Природа Байкала

ФОТООТЧЁТ "МРАМОРНЫЙ КЛЮЧ — ОЛП № 2"

Из походного дневника 2006 г.:

16 августа

Подъем дежурного в 8:30. Вода в котелках на улице (у ГМС) первый раз за поход замёрзла. Выход в Мраморное ущелье — в 11:00. Движение нижней тропой правого берега Среднего Сакукана. Осмотр водопадов. Посещение могилы Нины Азаровой и ефрейтора Петлеванного. Могилы находятся в лесу, метрах в 30 от поворота дороги, в районе моста. Экскурсия по лагерю Мраморного ущелья, подъем к штольне. Обед — у крайнего нижнего барака около 3 часов. Лучше обедать внизу, на дороге, т. к. в ущелье — вода высоко по склону. (Не представляю, как зэки ходили за водой так далеко). Возвращение — по старой дороге, далее — верхней тропой правого берега до ГМС. Вернулись к ГМС — в 18:30.

Километраж дня — 19 км (в обе стороны разными путями).

Теперь по порядку.

В Мраморном ущелье (то есть на территории бывшего Борского ИТЛ Ермаковского рудоуправления, он же — Мраморный ключ – ОЛП № 2) мне пришлось бывать дважды: в 2002 и 2006 годах. Когда в 2002 году мы ходили туда с девчонками нашей пешеходной «пятёрки», мы были раздавлены морально этим мрачным зрелищем и фотографировали немного, да и качество снимков было плохим (плёночный фотоаппарат).

Мы тогда нашей дамской группой не просто побывали в ущелье, но и шли туда от Чарских Песков через Среднесакуканскую морену, буквально дорогой зэков, это описано вот здесь, в главе «Добровольные зэчки».

В книге А. Снегура написано, что этой же дорогой шли и первые геологи Иркутской Сосновгеологии, сначала на конях, но кони сдохли из-за тяжёлого пути и отсутствия питания на Кодаре, а потом на оленях (колхоз выделил 15 голов).

НИНА

В моём походном дневнике от 12.07.02 немного написано и о реке Шаньго, мы спускались по ней после первого кольца маршрута. Мы тогда не знали, что на этих кручах имеется месторождение угля, и именно отсюда зэки возили уголь в Мраморное ущелье. Кто бывал там, тот поймёт, какой это адский труд — спускать оттуда уголь. На чём?! На оленях? Именно так. Кони дохли (со слов очевидцев из книги А. Снегура). На Шаньго стоит эвенкийский кочевой лагерь, и, по словам живущего там эвенка, этот «табор» там был всегда, больше сотни лет точно, и про уголь эвенки знали, пользовались им. А мы не знали тогда с девчонками, что именно здесь, на ригеле Шаньго погибла альпинистка-геолог Нина Азарова. Нина Азарова – выпускница Новочеркасского геолого-разведочного института. Работала месяц на гребне пика в верховьях реки Шаньго, на месторождении угля (в книге А.Снегура говорится, что она работала на пике, который после её смерти назвали пик Н. Азаровой). Сейчас такого пика на картах нет. Предполагаю, что это был нынешний пик Оптимист, или пик Сакукан. Именно на нём мы в 2006 году видели чёрные скользкие выходы угля, почти на самой вершине. Да и к Сакукану он самый ближний. И к другим пикам верховьев Шаньго вряд ли можно было за день сбегать. Из-за засекреченности работ в Ключе Мраморном, название пика Нины Азаровой осталось только в памяти очевидцев, а туристы о нём и не знали... Очень хотелось бы восстановить историческое название пика, если это ещё возможно.

Вероятно, та самая "угольная гора" (пик Нины Азаровой, теперь пик Оптимист, или пик Сакукан):

В День шахтёра 24.08.1949 г. Нина поспешила спуститься к друзьям, к палаткам на Сакукане, но поскользнулась на заснеженном склоне и упала на скалы. Хотела сократить путь напрямик, а не по серпантинным оленьим тропам. Спросите, почему её похоронили на правом берегу Сакукана? Потому что могила должна была быть видна с дороги, её могила – это памятник советскому героизму, пусть видят все. Там же, возле могилы Нины Азаровой находится и могила ефрейтора Петлеваного, как гласит надпись, «погибшего на боевом посту от злодейской руки». Сейчас эти могилы уже не видно с дороги, т. к. дорога со временем заросла, лес их скрыл. Ориентир – поворот дороги недалеко от разрушенного Сакуканского моста, от поворота надо идти прямо в лес в сторону от реки, около 20-30 м.

