|
|
Прямо от железной дороги поднимаемся вверх, на Олхинское плато. Надеваем лыжи — и вперёд по лыжне марафонской трассы БАМ (Большой альпинистский марафон)! Утренний морозец вышибает слезу из глаз, но зато скольжение отличное, как по маслу. Лыжня петляет по ельничку, снеговые шапки с еловых лап падают на головы. Держи дистанцию! Сначала всё вверх и вверх, потом — по широкой, накатанной под коньковый ход, лыжной "дороге". Спуски, подъёмы, внезапные повороты в лесной чаще, и опять вылетаешь на лыжный "проспект". Не успеваем следить за ниткой пути (кто-то там впереди ведёт, он знает — куда). Только оглянешься изредка: — Все здесь? — Все, все! Не тормози! — Держи дистанцию! Раскрасневшиеся, разгорячённые на подъёме, начинаем постепенно раздеваться. Жарко стало! Сначала рукавицы, потом шапка, дальше в рюкзак отправляется куртка, а за ней толстовка и штаны… И вот уже полураздетые лыжники летят по тайге в майках и подштанниках. Только бы не упасть! Упадёшь — снег обожжёт и оцарапает, добавит адреналина в кровь. — Сто-о-оп! Одева-а-аемся!!! — Что-о-о? Зачем? Жа-а-арко! — Спу-у-уск впереди! Большой серпанти-и-ин! Замёрзнем! Оделись опять. Перед спуском рассеиваемся друг от друга метров на пятьдесят. Это чтобы не столкнуться при падении, успеть отползти от лыжни в сторону. Повороты скрывают впереди и позади бегущих (точнее — летящих) лыжников. На какое-то время начинает казаться, что ты совершенно один на этой горе. Летишь вниз, захлёбываясь ветром и поднятым первыми лыжниками снегом. Снег искрится на солнце, витает алмазной крошкой в воздухе. Щурюсь, как от песка. Красиво! А смотреть — больно, да и некогда. Очки сняла, потому что их залепляет снегом. Ой-ой-ой! Кажется, не впишусь в поворот! Вжимаешь голову в плечи, приседаешь пониже, чтоб не так больно падать, отрываешься от земли, и… сердце на миг остановилось, дыхание замерло, а колени стали бетонными от напряжения. У-у-уф! Устояла! Руки с силой надавливают на палки сбоку, чтобы притормозить. Шлейф искрящегося на солнце снега взмывает дугой на повороте. Не успеешь вздохнуть — поворот в другую сторону! А-а-а-ах! Кажется, не впишусь в поворот! И опять то же, но в другую сторону. И так много раз! Лечу, пищу, и некогда даже подумать: а где же все?! Неужели те, кто впереди, ни разу ещё не упали, раз я до сих пор их не догнала? Круто спускаются ребята. Но и задних тоже не слышно! Наверное, все попадали, раз не догоняют… Я тут, поди, одна веселюсь… А может, я вообще не туда залетела, и совсем не на той дорожке катаюсь? Может, не заметила, как свернула на другую лыжню? Затормозить не рискую (а вдруг там, сзади, кто-то есть), так и несусь с хребта вниз. Замерза-а-а-ю! Лицо покалывает, руки задеревенели, а спуск всё не кончается. Хорошо, что куртку и шапку перед серпантином на себя надела, а ведь не хотела. В одежде, кстати, и падать будет мягче. Серпантины всё круче и чаще, и вот я уже в воздухе нахожусь больше, чем на поверхности земли… Захлёбываюсь ветром, снегом и восторгом! Может, уже пора заехать в сугроб и оглядеться? Ну уж нет, сломаю весь кайф. А ведь из сугроба ещё можно и не вылезти самой. Теперь — только вниз, а там разберёмся, куда все подевались. Коленки больно уже! Глаза снегом залепило! Не вижу, куда лечу! В нижней части спуска, когда начался самый настоящий могул (мелкие и частые бугры на крутом серпантине), прикусила язык от тряски. Сопли, слёзы, слюни летят во все стороны! Но зато удалось сбавить скорость и протереть глаза. Ура-а-а! Вижу людей внизу! Стоят и наблюдают за моими пируэтами, гадают: упадёт — не упадёт? Ставки делают. Не дождётесь! Уж теперь-то, когда вижу, куда, по-всякому долечу! Долете-е-ела! Жива-здорова. Аплодируют! Только вот разогнуться не могу, так и встала в позе плуга, на подогнутых коленках. Шутка ли — несколько минут непрерывного спуска! О, да тут настоящий музей сломанного снаряжения! Частокол из остатков лыж и палок украшает большую поляну. И народу почему-то втрое больше стало, чем было на Подкаменной… А, понятно! Это "сломанные" с предыдущих электричек тут сидят, чаёк попивают. Как же им теперь без лыж из этих снегов выбираться? Чаем горячим из термосов нас напоили. Это кстати. А то ведь я уже в сосульку превратилась на этом спуске. Тепло снова стало! Можно раздеваться и на зимнем солнышке немного позагорать. Не такой уж в Сибири и суровый-то мороз. Сухой мороз теплей, чем мокрая московская слякоть. Дождавшись наших замыкающих, "изрядно потрёпанных, но не побеждённых", сворачиваем на спокойные, заснеженные зимой, болота. Пройти их после такого весёлого спуска — кажется уже и скучным. Но зато можно полюбоваться сибирской тайгой. Кедры в три обхвата. Густые приземистые ёлки едва выглядывают макушками из-под глубокого снега… Всё накрыто белым-белым, накрахмаленным, хрустящим покрывалом. Даже жалко резать это покрывало лыжнёй. Потом, в снегу по колено, надо подняться на высокую сопку, обогнуть скальники, и к вечеру в воздухе почудится запах кедрового дымка. Значит, зимовьё Петровича близко! Банька топится, Петрович встречает. Отшельник он. Живёт один в тайге. Давно у него никого из гостей не было… Ну, здравствуй, Петрович! Нам бы в баньку теперича… Да брусничного морсу из подполья... 2010—2011 гг.
Марина Васильева (Красноштанова)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||