тебя было сначала, ремесло или спорт? Спорт. Ремесло было прилагательным в течение долгого времени, и только с 93-го года стало неожиданно источником зарабатывания на жизнь. У меня был один клиент, я шил ему несколько курток; и этих денег было достаточно на несколько месяцев. В начале лета я сшил две каркасных палатки и выручил за них баснословные деньги. Но время легких денег быстро прошло. В 97-м уже было тревожно.
Е. Р. Ты же занимаешься альпинизмом, туризмом, скалолазанием, скитуром, плаваньем, велосипедом, ходишь на байдарке, катамаране... ещё что-то? Альпинизм у тебя на первом месте, а остальное? Вид тренировки перед восхождениями или самоценные увлечения? Многое изменилось; альпинизм давно уже не на первом месте. Если под спортом понимать соревнования, то я им и не занимаюсь; скорее, физкультурой. Но, такой, интенсивной физкультурой. В последние годы существенно нарастил объемы на велосипеде и в плавании. Зимой — беговые и туристские лыжи, скитур, скоростные восхождения на простые горы. Морской каяк. Хожу в «Физрук» и спортзал на работе, на спинбайк, греблю, эллипсоид. 
Е. Р. В школьные годы каким видом или видами спорта занимался? Какие были результаты? Как это повлияло на твою альпинистскую жизнь? В эти годы с секциями как-то не сложилось, — они были далеко. Походил в гимнастику в первом классе и бросил. Бросил, потому, что не получалось. Надо было перетерпеть до результата. Но тогда этого никто не объяснил. И лень победила. Повезло с расположением дома. Это был новый микрорайон, и он стоял на краю кусочка леса и горок. Там я много катался на лыжах, научился стоять на них. Потом, во дворе, между сосен прибили трубу; и этот турник стал занятием на несколько лет. Все это за компанию, с детской конкуренцией и ревностью к чужим успехам. Была игра на очки: подтягивание — одно очко, переворот – уже больше, выход силой еще больше. Ну, и тогдашний дворовый футбол на песке. В Улан-Удэ песок везде. Но в целом я не блистал. Я был первым ребенком, и мама отрывалась на мне: лечила ото всего и у всех докторов, я выжил чудом. Потом я обратил возмущенное внимание, как мама равнодушно относилась к моему младшему брату. Все ее родительские страхи, паники и теории пришлось впитать мне. Я был больше домашним ребенком. Обратной стороной этого, было полное отсутствие воспитания со стороны родителей. Мыть полы и выносить мусор я начал по собственной инициативе. Приходя с работы, родители видели в зале на всем полу расставленных солдатиков, застывших на отложенной стадии какого-то сражения. Их было 150-200 плюс города из кубиков. Это могло стоять днями. И никто не возражал. Из школы я носил одни пятерки, — видимо, поэтому. Где-то в 15 лет я пережил серьезный кризис непонятного происхождения; вышел из него с большим трудом через спорт, начал бегать. И бегал довольно много по стадиону, потом по лесу 8-12-16 км. Бег преобразил меня. Я даже стал играть в футбол в школьной команде, носился по краю и навешивал на ворота. Вообще я не стайер; у меня предрасположенность больше к спринту, и мышцы быстро нарастают. В альпинизме это кстати. Там ведь рывковый вид: пролез веревку – принимаешь; протропил, шаг в сторону, пропустил следующего — отдыхаешь. На высоте тоже ходил всегда рывками.
Е. Р. Ты переплывал Мухор в не самом узком месте – от Улирбы до Онтхоя. Там больше 2 км открытой воды. И это только в одну сторону! Это и не просто, и небезопасно. Что тебя сподвигло? Это просто; но с безопасностью, да – неопределенность. В тех местах теперь плаваю вдоль берега и намного больше по расстоянию. В прошлом августе пересекал несколько раз Курминский залив на водохранилище, там спокойнее. Что сподвигло? Так, скука же. 
Е. Р. Ты занимался чем-то «в клетку»? О, да, конечно же. Тоже за компанию и с ревностью к окружающим. Карьеризм был. Да и неклеточного альпинизма тогда не было. Но если б он и был, я бы все равно ходил в клетку. В этом было что-то затягивающее и неизбежное. Других способов проживания я не видел.
Е. Р. Разряды, звания — это важно для тебя? До какого-то момента да. Но однажды, когда все поехали делать жетон (спасателя), я не поехал. Позже звание мастера спорта тоже перестало светить и манить. У «спринтеров» не бывает длинных забегов. В какое-то время я даже перестал видеть красоту гор.
Е. Р. Я правильно понял, что формально ты добрался до КМС? Да, официально; были поползновения на мастера даже.
