|
|
| Голоустное. "Парусник". |
 |
|
| ||||||||
| комментарий автора: | Юрий Кузнецов: "И тридцать соток каменистой земли на подростке … Как же он их вскапывал? И где нашёл тридцать соток КАМЕНИСТОЙ земли и всё прочее..."  Расскажу "немного". Я очень горжусь и уважаю своих родителей. Они талантливые во всем и большие труженики. Мама с Вятки (сама выбрала распределение в «гремящую» Сибирь). А папа родился в Иркутске. В войну, когда дедушку призвали в армию, бабушка из голодного Иркутска, оставив дом в Радищево, перебралась с двумя сыновьями в Большое Голоустное, где жила ее сестра. Бабушкин дом стоял на берегу, на этом самом месте сейчас располагается деревянный дом-парусник (а напротив, повыше — турбаза "Кедровая усадьба"). Бабушка работала, дома занималась с коровой, а огород был на папе. Когда они переехали, ему было 10 лет. Сколько там было каменистых соток, я не знаю — немного. Но там была другая проблема. Дом на склоне, на самом берегу с обрывчиком. Вода не держится ни зимой, ни летом. На солнечном, продуваемом, сухом берегу растут только те растения, которые эти условия могут выдержать. И чтобы вырастить овощи, их нужно все время поливать, а на следующий день опять будет сухая "степь". Вот ухаживал за огородом и поливал папа. Это сейчас кажется, что Байкал близко, а без насосов, мальчишке, поднять на обрывчик и полить все грядки — это было очень неблизко и тяжело. Из необычного выращивали табак. Сушили, резали, смешивали стебли и листья в разных пропорциях и получали разной крепости табак. Зимой меняли его на мясо. Им жилось трудно. Но некоторым было еще труднее. Однажды начала гнить картошка. Такую начали быстро перетирать на крахмал. А очистки даже скоту не отдали, а выбросили, и их подобрали эвакуированные. Многие из них умирали. Однажды летом на колхозном покосе сварили свежее мясо. Один из покосчиков, звали Карпай, многовато с голодухи съел, с непривычки заболел и погиб. Когда я спросила папу, почему колхоз их не поддерживал, то папа сказал, что поддерживали как могли. Но колхоз и сам едва сводил концы с концами. В колхозе занимались всем, чем могли заниматься жители этой местности. Рыбачили, даже пшеницу выращивали. Но почти весь урожай государство забирало, так как нужно было отправлять на фронт, оставляли в основном "на семена". А однажды весь вырощенный урожай пшеницы съела саранча. Кроме воды, он же добывал дрова. На склоне, выше их домика, росли (и сейчас растут) сосны. Он выбирал потоньше, рубил (и только отгонял в сторону своего братишку, чтобы не попал под дерево). Обрубал сучья и сталкивал бревно по склону, самокатом, прямо к дому. Многому его тогда научил дядя (но жили то они в разных усадьбах и не рядом). Дядя подсказал, что сначала бревно нужно распилить на чурки, которые будет удобнее скатывать вниз, пилу дал. А больше он учился сам. Папа с тех пор привык все делать через силу — "ворочать". Он был ловкий, сильный, стройно-коренастый, лидер у мальчишек. Однажды вытащил своего младшего брата, провалившегося под еще тонкий байкальский лед. Папа рано стал основным работником дома и добытчиком — охота, рыбалка, учился чинить, а потом строить. Самыми частыми и доступными для охоты были утки. Бабушка привезла с собой из Иркутска и хорошее ружье папиного отца, который был заядлым охотником, и к нему сундучок с солидным запасом всего необходимого для охоты. Но сначала ружье было для папы под запретом. Тогда он стал просить старое, разваливающееся, бескурковое ружье у соседа. Тот ему давал в обмен на порох. Когда бабушка узнала про эти подвиги и про полусломанное, опасное ружье, то велела брать отцовское. И рыбачил — сначала по-мальчишески с вилкой ходили по р.Голоустной во время нереста, осторожно из под камней вытаскивали бычков, собирали их икру. В дельте Голоустной папа приспособился ловить сорогу. Ее было много и он привязывал по три-четыре крючка к удочке, иногда рыба попадалась на несколько крючков. Икру бычков бабушка жарила. Сорожки хватало и для дома, и тут же на костре напечь. Запеченную рыбку очищал и для себя, и для брата от косточек — братишка был очень доволен и любил такие походы. Однажды папа забрался на кедр за шишками и увидел недалеко медведя, слез и с братишкой забежали в озеро, что недалеко от Байкала в пади Семениха. Озеро периодически подсыхает и им было всего по колено, но верили, что вода спасет. Медведь посмотрел, да и ушел. Старалась им помочь и тетушка. Она со своей семьей жила на самом берегу Байкала. Сейчас на этом месте или совсем рядом находится причал, что недалеко от Свято-Никольской церкви. Дом — бывшая таможня, и баня стояли на ряжах. Прямо от дверей дома ступеньки вели в воду, к лодке. Напротив стояло двухэтажное здание. На первом этаже располагалась школа, где папа учился, а на втором — больница, тут же жила девушка-фельдшер (или медсестра). Когда заканчивались уроки, и наверное, звенел колокольчик и раздавался дружный ребяческий