|
|
День первый Утро понедельника. Спать хочется ужасно. Тем более, что мы с папой рюкзаки собирали с вечера. Их было два. Плюс еще продукты, которые предназначены для третьего камикадзе. Главное — не забыть их. Так вот. Утро. Спать. Хочется. Но не тут то было – рюкзаки-то собирали – так что барбос в курсе, что намечается длительное гуляние. И ему спать не хочется, а хочется прыгать, бегать, и всем мешать. Ладно. Уговорил. Ползем к электричке. Садимся. Едем. На Кае подсаживается Игорь. Такой же сонный. Собака успокоенная, что все таки едем, все три часа до Слюдянки спокойно отсыпается. Пес Байкал: «Началось все с того, что эти ненормальные весь вечер суетились, бегали с рюкзаками по квартире, таскали всякие штуки и гремели посудой.. Главное, чтобы миску мою не забыли, они такие – вполне могут забыть. Стоило мне растянутся вдоль шкафа, как они тут же набежали с криками «Байкал, убери лапы, Байкал, убери лапы, кому говорят!» Ну мне говорят, и что.. Спал плохо, снились наглые бурундуки. Утром носился по квартире, думал, что натру на лапах мозоли, пока они соберутся. Тащил их волоком к электричке, а то опоздаем. Знакомый последний вагон. Уф, ну вот теперь и поспать можно. Все, я поспал. Можно выходить… Как на следующей станции?! Меня и эта устраивает, вон, хозяйка, я дерево подходящее вижу… Ну, хозяйка!! Все. Закрылись двери. Теперь терпеть придется… » Итого нас трое, не считая собаки. Я, отец, и Игорь. На виадуке в Слюдянке самоопределяюсь как Рюкзак с ножками. Погода располагает к созерцанию красот природы. Бодренько добегаем до 7 или 8 переправы и обедаем.
Байкаша регулярно исчезает – остужает лапы в речке, пьет, задирает конечности на деревья, словом счастлив по самые уши. За обедом снимаем с собаки первого клеща. На Горелой грустно – пришли тучи. Подниматься будет легче, но достаем плащи. На Казачке их быстро снимаем, потому как в них идти жарко, а то что накапает, не страшно – высохнет. Главное – рюкзаки укрыть. Где-то, относительно параллельно с нами, существует группа школьников. На Казачке нас догоняет их авангард, но вскоре мы снова их теряем. Красота, тишина. Ползем. Солнца нет, но очень душно. Все парит. Глина под ногами разъезжается…
К вечеру выходим в долину Подкомарной, по дороге тихо молюсь, чтоб любимая стоянка была пуста и чиста. Не знаю, кто меня услышал, но так оно и оказалось. Радости моей не было предела, тем более, что без рюкзака бегалось легко и беззаботно. Шустренько ставим палатку, разводим костер, и как-то очень быстро в котелке закипела вода. Еще немного и ужин готов. К тому же я сбегала и нарвала толстой и красивой черемши, что растет вдоль тропы на болоте. А после был процесс расколбаса, валяния кверху лапами и задумчивого созерцания Саян в последних лучах солнца… Красота, жизнь прекрасна, никто нигде не вопит, даже бурундуки относительно непуганые. Или.. или просто наглые. День второй.
А вокруг — волшебная долина — то кедровый лес, то заросли ивы, то сад камней. И все это под звон ручьев, ручейков, тоненьких струек бриллиантовой воды. И цветы – всюду цветы. Райский сад. И небо – небо радостное, лениво голубое. Такое бескрайнее и безмятежное.
Как то незаметно подкрались к Чертовым воротам и озеру на перевале. Болотистый южный берег не подпустил нас к воде, посидели немного, полюбовались спуском к Утулику. Особенно грустил Байкаша – вот он – спуск, а эти хозяева опять полезут в гору. Папа отмечает первую точку на GPS, говоря что «это конечно понты, но не зря же мы его тащим». Кстати – теперь мы стоим на хребте, по которому будем идти целый день. Пупырь за пупырем. Завтрак был совсем недавно, поэтому посидели просто и поползли вверх. С перевала мне казалось – что тут подняться – так легко и просто – идем по тропинке, а она виляет серпантином – я слегка удивляюсь зачем. Подъем становится круче. И вот я уже начинаю ощущать как ножки заныли – ага- это после вчерашнего, просто они только сейчас опомнились. Иногда придерживаюсь руками за склон, чему способствует рюкзак за спиной, норовящий опрокинуть меня на спину.