Е. Р. Где ты начинал? Где твоя горная «колыбель»? Имею в виду горный район. Это Кынгарга и Зун. Они были колыбелью и родным домом. Как и у многих иркутских альпинистов, я думаю. Потом Средняя Азия, но там ездили всегда в разные места. Ну, Ала-Арча еще.  В ущелье Зун-Хандагая
Е. Р. «Буревестник» — что это, кто это, что с этим случилось? Это альпинистские политехи. Кстати, туристские политехи остались, а вот эти нет. Почему? Сложный вопрос для меня. Видимо, ушли стержневые люди. В 1984 году, когда я пришел на организационное собрание, Буревестник был на подъеме. Большая аудитория была забита. В темноте показывали слайды гор, которые ранили меня. Мне надо было туда попасть, и все! В то время у Буревестника было государственное финансирование за победы на чемпионате СССР. Иркутск гремел тогда. Люди Буревестника были необычными людьми. У них горели глаза; они были веселы, красивы, самоуверенны. Bold and beauty – это про них. На сборы в Среднюю Азию и в Саяны мы ездили бесплатно, на еду тоже не сбрасывались, путевки в альплагерь давали за четверть цены. Новичков записывалось так много, что тренировать их снимали отдельный зал — политеховского не хватало. В тот год я жил у родственников в Солнечном, на тренировку бегал 10км. Но в начале шло все как-то туго. На ноябрь нас не повезли в Саяны. Был организован поход на пик Черского. Водил нас знаменитый Хулиган (Владимир Крымов). Участников было человек 40; палаток почти не было. Сделали шалаш, обернули полиэтиленом, внутрь лапник, с бортов снег. Я, помню, нес валенки, в них и спал. Утром сходили на гору; возвращались в Слюдянку ночью при полной луне, -30, красота. На зимние каникулы — сборы в Ангасолке: в марте опять не берут в горы новичков. Когда же? Тренером был Беляев (Слон). Хороший тренер, гонял серьезно. В целом, со стороны, Буревестник выглядел бандой: клички у каждого второго, нахрапистость, бесшабашность, ржач. На Байкал и Витязь ездили каждые выходные. В электричке горланили песни из соответствующего репертуара, не платили за проезд. Алкоголя не было никакого; даже в горы не брали. Через месяц две трети новичков испарились. К оставшимся прикрепили разрядников. Дембель (Муравьев Олег) и Дюня (Андрей Новиков) начали вместе с нами лазить в связках с железками, бить крючья молотком. В марте, на скалолазных соревнованиях, я неожиданно пролез первым на эмоциях (не успел перегореть) так быстро, что последующие стартовавшие показали худшее время. И это разрядники крутые; смеются – новичок уделал всех. Ну, это за счет спринтерских способностей, да и трасса была легкая. Прошел в финал. А в финале я отвалился уже через 3 метра от земли.
К. С. Как же всё это напоминает мне политеховский туризм! Правда, бесплатного сыра у нас было гораздо меньше… Да, это было все с размахом. На сборы мы ездили так: за пару недель до старта к политеху привозили 5-тонный контейнер и забивали его снаряжением, продуктами; плюс электростанция, швейная машина, доски для лавок и стола. Потом везли его на железную дорогу и отправляли в… например, Ош. Сами летели на самолете налегке. Ну и так далее.
Е. Р. Есть ли какая-то гипотетическая возможность всё это возродить. Что для этого нужно и нужно ли вообще? Думаю, нет. Гипотетическая возможность? Нужна реальная возможность. Ее нет. В 85-м меня забрали в армию, как и всех тогда первокурсников. Это был шок. Жестокая кармическая несправедливость. Мне дали попробовать горы и тут же отняли их. Начало армии мне далось тяжело, потом все наладилось. Я бегал по сопкам и даже иногда лазил по скалам. В Монголии. После армии я вернулся. Меня приняли, как родного: это была семья. Но, что –то непоправимо сломалось в Буревестнике. Заметно меньше стало людей: и старых, и новых. Многие схлынули на легкие деньги — Горбачев разрешил бизнес. А Буревестник стал маленьким, но теперь уже совсем своим. Нами теперь занимался Жила (Андрей Ювенальевич), великий спортсмен; и, что важнее, человек. Простота в общении, щедрость, безграничное бескорыстие, способность на самопожертвование, умение делать свое дело — те черты, которые нравятся мне больше всего в людях.
Е. Р. Тебе ближе высотный или технический альпинизм? Оказалось, что высотный. Хотя мне удалось всех убедить, что я упоротый зайльцугист и звонко бренчу железками; и даже хорошо лезу и нахожу ходы на стене. А к высоте у меня гены, ну и плюс много бега. Но гены главное.