гомон, тетушка обязательно выглядывала папу и звала на обед. А в гости к заботливой, грамотной тетушке и умелому дяде папа очень любил ходить. Папа хорошо катался на коньках, и когда ему было лет 12, он во время школьных зимних каникул из Голоустного, один (!) на коньках поехал в Иркутск (вот такую "свободу" ему давала бабушка). Папа до сих пор помнит во всех деталях это путешествие. Когда выехал за мыс Кадильный, то начался сильный встречный ветер, обессилел (он же все делает до последнего) и уже раздумывал, что делать. И увидел, на свое счастье, что ближе к берегу едет подвода с сеном, подъехал к ней и спрятался с подветренной стороны. Его увидел и разговорился хозяин подводы, который даже оказался дальним родственником, вместе доехали до Нижней. Позвал к себе домой, накормил мясом и подсказал, чтобы он не торопился уезжать один, а подождал людей, которые поедут в Большие Коты сдавать золото с прииска. Вот тогда папа увидел, как в то время отделяли золото от примесей с помощью ртути. К золоту вместе с примесями добавили ртуть, размешали, потом фракцию ртути с золотом перенесли в миску, которую поставили выпариваться. Ртуть испарилась, а золото осталось на дне. С приисковыми людьми он доехал до Больших Котов, они его приютили на ночь. Вечером еще успел сбегать посмотреть кино — что-то вроде "Детей капитана Гранта" — вот таким насыщенным получился первый день. На следующий день люди пошли в Листвянку, но по берегу, а папа на коньках прямиком по Байкалу. Когда подъехал в Листвянку, в районе судоверфи Ярославского встретился с гурьбой катавшихся мальчишек, которым очень понравились папины коньки и они пригрозили их срезать, если сам не отдаст — но как же он их отдаст — довоенный подарок отца, который еще и не вернулся домой. И папа после такой преодоленной дистанции сумел убежать от мальчишек в порт Байкал и спрятаться. Поезд "Ученик" шел в Иркутск только на следующий день, поэтому он всю ночь провел в зале железнодорожной станции. Ночью из ресторана вышла девушка официантка, расспросила: "Куда едешь?" и хорошо накормила. Папа даже и не помнит, была ли у него с собой еда, но сколько добрых людей повстречалось, которые ему помогали (мама, слыша эту историю говорит: "Ну разве нет Господа бога?" Говорит это папе, который считает себя атеистом, но в самые трудные мгновения обязательно его вспоминает). А на следующий, третий день, на "Ученике", по железной дороге, доехал в Иркутск, к своей старшей и уже взрослой сестре, работавшей в госпитале. На обратном пути он также добирался самостоятельно. Дорога от Иркутска до Голоустного заняла всего один день. Рассказывает, что от самого Лиственичного мыса и до Голоустного дул тоже очень сильный, но уже попутный ветер. С Лиственичного мыса он взял направление по морю на мыс Соболев, потом на мыс Кадильный, потом в Голоустное. Двигался очень быстро. И в одном месте была рискованная ситуация — лед застыл неровно и с торчащими, острыми, частыми льдинками. Затормозить при быстрой езде он не мог и если бы упал, то разрезал бы себе ноги, но проехал это место благополучно. Добрался от Листвянки до Голоустного самое большое за часа четыре. Летом была еще другая возможность добраться из Голоустного до Листвянки, на лодке почтальона. Почтальон совершал этот маршрут один раз в неделю. Лодка была с двумя парами весел и почтальону было выгодно брать попутчиков — сколько было людей, столько и гребцов. Папа помнит, что дело кончалось мозолями. Еще у лодки был парус. Однажды они плыли под парусом и попутный ветер был такой силы, что они плыли "быстрее, чем на моторке". Позднее, когда были вынуждены жить в Кадильной, он уже часто с другом Петькой или в одиночку ходил в Листвянку пешим путем, часто туда с грузом (однажды камни-плитки несли на анализ), и обратно с грузом — с продуктами. Ходили и по крутым местам и по глухой тайге, ничего не боялись, как будто помогал кто. После окончания войны, бабушка с сыновьями решили вернуться из Голоустного в Иркутск. Историю в Кадильной, где грузовик со всем добром ушел под лед и папа помог выбраться из воды бабушке и опять своему брату, я уже рассказывала (все остались живы, и шофер тоже)... А потом они перебрались на Большую Речку, где им уже помогал папин не родной отец — добрейшей души человек, дед Александр. И вот здесь то и были огороды по тридцать с лишним соток: сначала на берегу Ангары в старой Большой Речке (так теперь называют поселок, который перенесли повыше в связи со строительством ГЭС и заполнением водохранилища), а затем в пойме Большой Речки (у нас до недавнего времени был огород около Ангары, скрежет и стук о камни я себе хорошо представляю, а там их было вообще много) — пахали лошадью или трактором, а все остальное было ручным трудом. Дед, конечно, всегда помогал и был, вообще, великим тружеником, но папа и сам к тому времени привык работать много и брался за все первым. (В более позднее время, когда проводили