Читая многие источники в интернете, я находила другую информацию о гибели Нины — что она погибла на перевале Связка во время альпинистских работ. Но именно свидетель, который был с ней в тот день, рассказал, что она подскользнулась и упала на заснеженном склоне на ригеле реки Шаньго. Случайно погибла... А в то время такие случайности были не в моде. Гибель надо было героизировать. Нина, конечно, герой, хотя бы только потому, что работала на вершине одна...

Мы тогда с девчонками (Катя, Лена, Оксана и я) терялись в догадках: зачем нужны были бараки на Шаньго? Вот ведь Мраморное ущелье уже совсем рядом, почему, не доезжая до него совсем немного, строят ещё одну «деревню»? Теперь понятно, что тут был угольный рудник. Вдоль всей дороги через Среднесакуканскую морену мы тоже встречали останки землянок, шурфы, инструменты, разрушенные со временем бревенчатые клади на ручьях. И вообще, как выяснилось, тут не один Ключ Мраморный был, а 10 лагерей, объединённых одним Ермаковским рудоуправлением!

БЫСТРЕЙ И БОЛЬШЕ!

Когда в моей команде по Кодару появился Саша Баринов (точнее – Александр Вениаминович, директор СЮТура г. Сарова), он подарил мне первое издание книги Анатолия Снегура «Ключ Мраморный», написанную первоначально в Сарове, а потом переизданную в Чите. Теперь книга уже неоднократно переиздана, дополнена, третье её издание можно найти здесь.

В 2006 году удалось побольше походить, обошли всё ущелье, снимали практически всё, что увидели. Чтобы понять всю трагедию развернувшихся тут событий, обратимся к истории.

«Август 1945 г. Два атомных удара по Японии. США демонстрируют, прежде всего, Советскому Союзу, свои ядерные достижения. В январе 1949 г. у комитета США было уже четыре плана таких ударов по нашей стране. Последний из них предусматривал применение 133 ядерных авиабомб по 70 городам. А у СССР ещё нет ни одного подобного заряда. Для Сталина это было непереносимо. Разворачивается беспримерная военная гонка. Требуется уран в небывалых количествах. На изготовление первых 100 бомб нужно 230 тонн металлического урана. Поиски разворачиваются по всей стране, денег на это не жалели» (А. Снегур, Ключ Мраморный, 2010, сокращённо).

Поскольку урановые геологоразведки были засекречены, как и места добычи, уран не называли ураном, а называли свинцом, медью, а также альбитом. У американцев – уран, а у нас – «свинец», «альбит», «медь».

В 1948 г. были проведены аэрорадиометрические исследования в Забайкалье (Кодар, Калар, Удокан). Первым "клюнул" Ключ Мраморный, излучение 3000 гамм выявили с самолёта. Найдено месторождение чёрного минерала — уранинит, и налёты – уранофан, на высоте выше 2000м. Месторождение названо Мраморным.

6.01.1949 г. Л. П. Берия пишет письмо И. В. Сталину об открытии нового месторождения урана в августе 1948-го в горах Кодара:

«Месторождение расположено в труднодоступной гористой местности, на высоте более 3000 м над уровнем моря, в 1350 км севернее г. Читы (по зимнему пути), в 550 км от ближайшей ж/д станции Могоча и в 50 км от ближайшего аэродрома Чара». (А. Снегур, Ключ Мраморный, 2010, сокращённо).

А уже 15.01.1949 г. выходит постановление СМ СССР №172-52сс (совершенно секретно) «Об организации геологоразведочных работ на Ермаковском месторождении свинца».