Е. Р. Больше любишь лёд или скалы? Больше люблю твердый снег (в кошках) и мягкий на лыжах.
Е. Р. Ты предпочитаешь идти лидером или страхующим? Лидером. Но были случаи, когда я безбожно тупил в качестве лидера, поэтому тут надо разобраться; думаю, многое зависит от настроя. Нет настроя – не лезь в лидеры, страхуй. Настрой дает весь успех. Когда я был лидером, то проявлял чудеса и вывозил сложные ситуации; а когда лидером был кто-то другой, я ничего не проявлял. Еще, когда я лидер, я становлюсь невыносимым для партнеров.
Е. Р. А как это проявляется? Ты орёшь на партнёров матом, а совсем тупых и дохлых скидываешь в пропасть? Ну, я морально давлю, дергаю, подгоняю, подтруниваю. В обычной жизни и сейчас, так не могу.
Е. Р. Мне кажется, ты вообще не боишься холода. Ты как-то целенаправленно закалялся, моржевал, готовил себя к морозу? Странные иногда вещи про себя слышу. Я же домашний. Может быть, немного повышенное давление согревает? Есть фото из зимнего похода, где я в маске с тремя флисовыми ошейниками в капюшоне; а Андрей Дульский в расстегнутой анораке без шарфа! Вот кто не боится холода! — но только не я. Хотя и не обмораживался ни разу, в то время когда рядом люди обмораживались. Просто у меня тревожный тип личности. Постоянно всё проверяю, шевелю, грею.
Е. Р. Насколько тебе важно, чтобы с тобой в связке был человек, который не уступает, а может, даже и превосходит тебя в технике или физухе? Или ты всегда полностью в себе уверен? Я ходил с Шапошниковым Игорем (Гоха который) и Кривошеевым Максом, — оба на голову выше меня в технике. Без них я бы не решился на те маршруты, которые мы прошли. Но они и не запомнились и не оставили эмоционального следа в душе. Так что лучше выбирать цели по силам и справляться с ними самому. Или же идти на риск и на предварительном настрое проходить маршруты, которые сверх твоих сил. Такое остается с тобой на всю жизнь.
Е. Р. Вынося за скобки семитысячники, какие из пройденных вершин/маршрутов на вершины были знаковыми для тебя? Это не самые сложные горы, но те, которые я пролез первым от начала и до конца (ну, или значительную, ключевую часть). Это оба маршрута на СОАН, Ларинский 4Б и 5А, которые идут по одной стене. На обоих я не знал точно, куда лезть. На Ларинском мы ушли сильно влево от оригинала, на зеркала. Там ключ на трении пришлось идти. Буквально 6-8 метров я пролез не дыша. Но сходили мы гору быстро. Из лагеря в лагерь 12 часов. Водил нас знаменитый после Эвереста Александр Токарев. С ним было легко и приятно. Никакой звездности у него не было.  А.Токарев перед восхождением на СОАН по 4Б
Е. Р. Слава Петухин ещё в 2008 г. отрекомендовал тебя на «ПБ» Снежным барсом. Ты поднялся на пять (или четыре?) высочайших вершин бывшего СССР в рамках ФАР или, грубо говоря, дикарём? Есть у тебя соответствующий жетон? ФАР? Это было задолго да ФАРа. Нет, не дикарем. Жетона нет.  Луковая поляна, пик Ленина
Е. Р. Приходилось там выживать, отступать, пробовать снова, или всё проходило гладко? Да, первые три горы пошли тяжело. На пике Ленина (1989 г.) был сильный ветер и метель. Но нас было много, все из Иркутска, человек тридцать; многие не в первый раз, поэтому было не страшно. На обратном пути блудили, чудом вышли. Татьяна Капустина остановила: «Стойте, не туда идем, там склон на ледник». Потом на Хан-Тенгри первая попытка была неудачной; тоже из-за непогоды, и не шлось совсем. Спустились, после двух дней отдыха в базовом лагере легко забежали на вершину, даже соревновались с Максом. Ходили четверкой (Кривошеев, Шульгина Света, Катя Иванова и я). Помню, в палатке постоянно играли в карты, двое на двое, и постоянно проигрывали. Катя и Света, как оказалось потом, обменивались шифрованными знаками. На Победе была отсидка в пещере, на три ночи, в шторм, постоянно откапывались. Спасали тех, кто жил в палатках. Продолжали играть в карты. Потом пошли посмотреть на Победу, да и зашли. После Победы у меня ушли все мышцы, ноги стали тонкие. Месяца на три.  Где-то в Средней Азии