Расстояние между очередными двумя пупырями кажется незначительным, и так каждый раз. И каждый раз я удивляюсь, когда идти оказывается довольно долго. А кажется шаг – и там. Это воздух – такой чистый и прозрачный!
Так же как и началась – вся непогода внезапно кончилась и засияло солнце.
Идем, идем, идем. Под ногами цветочки какие-то беленькие, похожи на ромашки. Справа бескрайние дали, слева бескрайние дали. Позади пупырь, впереди пупырь. Я уже как-то притомилась и ползу довольно лениво. Байкал переживает, что я отстала и постоянное возращается меня проверять. Тыкается носом в коленку и снова убегает вперед. Залезла на очередную вершинку. Вид изумителен, далеко внизу мелькает белым хвостом Байкаша, недалеко друг от друга идут папа и Игорь. С тоской думаю, что желательно их догнать до очередного подъема. Решительно тороплюсь вниз по курумнику. Какие то камни неустойчивые. Сбавляю скорость, но по прежнему очень хочу их догнать. Оп-па! Неудачный шаг и камень под ногой поехал – неловко падаю бедром на каменюгу. Больно. Вскакиваю и потирая ушибленную ногу ковыляю за ними. Эх, а будь в брюках я, то ударилась бы так же, но не поцарапалась. Ладошку тоже саднит, морщусь и проходя мимо снежника пытаюсь ее помыть мокрым снегом. Собственно – это не снег – это слепленные мокрые льдинки – которые еще больше царапаются. Мои спутники уже на половине подъема. Смотрю им вслед. Нет никакого желания снова идти вверх, но ничего тут не поделаешь. 33 пупыря. И этот какой то особенно крутой и длинный. Впрочем он и по карте крутой – горизонтали почти сливаются. Лезу, лезу. Да когда же он уже кончится! Рюкзак мой, полегчавший на целую шоколадку в обед, к вечеру стал весить в два раза тяжелее, чем утром.
Озеро расположено на самом перевале, рядом через горку – еще одно. На нем стоит Камкинское зимовье. Решаем ночевать на озере – но вот на каком непонятно. Солнышко еще не село, но слегка спряталось за полупрозрачными тучками и облаками, свет мягкий рассеянный. Вокруг тихо и душно. Осталось совсем немного – свалить вниз, траверсом пройти очередной склон и выйти к озеру. Вот оно – рукой подать. Как-то совсем расслабляюсь, что почти пришли, и скорость передвижения подает катастрофически. Папа это замечает, и остается со мной, а Игорь легко убегает далеко вперед. О чем то неспешно переговариваясь спустились. Идем вдоль склона, без набора высоты, и натыкаемся на «тундровый лес» – кустарник чуть ниже моего роста. Я и барбос легко просачиваемся сквозь заросли, а вот большому папе приходится тяжелее – ветки постоянно цепляются за него и рюкзак и заметно его задерживают. Ползу, ползу – какие-то кочки – и вдруг выползаю на берег озера.
Барбоса вообще не видно – осчастливленный таким неисчерпаемыми запасами воды, убежал обследовать окрестности на предмет наглых бурундуков, которых надо отогнать подальше от нас и наших вкусных рюкзаков. Мы с папой переглянулись и пошли вдоль берега искать место под стоянку. Не было даже речи о том, чтобы идти на второе озеро – здесь очень хорошо. И сил нет. Стоянка отыскалась довольно быстро – причем такая уютная и замечательная, что мы просто обалдели. Зеленая лужайка, обрамленная по краям красивыми экебанами из камней, золотистого рододендрона и кедров. Посередине соорудили каменный очаг и каменный стол, а палатку поставили на ровной площадке под прикрытием здоровенного камня.