24.01.1949 – организован Борский ИТЛ. К 1.02.1949 г. приказано закончить минералогические и химическое изучение свинцовой руды. Вот такие невероятные сроки! Стране срочно нужен был уран! За это время необходимо было успеть построить автомобильную дорогу (из Читы!), лесосеки, ЛЭП, аэродром на руднике, перевалочные базы, жилые бараки, подъёмники в шахты, обеспечить ЗиСами, самолётами АН, ЛИ, ЯК, авиабензином, телогрейками, продовольствием, перекинуть рабочую силу из зэков Читы (1700 человек) и Челябинска-40 (557 зэков и 153 охранника), нанять вольнонаёмных: 95 инженерно-технических работников... Из Архангельска до Тикси и далее до Паранского порога на р. Витим – было доставлено 2000 тонн грузов для организации Борского ИТЛ! Кодарская операция была самой дорогой в советской геологоразведке.

Мраморный Ключ был не единственным ИТЛ на Кодаре, это была лишь одна из площадок. Центром Борского ИТЛ – был посёлок Синельга, в 20 км от Чары, у Чарских Песков. Именно там мы с девчонками в 2001 году и начинали наш маршрут, и прошли фактически по тропе первых геологов и зэков... Видели и взлётную полосу аэродрома в песках. ЛП№1 – Гора, ЛП№2 – Мраморный Ключ, ЛП№3 – Сосновый Бор, (Синельга) ЛП№4 – Подсобное хозяйство на Среднем Сакукане (угольный разрез в устье Шаньго и, вероятно, оленье хозяйство). ЛП№5 – Лагерный, Читканда, №6 – Метельный, №7 – Могоча на Транссибе, №8, №9 – Верхний Укокан (Сакукан), №10 – Сюльбан (Хадатканда). Борский ИТЛ действовал от Могочи до Синельги, это 650-километровая трасса, а не только в Мраморном ущелье...

КТО ТАМ РАБОТАЛ

Через Борский ИТЛ за всё время его существования (с 24.01.1949 г. по 03.10.1951 г.) прошли 3735 заключённых, 582 переселенца, 411 немцев, 57 власовцев, 19 ОУНовцев, 130 политзаключённых. Общая численность – ЛП №2 (Ключ Мраморный): 2219 человек, из них инженеры – 83, рабочие – 1541, служащие – 75, не промышленный персонал – 520 (1949 г). Весь Каларский район имел население около 2,5 тыс., из них в Чаре жили 1000. В лагере же проживали и трудились одномоментно 2725 человек (1950 г.), а прошли через этот лагерь намного больше. Вот такая статистика...

Мраморное ущелье шириной 700м, длиной – 1500м, возвышается над долиной реки Сакукан на 600м. По понятным причинам у ЛП №2 Ключа Мраморного не было своего адреса. Писали зэкам на адрес — Почтовый ящик 81, Чита-11, ЛК1-02.

Между тем, по свидетельствам работавших там зэков, в Мраморном Ключе условия были самыми лучшими, несмотря на суровые условия труда. В 1980-е годы, когда началось массовое туристское движение на Кодар, чего только не писали в газетах про этот лагерь. И то, что там повально умирали, замерзали, голодали... Возможно, было и такое, но не часто, в других лагерях было хуже. По архивной статистике в штольне погиб за всё время только один человек (задохнулся от отсутствия вентиляции). Зэки пытались выдать на гора сверх нормы, потому что за это получали премии и уменьшали свой срок.

ЖИВЫЕ СВИДЕТЕЛИ

В книге А. Снегура приводятся рассказы многих свидетелей. Оказывается, есть ещё среди них живущие до сих пор (хотя в газетах 1980-90х писали о том, что зэки умирали, не дожив до окончания срока.

Читинец Василий Иванов, отбывал срок с начала до конца существования лагеря, работал откатчиком, бурильщиком:

"Условия были лучшими, чем в других лагерях. Мы читали свежие газеты, журналы, смотрели еженедельно кино, занимались художественной самодеятельностью... Получали посылки и письма с воли, нам разрешались свидания с родными...Рабочий день был не более 6 часов, но мы сами стремились работать сверх нормы, т.к. получали премии за переработку... В лагере был магазин, всегда было курево, продукты, усиленное 3х-разовое горячее питание, личный заработок, доплаты за высокогорность, северность, выслугу лет... Было медицинское обслуживание... Приоритетными были производственные задачи, а не карательные".