К. С. Мы в том районе пятёрку горную шли. И как потом выяснилось – едва не встретились с вашей командой, через пару морен друг от друга проскочив. В тот сезон в БЛ потерпели аварию два вертолёта с альпинистами. В одном из них был ты. Что там произошло? Организатором сборов тогда был Саша Яковенко. И с нами еще был летчик один, Олег Моськин. Он договорился в аэропорту на посадке, чтобы наш немалый багаж погрузили за так… Его просто мимо весов переташили-перекидали внутрь (Саши не было с нами, он летел из Москвы). Как бы это все решилось без него – непонятно; могли бы и не улететь. А шёл уже 92 год, и размах слегка поскромнел. В Алма-Ате Олег и Саша спонтанно договорились с военными летчиками, хотя предварительный разговор о перелете был с Казбеком Валиевым. И вот летим, я в первый раз. Старт был с разбега, потом долго летели на бреющем. В иллюминаторе мимо проносились тополя. Над электрическими линиями летчики делали резкую горку, потом сразу же падали ближе к земле. Их было трое: веселые дядьки, пили пиво; говорили, что летали в Афганистане (типа, не бойтесь). Мы не боялись. Летели долго. Я, Макс Кривошеев и доктор Вова Кузменко расположились в хвосте на большой желтой бочке с керосином и горе вещей. Еще Саша Яковенко прихватил бочку с омулем в рассоле. Сидели и на ней тоже. Остальные сидели поближе к кабине. Андрей (забыл фамилию) спрашивал, для чего все эти рычажки, – ему объясняли. Саша снимал на камеру полет. Девчонки хохотали беспрестанно. Вдруг как-то сразу видим, как на фото, все эти горы: прилетели, что ли? Вертолет на большой высоте пролетел перед стеной Победы, развернулся влево и пошел к лагерю. Надеваю кроссовки, зашнуровываю. И тут, ух вниз! — и бац, удар. Думаю: ничего себе вертолеты как садятся громко. Но сразу понял, что это не посадка. Машина не остановилась; нас стало кружить по камням, оторвало задний винт, полетели в разные стороны основные лопасти. Внутри все взлетело и перемешалось, стало прыгать, в салоне «выросло» колесо, что-то мокрое плеснуло на ногу. Дотянуться без опоры до чего-либо не было никакой возможности. Скрежет, искры. Вдруг всё остановилось. Мы прыснули наружу через проломанный плексиглаз (тот, что впереди). Отбежали за бугор. Это была морена: до площадки не долетели. Смотрю, я босиком. От удара кроссовки слетели. Оказалось, спас всех Андрей: летчики провалились вниз, а он устоял и дотянулся до рычага аварийной остановки двигателя. Винты встали, вращение прекратилось. Все были живы, многие даже не пострадали. Летчикам досталось больше всего. https://www.facebook.com/photo.php?fbid=649204275476715&set=pcb.649204878809988&type=3&theater
Е. Р. На какую из вершин было подняться проще, на какую сложнее? Победа, конечно, стоит всех остальных, вместе взятых, и даже больше. Самая простая и приятная Корженевская. Ленина мне тоже нравится.
Е. Р. Если говорить о популярных маршрутах на семитысячники, помимо должной физической формы, какими знаниями, навыками нужно обладать, чтобы самостоятельно подняться на вершину? Достаточно ли навыка передвижения в кошках, умения самозадерживаться на склоне с помощью ледоруба, ходить в связке; т.е., грубо говоря, сходить на Актру, Эльбрус, Белуху или нужно что-то ещё? Может, я ошибаюсь, но надо пожить в горах несколько лет. Пообвыкнуться. Чтобы ходить потом на свои вершины надежно, с удовольствием и пользой. Пожить — в смысле поездить на мероприятия, как у Глазунова (Горы Байкала). Это всё прежде Эльбруса-Белухи.
Е. Р. С какой из этих вершин удалось посмотреть сверху? Или всегда накрывали облака? Слушай, я не запомнил. Мне все равно – «видел, не видел». Там происходит перенасыщение видами. До тошноты. Хорошо, что иногда задергивают занавес.
Е. Р. Для тебя это вообще важно? Или главное подняться, а посмотреть – не более чем бонус? На Победе точно не до этого было – смотрел под ноги. А, да, на Корженевской впечатляющий вид на Коммунизма и наоборот тоже. Там вообще больше солнца, в тех местах.
Е. Р. Как много времени ушло с начала твоих занятий альпинизмом до первого семитысячника? 5 лет минус 2 года армии.
Е. Р. А сколько заняла вся программа «Снежный барс»? С какого по какой год? 89-93 гг.