Допили чай, и пошли спать. Залажу в тамбур – посредине Байкалка спит. Жопка на моем рюкзаке, морда на папиных ботинках. Переползаю через собаку и устраиваюсь во внутренней палатке. Не успели устроиться – загрохотало и засверкало так, что Байкал в тамбуре заскулил. Я бы его внутрь взяла – он там один и боится грозы, но Игорь категорически против – у него аллергия. Расстегиваю вход, сажусь рядом и обнимаю пса. Игорь устраивается в противоположном углу и накрывается спальником, предупредив меня, что если он будет чихать – то виновата я. Через час понимаем, что никто не спит – в палатке светло как днем – молнии сверкают непрерывно, и грохот невообразимый. По палатке бьют струи дождя и ветер рвет оттяжки. Хорошо, что мы за камнем. Байкал давно уже перестал на все реагировать и обреченно свернулся калачиком на моем рюкзаке. Гром постепенно становится тише, реже и под убаюкивающий стук капель отключаюсь. День третий Утром ласковое приветливое солнышко пригрело палатку – и все шустро из нее выползли. Умываться, завтракать и обсуждать планы на день. Байкаша куда то исчез еще раньше, но стоило мне высунуть нос из тамбура на улицу – как меня тут же встретила его улыбающаяся мордаха. Виляет хвостом и вообще радуется. Через полчаса по метанию собаки понимаем – он думает, что мы повернем обратно в сторону дома. Пес время от времени бежит на обратную тропу и ждет, что мы тоже пойдем за ним. Когда мы, собравшись, выдвинулись в сторону следующего пупыря, на морде собаки отразилось такое уныние и разочарование, что нам даже стало как-то неловко. Я сразу осознала, сколько страданий ему доставляет эта затянувшаяся прогулка.
До высоты 2072 мы неспешно гуляем, зная, что на сегодня ничего больше не запланировано, а до заветной «2072» рукой подать. Неторопливо рассматриваем окрестные пупыри и пупырышки. Тропа какое то время идет по курумнику, камни живые и я, помня вчерашний эпизод, двигаюсь очень осторожно. Пересекаем каменную осыпь и оказываемся на цветущих альпийских лугах. Слева открывается вид на чудесную «вертолетную площадку», а впереди высится треугольной пирамидой искомый пупырь, по краю которого лежит снежный язык. Путь к пирамидке проходит через просторное плато. Издалека «Рассоха другая» кажется то высокой, то маленькой, и так все время – совершенно непонятен ее истинный размер. И только когда мы подошли вплотную – она оказалось именно такой, какой бы я хотела ее видеть.
С удивлением обнаружили мы, что эта чудесная пирамида из вулканических пород: туфа, пемзы. По поверхности распластались ковром заросли сахан-дали, усыпанной розовыми соцветиями.
Обратный путь не занял много времени, разве что я не смогла отказать себе в удовольствии покататься со снежного языка, тем более, что он не длинный, и опасность «до низа доедут только уши» мне не грозила. Несмотря на прошедший ночью дождь, опять очень душно и тяжело. Жара стоит такая, что мы буквально плавимся и растекаемся.
Спускаюсь к берегу озера, и найдя удобный камень недалеко от сливного водопадика, принимаюсь стирать носки. Попутно предаюсь размышлениям, какого лешего собственно мне пришло в голову взять с собой в поход белые носки. Они же не отстирываются никак. Борюсь с носками и понимаю, что вода все еще очень теплая и ласковая. Захожу в вожу по плоскому камню. Поплавать не решаюсь – так возле берега плескаюсь. Так бы и провела там весь день, если бы не камни посыпавшиеся за моей спиной с противоположного берега. Представив себе стаи