Мне про Мраморный Ключ рассказывал ещё один свидетель, наш земляк, Егоров Владимир Петрович, последние годы жизни живший на заимке возле скальника Крепость, на Олхинском плато. Я не спрашивала — в каком качестве он там находился, наверняка, как геолог Иркутской Сосновгеологии, и скорее всего, после закрытия лагеря, потому что во время работы лагеря он был ещё слишком молод. Но он так подробно рассказывал о Мраморном Ключе, словно сам там побывал. Так вот, его рассказы полностью совпадали с рассказом Василия Ивановича. Единственное, чем отличались рассказы Петровича: было очень холодно. Люди просыпались с примёрзшими к стенам бараков волосами и одеждой, даже осенью и весной, не говоря про зиму. (Что, впрочем, случается с нами в палатке и во время лыжных походов). Петрович тоже говорил, что платили там очень хорошо. И что все зэки старались работать на гора, чтобы уменьшить свой срок. Кстати, политических там почти не было (видимо, в силу секретности объекта), в основном работали уголовники с большими сроками до 15-20 лет. Но среди них были и осуждённые за украденную пшеницу, съеденную чужую овцу, или за растраты государственного имущества, или просто оговорённые безвинно.

Заключённые имели зачёт сокращения сроков заключения в три раза, при условии выполнения нормы на гора на 150%. Это были Сталинские ударные вахты. Были случаи, когда заключённые, напившись крепкого густого чифира, добровольно не выходили на поверхность, пока не "обурят забой". Именно в такой Сталинской вахте и погиб единственный погибший в шахте зэк, задохнулся от пыли и нехватки воздуха.

ПОД ГРИФОМ СС

Кто же открыл самое первое месторождение урана в России — Мраморный Ключ? Официально — геолог Тищенко Фёдор Фёдорович. Именно поэтому его недолгое время называли Фёдоровским месторождением. Потом — Ермаковским (по названию рудоуправления), потом Мраморным — по названию ключа. Засекречено было всё. "Альбит" и "медь" — вместо урана, "Удокан" — вместо Калара, "Укокан" — вместо Сакукана, "Чита" — вместо Чары... Даже на старой генштабовской карте в этих местах имеются умышленные неточности! Когда в походе 2006 года мы увидели такую неточность во время сплава по реке Апсат — у меня мурашки по коже бежали от страха... Потому что мост на карте, у которого мы должны были закончить маршрут, был обозначен на несколько километров выше по течению, а в действительности находился гораздо ниже. И когда, согласно GPS, мы должны были заняться послепоходным антистапелем и поиском машины для выезда из гор, мы ещё гребли и гребли по Апсату, не видя моста, и думая, что сходим с ума, стремительно удаляясь от заветной Чары в якутские бездорожные необитаемые, и дремучие горно-таёжные дебри... ("Дневник командира", 28 августа 2006 г.)

В 1958-59 гг на Кодаре проводились экспедиции геофизика В.С. Преображенского с женой Т.Д. Александровой. Они назвали именем Нины Азаровой ледник в верховьях ручья Медвежьего. Это единственное подтверждение того, что они знали про лагеря, видели их. Но никогда и нигде про них не писали.

ХАДАТКАНДА

В августе 1950 г. "альбит", "асбест" (а в действительности уранонит) был обнаружен и в других местах Кодара. Например, на р. Сюльбан, в устье р. Хадатканда было открыто Лазаревское месторождение — по имени первооткрывателя — геолога Лазаря Салопа). Там тоже до сих пор сохранились остатки Ермаковского Борлага — ОЛП №10. Но это место было слишком удалённым, и оказалось малоперспективным для добычи. Ближайшие населённые пункты — Чара и Неляты — в 100 и 150 км... БАМа тогда ещё не было. "Асбестовое месторождение Хадатканда" — так называли тот лагерь, он был вторым по масштабам. В 2002 году мы с девчонками (Лена, Катя, Оксана и я) были там в походе, собирали хадатканскую морошку и подосиновики, варили обед, (хотя нас предупреждали, что там нельзя есть радиоактивные грибы, но уж очень они были красивые, вкусные...) Примеряли оленьи рога, оставленные на кочевых стоянках эвенков. Здесь до наших дней (мы были в 2002 и 2006 годах, сейчас уже не знаю) сохранилось стойбище прославленной каларской оленеводки Натальи Дмитриевны Даниловой. Кстати, везде, возле мест лагерей, и тогда, и до сих пор в стойбищах живут эвенки — Апсат, Сюльбан, Шаньго, Читканда, Бургай, Ничатка, Эймнах (на Каларе).