Е. Р. Ты сначала говоришь, что для восхождения на семитысячник нужно «пожить в горах несколько лет», а потом рассказываешь, что через 3 года (+2 армии) уже взошел на первый. Я что-то не улавливаю. Дело в том, что эти три года ты интенсивно жил в горах? Какой у тебя скопился высотный опыт к моменту первого восхождения на семитысячник? С которого ты начал? Я про вообще горный опыт, невысотный. Скалы, лед, трещины – ко всему нужна привычка, обстрелянность, как бы. Знать, куда не надо совать свой нос, а куда можно; откуда может прилететь, а где нельзя останавливаться. Теперь про высоту. Перед первым семитысячником мы были месяц на сборах на высотах до 5300, ночевка была на 4700. Но это никак не помогло. Акклиматизация все равно шла, как будто я приехал снизу. Вообще, первая ночевка на высоте 3000 мне запомнилась: спать не мог, в голове стучали молоточки. Потом прошло.
Е. Р. А Эверест? Ты вообще хотел/хочешь на него подняться? Конечно, хотел. Но перехотел. Всему свое время. Такие вещи нужно делать в свои лучшие годы.
Е. Р. Может, на какой-то другой восьмитысячник? К2 было бы круто.
Е. Р. Ты бывал в каких-то горах, расположенных за пределами бывшего СССР? В этом, как его, Непале, ходил треккинг к Эвересту. Хотел узнать: тронет, нет. Не тронуло. Может, время неудачное было. Январь – сухой сезон. Горы молчали. Ни лавин, ни камнепадов.  Непал, Намче-Базар
Е. Р. Были у тебя первовосхождения или первопрохождения? Насколько тебе важно быть именно первым? Были. Совсем не важно. Главное, что лично для тебя это какое-то открытие. Нет, вру, было важно. Но мы не подавали описания в инстанции. Это все равно как тащить в ЗАГС любимую и заполнять брачный договор у юриста на тему, что ты был у неё первый. Лицемерненько. Ну, это мое эгоистическое суждение.
Е. Р. Вот тебе здрасте! Кто же спрашивает о первопроходах, подтверждённых справкой!? Расскажи, куда поднимался. Есть первопроходы в Саянах? Не Зун-Бортой случайно? Ой, ну ладно. Есть в стене, которая справа от Мунки. Первая горка. Потом Опасная (5А, это позже Андю классифицировал). Правее тоже линия есть. На Конституцию. В Зуне на Ангарск где-то, в лоб. И в Кынгарге на Зуб по стене по центру через палец (идея Игоря Шапошникова). Это долго, проще нарисовать. На центральную башню еще прямо из кулуара (там Кривошеев все пролез). Вариантов несколько получилось – лазили же без описаний. Просто знали, что где-то здесь.
К. С. В прошедшем году Женя, Сергей и Саша поднялись на Зун-Бортой; там обнаружился тур без записки. Тебе что-то известно о первопроходе этой горы? Знаю, что Ельников Петя, Турчанинов Глеб и Выборов Сергей ходили где-то там же, какую-то гору красивую, тоже с веревками и железками.
Е. Р. Какие горные районы тебе особенно понравились? Лофотены – это как Зун-Бурун, погруженные в воду. Что-то в этом есть. Если растает Антарктида, то таких красивых мест будет больше.
Е. Р. Ты написал на своей страничке сайта, что занимаешься альпинизмом с 1984 г. с перерывами. С чем связаны перерывы? И главное, что заставляло возвращаться? После армии понятно, почему вернулся. Потом, где-то 2009-2011 гг., пытался водить как инструктор, помогал возрождать. Чтобы просто отдать долг эгрегору.
Е. Р. Оказалось, что не твоё? Или объективные причины были? Это же надо было ехать учиться на инструктора, в мои-то года. Ну, и с ногами не очень хорошо, чтобы прыгать по камням.
Е. Р. Ты был знаком с Екатериной Ивановой (Дорофеевой). Какой она тебе запомнилась? Да, мы же дружили семьями. Она симпатизировала мне как человеку и спортсмену. Видела, что на высоте я пру. Вообще, отношения у меня складывались странно со всеми. Как-то сразу: или немотивированная симпатия, или обидная отчужденность. Катя быстро и сильно менялась тогда в лучшую сторону. Росла как человек, общественный деятель, не только как спортсмен. Мне кажется, непростые отношения с Димой Ивановым, ее тогдашним мужем, повернули её к иной стороне жизни, глубокой и потрясающей.  Катя и Дима Ивановы, Ощепковы, Кристина, моя жена, и дети 1991-2
Е. Р. Ты ходил с ней на восхождения? Какие-то были по мелочи в Саянах; но основное — Хан и Победа.
Е. Р. Была какая-то конкуренция за место лидера? Нет, не было. Для нее это было не важно, эти горы. Она тогда была мысленно уже в Гималаях.