огромных голодных медведей, пулей вылетаю из воды. Добежав до стоянки обнаруживаю мирно посапывающих отдыхающих. Собака, задрав лапы на кедр, мирно храпит. Никто ничего, разумеется, не слышал. Папа принимает мудрое решение сходить за дровами на вечер. А то вот уже у дочи глюки от безделья. Под вечер стало полегче, жара спала и мы принимаемся за ужин, заодно проводим ревизию продуктовых запасов. Совсем не хочется тащить с собой обратно тяжелое. Тем более представив, что завтра будет такой же жаркий тяжелый день. Ох.. Устраиваем себе роскошный ужин, долго пьем чай с конфетками и пряниками. Наконец, решив, что завтра встаем пораньше, топаем спать. Устраиваюсь в спальнике и тут до меня доходит, что у меня болит обожженая солнцем кожа но ногах – чувствуется, что я не загорела, а сгорела. А мое купание все только усугубило. Вода, как линза – собрала на меня все солнышко. Ох. Мажусь кремом «Спасатель» (пахнет не ахти как, но что делать) и спать. Посреди ночи нас будит страшная гроза, палатку складывает шквальным ветром, и это несмотря на то, что мы стоим за большим камнем, при этом верхняя палатка касается внутренней, и там начинает течь вода. Понимаем, что оторвало оттяжки и папа идет их восстанавливать. В тамбуре свернулся калачиком насмерть перепуганный пес и тихо скулит. Я тоже начинаю по-тихоньку скулить, когда понимаю, что кожа у меня на ногах, и почему то на плечах болит. Ой-ой-ой, думаю я, как же я завтра пойду, да еще и рюкзак понесу. Молнии освещают внутреннее пространство палатки – видно, что часть ткани внутренней палатки промокла и с нее начало капать – Игорь спешно убирает оттуда вещи. Вытираем воду, вроде больше не капает – это папа закрепил оттяжки. Он возвращается в палатку, в тамбуре скидывает мокрую куртку. Снаружи тропический хамар-дабанский ливень. Мельком выглядываю в тамбур – собака устроила себе лежбище на рюкзаке, и вокруг чего-то так много всего: ботинки, котелки, дрова – а ближе к тому краю, где камень – большой продуктовый пакет. Ближе к четырем утра гроза утихла и под мерный шум дождя засыпаем. День четвертый Эгегей! Все, у меня закончилось терпение пережидать и пересыпать дождь! Давно уже утро, а он все идет и идет. Сейчас я всем покажу пример мужества и отваги! Решительно расстегиваю замок, и тихо и скромно плюхаюсь обратно – весь тамбур залит водой – на единственной высокой и потому сухой кочке собака разместила свою бесценную попу, кончик хвоста, лапы и даже морда лежат в воде. Волны лениво плещутся у самых собачьих ноздрей, а взгляд ее упирается прямо в меня. И это такой выразительный. Выразительный взгляд! Вокруг плавают всякие нужные и полезные вещи. Вот и кружечка моя продрейфовала мимо… Сложенные с краю когда-то сухие сучья благополучно утонули, равно как и все ботинки… - Аня, что ты там копаешься? – интересуется папа из-за спины. - Глубину промеряю. -?! Папа высовывается рядом и взгляд барбоса утыкается в хозяина. Морда при этом по-прежнему лежит в воде. Папа созерцает масштабы бедствия и говорит собаке что-то ободряющее. Решаем еще полчасика подождать, может быть наводнение закончится. Сидим, грустим – собака из тамбура сверлит нас взглядом, но вставать отказывается. Одевая носки, обнаруживаю на ступне порез – это видимо я вчера то ли когда купалась, то ли когда бежала от вымышленных стай голодных медведей. Эх. Совсем как то мне становится грустно. Впереди два дня пути. Порез не очень длинный, но довольно глубокий. Заклеиваю его пластырем.