На Сюльбане, в ОЛП№10, по свидетельству очевидцев, было самое лучшее обеспечение. Из поднятых рассекреченных архивов: "В день передачи-приёмки на 423 заключённых имелось 914 шапок, 269 полушубков, 1530 бушлатов, 1301 телогрейка, 1268 ватных шаровар, 12 пар кирзовых сапог и 600 пар валенок, 675 кг (!!!) продовольствия на каждого заключённого; в ассортименте 56 наименований, среди которых — мука трёх сортов, крупы 6 сортов, сушёные овощи (картофель, капуста, морковь, лук, свёкла), мясо свежемороженое 4 видов, колбаса 4 видов — 4074 кг, консервы рыбные и мясные общим количеством 85627 банок, рыба солёная и свежемороженая 5 сортов, жиры разных сортов — 11285 кг, масло сливочное — 622 кг, икра — 58,5 кг (!!!) и другое... Каждый вечер заключённым после возвращения со смены выдавали по 100 г спирта, это считалось обязательным на вредном урановом производстве. Вот это да! Не поверить. Но это архивный документ, он не врёт. Как и не врут свидетели, пишущие о том, что именно в "Лазаревское" мечтали попасть заключённые с этапа.

СИНЕЛЬГА

Вместе с тем, в ОЛП№7 (Синельга, или "Семёрка") была совсем другая картина. Лагерь Синельга находился ближе всех других к Чаре, возле Чарских Песков. Там был жилой посёлок с финскими домиками, магазином, гостиницей, клубом, был и аэродром (полоса до сих пор есть, песком засыпана частично), куда из Читы и Челябинска прибывали зэки, продовольствие и обмундирование. Туда из Москвы прилетали и проверяющие Борлаг. Но почему-то именно там заключённые погибали от истощения, от переохлаждений и обморожений, одевались не по сезону, работали без рукавиц и зимней обуви, не имели пунктов обогрева, а жилая площадь на одного заключённого составляла 0,8м... Выходных дней не было. Это приводило к нападениям заключённых на охрану, и к расстрелам заключённых (по документальным сведениям проверки в декабре 1950 г. — 250 заключённых погибли или умерли).

В книге Анатолия Снегура можно прочитать много интересных фактов, написанных живыми свидетелями Борлага, я не буду, конечно, пересказывать книгу. Интересно почитать о судьбах вынужденных переселенцев — волжских немцев, которых тоже туда загнали для работы в Борлаге. Из называли "вольнонаёмными". Некоторые из них, когда Борлаг уже был закрыт, сначала вернулись на родину (кто на Волгу, кто в Донецкую область, кто в Узбекистан), а потом снова уехали жить в Чару, уже насовсем и добровольно... Горы Кодара, суровая и прекрасная природа, простые сибирские характеры — стали их судьбой, и судьбой их потомков (Яков Венцель, Бернгард Диде). Всего в Борлаге числилось 582 спецпереселенца, и 411 из них были немцы... Мужчин — 371, женщин — 17, детей до 16 лет — 22, и один, Эрих, числился "в бегах"... Остальные из 582 — советские военнопленные, попавшие в плен к немцам во время войны 1941-45 гг.

Следующей по численности спецпереселенцев была группа "указников" 1940 и 1947 гг. (осуждённых по указу 1940 г. — несовершеннолетних от 12 лет! за мелкие кражи, хулиганство, хищение общественной собственности, прогулах) — 98 человек.