Е. Р. Тебе встречались другие женщины в горах, о которых бы ты мог сказать: у этой тоже есть задатки, она бы тоже могла… Женщины могут многое вынести, но у них существенный изъян: они не ориентируются в пространстве. Это эволюция – мужчина всегда был охотником, ему проще. Чушь какую-то сказал: ведь есть же спортивное ориентирование и женщины там ого-го. Про задатки все постоянно ошибаются: видят задатки, а человек не взлетает. У другого задатков нет, но есть что-то внутри. Катя, кстати, из таких.
К. С. Не могу не сказать про Олю Журавлёву. Вот она тоже смогла бы – и Эверест, и К-2. Талантливая и адекватная альпинистка. Но не сложилось; а может, у неё и цели такой не было. Ну что же теперь горевать? В следующий раз всё получится. Цель, думаю, была. Помню, она гоняла меня на «Кресте» на Витязе. Вообще, она педагог хороший.
Е. Р. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что люди, не увлечённые горами, часто совершенно не понимают ни туристов, ни альпинистов. Вечно ищут в этом какой-то нелепый утилитарный смысл. И если на увлечённых горами мужчин смотрят более или менее ровно или даже восхищённо, то в адрес женщин частенько мысленно крутят пальцем у виска. А ты как считаешь, высокие горы/технические маршруты высших категорий и женщины, это вообще нормально? Чем должна пожертвовать женщина, чтобы подняться не на Эверест даже, а, например, на Хан-Тенгри? «Жертвовать» — это неправильное понятие; нет никакой жертвы. Там же любовь. Мне вот надо было в поле ехать на работу, а я на Победу поехал, и… комнату в малосемейке забрали. Но никакой жертвы не было, и даже выбора не было. То же и у них. Смотришь на Иру Рунову и думаешь: нормально и даже больше!
Е. Р. Если бы твоя жена/сестра/дочь/сноха, в общем, близкая тебе женщина, не на шутку увлеклась горами, ты бы её поддержал? Поддержал бы, но с тяжелым сердцем. Все-таки риск там намного выше. И когда случается страшное, всё переворачивается, чернота заливает мир. Это можно пережить, а можно и сломаться. Но эта рана всегда будет в тебе болеть.
К. С. Догадываюсь, о чём ты. История с погибшей на Порожистом 17-летней Наташей потрясла многих. Её же любили все. Если не потерялись – можешь вспомнить один из своих стихов об этом? Она сильно повлияла на меня. Я шел тогда в неправильном направлении; она меня встряхнула и развернула. Стихи не помню – улетели в вечность.
Е. Р. Ты знаком и с другими сильными альпинистами. В т.ч. иркутскими восходителями на Эверест. Как минимум, с Андреем Дульским. Есть какая-то общая черта, свойство характера, которые угадываются в каждом из этих людей? Ну, что ты с этим Эверестом? Капитализм много хорошего сделал человечеству, но Эверест он испортил. Общая черта этих людей? – не знаю; по-моему, они разные. Кому-то Эверест дался наскоком, кто-то долго осаждал его. Но они, определенно, необычные люди. Григорий Скаллер, вот, меня удивил. Мы вместе ходили на Хана в 96-м. Он тогда уже воспринимался пожилым и шел очень медленно. Но уверенно, как танк. Вернулся с горы ночью и был нисколько не обеспокоен. Очень позитивный и непоколебимый такой характер. И вот он же сходил на Эверест, лет почти 20 спустя. Думаю, для таких людей время течет как-то не так.
К. С. Добавлю про Андрея Дульского. Его основная черта – невозмутимость в любой ситуации. Многие это отмечают. Гитара (по крайней мере, раньше) и остроумные комментарии к видеосъёмкам – это тоже про него. Да, не то что я, психопат.
Е. Р. Как ты думаешь, можно в себе или в подопечном, ребёнке, к примеру, воспитать такие черты? Пусть все произрастет изнутри само.
Е. Р. Ты и сам в известной степени обладатель этих черт. Скажи, это делает твою жизнь более счастливой? У меня другое. А черты эти жизнь делают беспокойной, интересной, привлекательной со стороны, но счастливой? Не знаю.
Е. Р. Ты хочешь сказать, что не был счастлив, когда пролез четвёрку и пятёрку на СОАН? Когда поднялся на Победу, на Хан-Тенгри? Когда впервые переплыл Мухор? Да не поверю! И правильно, не верь!