Как-то неожиданно дождь стихает. А потом и вовсе заканчивается. Правда, похоже не надолго. Поэтому мы экстренно вылазим из палатки, хлюпая ногами по воде – вся наша лужайка оказалась глубоким блюдцем, которое доверху наполнилось водой. Над костровищем высота воды – сантиметров двадцать, двадцать пять. Наш каменный столик превратился в островок посреди высокогорного хамар-дабанского «окияна». И только палатке, поставленной на краю «блюдца» повезло – спальная часть оказалась выше уровня воды. А вот тамбуру не повезло. Потихоньку вся вода куда-то ушла, и решено готовить завтрак. Лезу в тамбур за пакетом с продуктами. И понимаю, что случилось. Да — это уже серьезно. Наши продовольственные запасы наводнение уничтожило. Выжили консервы и шоколадка. Все крупы превратились в кашку-размазню, макароны – в упакованное в пачки тесто. Выжил сахар – насыпанный в пластиковую бутылку. Итого по плану в следующие два дня у нас должно быть два завтрака, два обеда, и один ужин – но все это у нас одна банка тушенки, две банки сайры и шоколадка. На троих плюс собака. Собака у нас не охотничья, надеяться, что она себя прокормит и нам чего подкинет не приходится. Нечаянно нашелся початый пакет галет. Он был в самой палатке, и потому выжил. Готовим завтрак из распухшего риса и сайры. Причем рис в котелке решил пухнуть дальше – завалил костер белыми комками псевдоснега. Изначально это должна была быть уха. А получилась каша рисовая с рыбой. Ладно, некогда капризничать – быстро поели и вперед. Заодно сообщили собаке, что это до завтрашнего вечера она на диете. Собака, к тому времени выползшая из тамбура палатки и понуро нарезающая круги вокруг нас отнеслась к этому философски, типа чего от нас еще можно было ожидать. Утащили далеко от дома, заставили скакать по камням, то жара, то мухи нос грызут, то спать приходится в воде, и потом которую уже ночь грозы. Теперь еще и голодать придется. Торопливо, пока дождь не начался, собираем рюкзаки, причем я вдруг осознаю, что необходимо оставить на следующую ночевку сухой комплект термобелья, а брюки одеть невозможно – больно обожженные ноги. В результате решаю остаться в футболке и шортах, а сверху плащ. С севера на перевал и озеро вползает большое серое мокрое облако. Все. Пора в обратный путь. Байкал, поняв, что мы идем обратно – заметно повеселел и бодро помахивая хвостом.. исчез. В этом самом облаке. За ним исчез Игорь. Потом я. А потом папа. А стоянка осталась. И вкусные сладкие сухарики к чаю тоже остались там. В виде размокшей массы. Поначалу довольно бодро движемся. Я притерпелась к ощущению мокрого холодного плаща по ногам. Даже приятно поначалу было. И без того мокрые ботинки успешно собирают на себе всю воду, плащ тоже помогает – собирает все с кустов и препроваживает вниз, в те же ботинки. Рюкзак давит на плечи, но в целом не так уж плохо. Только как-то холодать начинает. Ветер такой промозглый и ледяной. Иду, иду, иду. Шаг за шагом. Мокрые скользкие камни под ногами, потом мокрая скользкая трава, потом очередная плоскотина и тундра. Ох! А тундра то мокрая. То есть водяная. Тундровое болото, прямо скажем. Наступаешь в мох – и нога проваливается по щиколотку в воду. Я сначала не могу поверить – ну, вода, она же должна куда то утекать. А эта – стоит. Из нее торчат веточки карликовой березы, мшистые кочки, что-то еще. И самое гадкое — она ледяная. Мы идем в дождевом облаке с ветром. То есть не туман, не просто морось – а дождь со всех сторон. Причем сильный. Я уже вся насквозь мокрая, не смотря на плащ. По-моему, он теперь только от ветра закрывает. Мокро. Холодно. Капюшон сползает на глаза, а мне даже руку поднять не хочется, чтобы его поправить. Машинально иду след в след за папой. Поначалу я пела, потом читала стихи по памяти. Потом просто мечтала о чем-нибудь теплом. О том, что мы дойдем обязательно до теплых и сухих мест. Потом я ни о чем не думала вообще. Очень-очень холодно. Чуть-чуть отстаю, когда понимаю, что начинаю проваливаться в воду почти по колено и пытаюсь найти обходной путь. Поднимаю глаза и