И ещё среди спецпереселенцев было 57 власовцев и ОУНовцев (украинских националистов).

Все спецпереселенцы имели собственные домики-землянки на территории лагеря, могли жить с семьёй. Но даже после закрытия лагеря далеко не все из них могли выехать из Чарского района, это было требование сверхсекретности Борлага.

АЛЬПИНИСТЫ

Среди работников Мраморного Ключа оказались и совершенно не причастные к ГУЛагу люди — известные советские альпинисты того времени: Я. Аркин, С. Ходакевич, В. Пелевин, А. Багров, И. Лапшенков, В. Зеленов, И. Калашников и Л. Пахарькова. Троим из них по окончании работы БорЛАГа присвоено звание "Заслуженный альпинист СССР". Любови Пахарьковой в Мраморном ущелье земляки из г. Сарова Нижегородской области поставили мемориальную плиту, её можно увидеть на левом склоне напротив первых бараков. Как туда попали альпинисты, в книге А. Снегура описано со слов альпиниста Я. Аркина. Их внезапно вызвали на секретное задание правительства. Задание затянулось на всю жизнь... Альпинисты хранили тайну 30 лет (по подписке), и даже больше, о своих работах в Борлаге только в 90-е стали делиться информацией про Мраморный Ключ. После закрытия Борлага их также, как и з/к, не выпустили домой, в Москву, а отправляли селиться в периферийных районах России... Любовь Пахарькова с мужем И. Калашниковым, например, были отправлены в закрытый Арзамас-16 (нынешний Саров).

РАДИАЦИЯ

По поводу радиации. Видимо, "Комсомольская правда" и "Российская газета" в 80-х нам настолько хорошо внушили о "лагере смерти" в Мраморном ущелье, что когда мы заходили в промзону, нам казалось, что радиация прямо душит нас, даже тошнило. Мы честно верили, что там очень сильная радиация. Конечно, радиация там есть, ведь её уловили даже с самолёта, когда разведывали район. Но не настолько же смертельная, чтобы тошнило и находиться там нельзя. Ведь там же люди жили, работали, не один день, не один год, и многие из них до сих пор живы, как выяснилось, даже спустя 70 лет. Так что, говорить о каких-то смертельных дозах радиоактивного излучения, и о том, что там нельзя собирать грибы и ягоды — нет никаких оснований. Радиация есть, но не в долине Мраморного, а высоко в штольнях и на склонах вершин.

За 2 года работы Мраморного Ключа было добыто очень мало — 160 тонн "свинца" при среднем содержании металла 0,002-0,003%, это крохи для атомной промышленности. Получается, что это одна сотая чистого урана для загрузки атомного реактора. (Точные цифры везде расходятся). Но это был первый промышленный Российский Уран с первого Российского уранового месторождения.

Инженерно-технических работников в октябре 1951 года перераспределили в Кривой Рог, Киргизию и на Кавказ (г. Бештау), в другие предприятия Главка, поэтому работать на Кодаре было некому. Но это не значит, что на Кодаре закончился уран... Просто в то время нужно было его много, срочно и сразу в одном более богатом месторождении.

АТОМНАЯ БОМБА

Ровно в семь утра 29.08.1949 — произошёл взрыв первой атомной бомбы СССР... Первая советская атомная бомба получила индекс РДС-1 (Реактивный двигатель специальный). Мощность атомной бомбы в СССР составила 22 килотонны. Взрыв произошёл на первом и самом крупном Семипалатинском испытательном полигоне. А планировался, как пишется в книге А. Снегура, в Читинской области, на Шерловой горе. Но что-то остановило в последний момент правительство СССР. Передислоцировались. Уран для взрыва был собран не только на Кодаре, но частичка Кодарского Урана там тоже была.

Вот так, враз, очень быстро, были организованы на Читинском севере Ермаковское рудоуправление и Борский ИТЛ, а так же враз, одномоментно, исчезли, оставив после себя следы того тревожного времени в виде дорог, мостов, бараков, штолен, и геологических урановых троп, которые и по сей день не зарастают. Как и судьбы...

03.10.1951 года Борлаг был закрыт.