К. С. На твой взгляд, альпинизм и спортивный туризм вносят свой положительный вклад в развитие общества в целом, или это остаётся рискованным занятием от скуки? Это одни из самых замечательных видов деятельности человека, развивающих индивидуально личность и какие-то институты социума. Что не отменяет второго.  В ущелье Барун-Хандагая  Трёхглавая, 4А
Е. Р. Увы, в горах иногда бывают НС. Время от времени в альпинистских кругах возникает дискуссия: нужно ли вводить обязательное страхование, или спасработы должны проводиться за счёт МЧС. Твоё к этому отношение? Я социал-демократ. Все должно быть за счет государства. Страховые кампании… вспомни, сколько волокиты с ними, как они изворачиваются. Спасать своих лучших людей – это правильно. Или сделать государственную страховую кампанию.
Е. Р. Меня убеждать как раз не нужно. Я даже против государственной страховой компании. Я считаю, что раз мы содержим на свои налоги МЧС, то без всяких условий МЧС должно спасать. Альпинисты с туристами ничем не хуже, например, погорельцев. Часто даже лучше, но это уже пристрастный взгляд. Всё пытаются монетизировать и сидеть на мешке с деньгами. Жадность по отношению к своим гражданам — отвратительное свойство сегодняшнего государства.
К. С. По поводу спасработ в горах обыватели обычно рассуждают: они (пострадавшие) сами полезли к чёрту на рога, так почему их должны спасать, в том числе, и за мой счёт? Что бы ты ответил таким? Что ж им ответить? – Они не поймут.
Е. Р. А если НС произошел с гражданином РФ за рубежом? Ой, ну что такие сложные вопросы? Там по законам страны, куда едешь, покупаешь страховку. Если гарантию тебе будет давать само государство, то это будет надежнее. Да и престиж его повысится.
Е. Р. Ещё лет 10 назад альпинистское сообщество Иркутска активно общалось на сайте «Angara.net». Сейчас этого нет. Все куда-то перекочевали или альпинистов стало критически меньше? Наобщались. Устали от споров.
Е. Р. Обладай ты полномочиями от министра спорта Иркутской области до президента РФ, что бы ты сделал для развития альпинизма? Его вообще нужно развивать? Раньше бы я нашел, что надо сделать. Теперь кажется все так сложно. Много подводных камней. По-моему, не нужно. Пусть тех, кто ходит по горам, будет мало, и они будут окружены ореолом загадочности.
Е. Р. Не понимаю я вас, успевших испытать тот альпинизм, тот туризм. Вы говорите о нём с благоговением, но не видите никаких путей к возрождению. Отчего это!? Я слышал ответ: нужно государственное финансирование. Хорошо, оно зачем нужно? Ты вот рассказываешь, что на Черского зимой без палаток ходили. Это что, достаточное государственное финансирование? Экипировка вся кустарная была. Сейчас этих проблем вообще нет. Интересующихся полно! Скалодромы есть. Даже альплагеря кое-какие работают; пусть и не так дёшево стоят. Чего ещё-то нужно? О каких деньгах речь? В них ли вообще дело? Я не с претензиями, поверь. Я реально пытаюсь понять, чего именно не хватает. Ведь согласись, хорошо бы хоть в какой-то форме всё возродить. Ведь это же точно лучше, чем пиво, шашлык, компьютер и т.п. Почему в Алма-Ате и Бишкеке работают альплагеря, а у нас в Саянах их даже и вовсе никогда не было? Люди у нас не те, горы не те, законы не те? С благоговением? Если просто, — то тогда альпинизм и туризм были как большие колхозы; а сейчас хутора. Или временные такие хутора: сходили и забыли. Хотя, есть же Глазунов, да и другие. Войличенко много сделал и тащил на себе. Я, наверное, отстал от жизни. Еще есть большая склонность к идеализации прошлого. Плохое забывается, а хорошее начинает так ослепительно сверкать, что… Отчего все так плохо? Не думал об этом. Вернее, не знал, что плохо. Непонятно, что возрождать? Спорт и массовость? Надо посмотреть, как это работает в старых капиталистических странах. В школах? Сейчас даже организовать поход для подростков не получится. Безопасность не гарантируешь — к детям не подходи. Всё, бюрократический тупик.  Хамар-Дабан 2011
Е. Р. Ты автор замечательного рассказа «Зимний поход от шеф-повара Дульского». По стилю он мне напомнил Владимира Стеценко. На мой взгляд, такие рассказы – лучший способ привлечь людей в горы. Неужели он у тебя один? А если нет, то где остальные? https://angara.net/user/gewurz/?publ
Е. Р. Последний рассказ датирован аж 2008 годом. Что так? Кажется, это было вчера.
Е. Р. Я знаю о двух твоих туристских походах: С К. Сухановым на Алтае и с А. Дульским в Саянах. Оба похода зимних. А летом ты ходишь в большие походы? Большой поход был один, который с Костей Сухановым. Это было для меня совсем новое, необычное. С Белоусом Владимиром и Андреем Дульским, вот всего два раза: один раз в Саяны и пару раз на Хамар-Дабан. Летом не получается пока. Зови.