вижу, что папа с Игорем о чем-то спорят. Оказывается, в этом облаке мы потеряли направление. То есть шли либо от тура к туру, либо выбирая максимальную высоту, чтобы не сбиться и не уйти с хребта в сторону. Но тут такое хитрое место. Основной гребень идет с понижением, а боковой отрог – с набором высоты. Или это не то место? Разглядываем карту, пытаясь определить наше месторасположение. Я стою рядом и думаю, что мне тоже нужно включиться в разговор, но почему-то просто стою и ничего не делаю. Отец говорит, что по-хорошему надо просто вставать с палаткой и ждать пока не разъяснит, иначе велик шанс свалиться в долину и заблудиться. И потом две недели выкарабкиваться. А у нас продуктов даже на этот день толком нет. Вдруг папа вспоминает, что он отбивал на GPS несколько точек. Не очень часто, но все-таки. Достает приборчик – а у того сели батарейки. Странно. Но.. делать нечего. Тут вспоминаем, что в моем рюкзаке есть запасные. Папа просит достать, я ухожу в недра плаща, из которого получается этакая привиденческая палатка и долго-долго там вожусь с рюкзаком. Папа кричит мне, что очень холодно стоять и надо быстрее. Но я не могу открыть фастекс-защелку, руки замерзли так, что пальцы не гнуться совсем, и мне не хватает сил ее расстегнуть. Я только потом поняла, что было так холодно, что пластик тоже замерз и плохо гнулся. Наконец я с ней справляюсь. Нахожу упаковку батареек и отдаю их папе. Определяемся с текущим местоположением и ближайшей отбитой точкой. Теперь ясно куда идти. Пройдя еще некоторое время оказываемся на краю обрыва. Это та самая каменная стенка, на которую мы тогда по краю залезли. Теперь нам надо вниз, но проход не отыскивается. Наконец нашли что-то типа тропинки, только в самом начале нужно прыгать. И тут Байкал заартачился – он вообще не любит прыгать, если потом тропа круто уходит вниз. Собака убегает куда то в сторону. Дождь, ветер, пытаемся отловить и уговорить пса спуститься. В конце концов, я спускаюсь первая, надеясь, что он пойдет за мной. Иногда этот фокус срабатывает. Но собака стоит на краю, скулит, приседает на лапы и не решается прыгнуть. Папа говорит, чтобы я не волновалась – Байкал найдет себе подходящий путь и сам к нам придет. Но вместо того, чтобы убежать и найдя себе дорогу, спуститься и ждать нас внизу, как мы того от него ожидали, пес упорно стоит и скулит. Положение спасает Игорь. Он перехватывает пса поперек тушки и как барана тащит вниз, как он умудрился это сделать, я до сих пор не понимаю. Во-первых, потому что собака всегда упирается, когда его так берут, во вторых, я там спускалась держась за скалу руками – прыгать высоко. Как слез Игорь с собакой и рюкзаком там – непонятно. Но тем не менее. Настоящий герой дня. Доходим до того места, где обедали раньше и решаем сделать привал. На обед ничего нет, только шоколадка и возможно чай. Папа оптимистично говорит, что «стланик кедровый тем хорош, что горит даже мокрый». То ли стланик был не тот, то ли фокусник, но ничего гореть не желало. А так хотелось хоть об кружку погреться. Пятнадцать минут безуспешных попыток развести костер под проливным дождем с ветром закончились ничем, и сгрызя по дольке шоколада, мы решаем идти вперед. Тропы как таковой нет, и идем просто по тому самому тундровому болоту. Идем при нулевой видимости. Нет никакой разницы – в горах мы или посреди чукотской тундры. Ноги мокрые насквозь и ботинки тяжеленные-тяжеленные. Ближе к Чертовым воротам появляется тропа и не просто тропа – а твердая, без воды! При этом ветром начало разгонять тучи и стало гораздо светлее и теплее. Останавливаемся, разводим костер и кипятим чай. Жить сразу становится радостнее. Сквозь туман и облака начинают просвечивать знакомые пейзажи. Даже собака приободрилась и перестала печально плестись хвостом за хозяином. Ближе к вечеру выходим к Чертовым воротам, и такое ощущение, что вернулись домой. Такое все знакомое и близкое. И кажется, что еще чуть-чуть и..Тропа от Чертовых превратилась в маленькую речку. Но мы равнодушно и так уже привычно топаем прямо по воде.