К. С. В том походе был момент, когда ты, можно сказать, спас ситуацию. Ледник Братьев Троновых, 150 м завершающий перевальный взлёт, на такой крутизне неожиданно рыхлый сыпучий снег глубиной 2 (или больше) м. Внизу рвань ледовая. Пытаемся идти вверх, а получается яма или траншея. Если бы склон поехал… всё. Мне до сих пор непонятно, на чём там этот снег держался. Участники уже не могли лидировать, хоть и силы были. Я искал выход, высматривал ледовые проплешины, где можно было организовать станции на бурах, чтобы хоть зигзагами (галсами), но двигаться со страховкой. Ну и время поджимало (зима, дело к сумеркам). Ты встегнулся в верёвку… и, о чудо — пошёл, вернее, пополз по диретиссиме наверх по этому сыпучему снегу, не закапываясь. Я уходил последним и уже в траншее почти по плечи. На перевале был в темноте. Как тебе тогда удалось уговорить этот снег выдержать тебя, нас, и не съехать со склона? Бывает такое: нужна концентрация предельная. Я не полз, формировал ступень; сначала руками, потом на равновесии плавно вставал. Это было адски долго. Почему он не съехал? Видимо, была опора у этого надува, и сверху ничего не давило. Наверху же не было карниза, а был постепенный переход, выполаживание. Повезло.
Е. Р. Есть у тебя какие-то планы на майские праздники или на лето 2020 года? Нет.
Е. Р. А на более далёкую перспективу? Есть какая-то мечта, которую ты всё ещё хочешь воплотить в жизнь? В Норвегию на морском каяке надо ехать и там в горы ходить. https://www.vpoxod.ru/route/norway/Norway_Lofoten_fiord Рекомендую.
Е. Р. Ты ходишь в горы в роли руководителя? Что нужно, чтобы попасть в твою команду? Есть там место для новых людей? Да какое там! Нету большой команды, всё ждем новых людей.
Е. Р. А к какой команде ты сам готов присоединиться? Ну, к такой, хорошей!
Е. Р. Твои соло-походы, выезды в горы, — потому что не с кем или тебе так нравится? Это изъян характера. Нравится, и так проще организоваться. Хотя я компанейским иногда бываю.
Е. Р. Ты поёшь? Играешь на гитаре? Что ты! Это мое преимущество. Я могу выслушать и поддержать содержательную беседу.
Е. Р. Какое место в твоей жизни занимает художественная литература? Любимый жанр, писатель? У меня специфические отношения с литературой – она вся нехудожественная. Алексей Исаев, давно уже. Б. Мегорский, Баир Иринчеев и другие, кто делает из истории почти осязаемую реальность, в которую веришь и понимаешь, что это так и было. И это интересно. Сейчас читаю «Яхромский мост» (Василий Карасев). Про художественную интереснее читать критику, чем саму литературу. Сорокин, в свое время, с теллуровыми гвоздями и днями опричника зацепил.
Е. Р. А мемуаристика? Анатолий Жигулин, Евгения Гинзбург, Вадим Туманов, Владимир Зубчанинов… Боже, кто все эти люди!? С кого надо начать?
Е. Р. Я тоже плохо представляю тех авторов, о которых ты говоришь. Тем не менее, посмотрел передачу, в которой Л. Володарский и А. Исаев обсуждают роль И. Сталина в Великой Отечественной. На мой взгляд, обсуждают однобоко. Я сам не великий знаток истории, но даже мне видна масса умолчаний, преувеличений и некоторых противоречий. Те, кого рекомендую я, рассказывают об истории СССР с другой стороны. Все перечисленные прошли через ГУЛАГ. Их книги, пожалуй, нельзя противопоставлять А. Исаеву. Они не дают некой обзорной крупной картины. Да и вообще не про войну. Они просто пережили всё на своей шкуре. Если говорить о более масштабных вещах, я бы рекомендовал Леонида Млечина. У него сейчас есть свой канал на YouTube, а там в т.ч. лекции. Но не будем углубляться в историко-политические дискуссии. Какие фильмы ты смотришь? Нравятся фильмы, где плачешь; то же и с музыкой. Но нечасто.
Е. Р. Помнишь, в фильме «Достучаться до небес»: Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно… Ты же работал на Сахалине, видел море. Так о чём будут разговоры: про море или про горы? Про горы, уходящие в море…
Вопросы задавали Евгений Рензин и Константин Суханов Корректор Константин Суханов
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Описания походов
Мультимедия
Фотоотчеты
Маршруты
Файлы
GPS-файлы
Звуковые файлы
Ссылки
События
Живопись