При мысли, что надо ставить абсолютно мокрую палатку и спать в ней, мне становится грустно. Но и мои товарищи того же мнения. Вариант есть – рядом зимовье Кяхта. Папа сокрушается, что летом, при наличии палатки спать в чужом зимовье – не правильно. Но учитывая, что мы сами промокли, палатка мокрая, и ужина нормального не будет, решаем, что лучше уж зимовье. Если конечно оно пустое. Кяхта оказалась пустой и – крошечной. Я ее первый раз видела – маленький домик с верандочкой. Игорь говорит, что будет спать на веранде на свежем воздухе, внутри все равно места нет. Собака непринужденно устраивается рядом с ним. А мы с папой пытаемся разместиться внутри. День пятый Ночью просыпаюсь от того, что чихаю, слезы и сопли в три ручья. Ужас, одним словом. Папа сонно говорит, что я простыла и заболела, ничего страшного. И спит дальше. Я в панике – у меня ощущение, что в глаза насыпали песку. Папа опять просыпается и сонным и радостным голосом сообщает, что я не простыла – это у меня страшная аллергия. Итак, в пять утра я выползаю на свежий воздух. Собака смотрит на меня несколько укоризненно, что я мол тут вылезла и ее разбудила и с места не двигается. Ползу за зимуху к ручью – пытаюсь промыть глаза. Возвращаюсь обратно и от нечего делать нарезаю круги вокруг зимухи. Теперь уже и Игорь проснулся и смотрит на меня так же почти укоризненно, как и пес. Потом все успокаиваются и засыпают, а я сижу на пенечке возле костра и кутаюсь в куртку. Рассвет. Кипячу котелок на чай. Стало полегче. Глаза перестало резать. Прошел насморк и слезы. Я почти в норме. Утром, съели последнюю банку сайры, остатки галет и выпили следкого чаю. С удовольствием оглядываем голубое в розовых облачках небо и выдвигаемся в сторону метеостанции. Идется легко. Пес еще более радостный, потому как тут ему все знакомо давно, носится кругами. Проходим метеостанцию, взяв пса на поводок. Барбос, конечно, в недоумении косится на нас. За метеостанцией нас атакуют цокающие бурундуки. Спускаем пса с поводка, потому что в стремлении отогнать претендентов на крошки от галет, он чуть меня не уронил, резко дернув поводок из рук. Негодующе вопя бурундуки разбегаются в разные стороны. Я несколько разочарована, мне почему то казалось, что после двух дней диеты песик отнесется к полосатым личинкам медведя с большим гастрономическим интересом. А барбос гордо бежит по опустевшей тропинке. Ну и ладно. Поскольку на обед ничего нет, то и обеденного привала тоже нет. Бодро и легко шагаем по дороге. Пятница, нам начинают втречаться заходящие группы туристов. Легким пружинящим шагом проходим мимо них с суровыми лицами НАСТОЯЩИХ путешественников, которым море по колено и горы по плечу. В прямом и переносном смыслах. Байкал особенно заинтересован в тех группах, которые обедают. Превентивно гавкнув издалека, он бежит к ним, радостно помахивая хвостом. От некоторых ему даже достаются бутербродик или кусочек колбаски, предложенную конфету он тоже с аппетитом схрумкал, чем вызвал бурю восторгов. Не отвлекаясь на мостики все нижние броды переходим по воде. После последнего, перед самой Слюдянкой одеваю наконец-то брюки. И все равно что-то в наших лицах или виде заставляет людей оборачиваться нам вслед. Идем по Слюдянке — и я понимаю, что я отвыкла ходить по асфальту – он жесткий под ногами. Идти неприятно. Немножко дикими глазами смотрю на машины, ЛЭП, толпы народа.
Доходим до вокзала, покупаем билеты и еду. Никогда еще в Слюдянке не пекли таких вкусных пирожков и не коптили такую ароматную сочную рыбу. Ах!! Пса тоже не забыли покормить. Электричка долгое время шла пустая, потом в вагон начали подсаживаться. За окном мелькают знакомые перроны. Убаюкиваюсь и засыпаю. На Мельниково меня будит папа, наша остановка следующая. Из под сидения сонно выползает Байкал. Встаю, чтобы идти к выходу и чуть не падаю. На ту ногу, на которой порез, невозможно ступить. Боль ужасная. Прихрамывая и держась за все подряд добирась до выхода. На станции буквально падаю на скамейку и снимаю ботинок. Да я уже и забыла, что порезалась. Я преспокойно два дня шла с этим порезом. Снимаю пластырь. Порез как порез, не воспаленный, ничего. Но больно очень. До дома от станции четыре минуты, но этот путь показался мне самым длинным, на следующий день порез перестал болеть, как будто его вообще не было. Потом были другие походы, были и дольше и тяжелее, были и легче и короче. Но именно этот с его грозами, ливнями, градом и теплым озером на перевале, с золотыми полями рододендрона, с цветущей саган-далей на туфе, до сих пор самый волшебный.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||