по центральным улицам поселка до своих усадеб летний водопровод, я видела, как происходил этот процесс — папа быстрее всех брался за инструменты: он в центре, а мужики-соседи стоят вокруг или на подхвате. И так во всем — это про моего папу). Уже когда мы, дети, заканчивали школу, власти решили навести порядок и ограничить усадьбы 20-ю сотками. Дед Александр попереживал, потом отгородил треть огорода и выпускал туда весной и осенью коров, да баня там осталась. Папа, как любой мальчишка, не довольствовался домашними делами и школой. Быстро изучил окрестности Большой Речки – как он говорит: «Все горы были мои». Зимой – на лыжах. Когда они с мамой задумали строить свой первый дом, папа на лыжах решил «сбегать» и посмотреть в округе подходящий лес. Лыжей попал под лежащее дерево и несколько километров выбирался из леса со сломанной ногой. Летом – охота, собирательство, да и просто пробежать и "посмотреть" по горам. Был общительным и мальчишеские увлечения не пропускал. Много ли кто переплывал через Ангару? Папа однажды переплыл. Испытанием себя и действием на грани возможного он занимается всю жизнь. До строительства ГЭС ширина Ангары напротив Большой Речки составляла порядка 500 метров. Но быстрая! Папе было лет 17, когда решили с друзьями рискнуть. И единственный из компании не повернул назад к берегу. Плыл от мыса, который справа от Большереченского залива (устья Большой Речки), и течение его вынесло на противоположной стороне, как они говорили, к «Быку». Прошел по железной дороге, вверх по Ангаре, до станции в Малолетке и снова — по быстрине переплыл к тому же мысу. Когда я его спрашивала, помогало ли течение, он говорит: «А как же, только направляешь куда нужно. И нужно держаться верхнего слоя воды, который прогревается — всего-то сантиметров сорок». Переплывали и другие. Один юноша плавал лучше, чем папа, и тоже переплывал Ангару. Но однажды все закончилось трагически (верьте, когда кричат «тону», даже если вас обманывают). Папа учился в авиационном техникуме (в зачетке пятерки), но вернулся в поселок. В армии (точнее, флоте) служил на подводной лодке. Потом был столяром, плотником. Потом инженером и начальником цехов деревообработки (всегда что-то улучшал и даже оформлял в виде рацпредложений). Одновременно руководил строительством в Ангарском (Большереченском) лесхозе – и жилых деревянных домов для работников, и кирпичных построек самого лесхоза. И вместе с тем занимался снабжением – знал все уголки и предприятия Ангарска и Иркутска (пиломатериал был в большом дефиците, чем лесхозовцы и пользовались). Успевал много, практически не ходил, а бегал, и был совершенно не кабинетным работником. Рабочий день начинался с планерки в 7 часов утра, а заканчивался ночью. Летом еще все участвовали в тушении пожаров, следили за ними и тушили их в самом начале – дымы, закрывающие небо начались, как по команде, только с перестройкой. Отпусков у него почти не было, а если и брал, то строил дома, чтобы заработать на машину. Один из таких, из здорового круглого леса, двухэтажный, построен на базе отдыха "Зеленый мыс" — среди сохраняемых сосен поднимали бревна без всякой техники (подойти не могла). Ещё – Дом Рыбака, недалеко от Большой Речки – задумывался, как дом без гвоздей. А по бревнам наверху он бегал также ловко, как супруга Юрия Александровича по речным переправам. ("Над рекой", кстати, тоже довелось перебегать). А машину потом "изъедил" по тем же казенным, лесхозовским делам. Мама с этим боролась, так же как с папиным обыкновением «ворочать» через силу и риск, но не очень успешно, так как у самой есть похожие черты. На пенсию папа ушел, только когда серьезно, на несколько месяцев, до больничной койки, прихватил позвоночник. Но до этого еще построил свой дом (сколько он их построил (!), сам не может точно сосчитать). Когда папа попал в больницу и сделали кардиограмму и УЗИ, то сердце оказалось гипертрофированным, но не как у людей с сердечной недостаточностью, а как у спортсменов, занимающихся с перегрузом, который начался еще тогда, в войну. Папа никогда не жалуется, что ему трудно. И душа мальчишеской остается — ему также интересно, выдумывает себе новые задачи и трудится, радуется, когда получается. Внимательно, как натуралист, замечает жизнь природы (нормальную, не с точки зрения экологии, хотя и это тоже). Вот уж точно, "читает природу, как книгу" и книги о природе. Папа родился в Иркутске и много раз был выбор — а не вернуться ли назад, но то по воле судьбы, то сознательно оставался или возвращался в поселок. О Большой Голоустной раньше редко рассказывал, или мы не обращали особого внимания. А сейчас наведывается туда, где, в общем-то, и прошло военное, трудное и яркое, сознательное детство. |
| .. | |
| Владимир Прадедов | Здоровья и долгих лет вашему папе. |
05.06.2015, 17:53:24 |  | |
| Светлана Богородская | Владимир Прадедов: Здоровья и долгих лет вашему папе. Спасибо, большое. Бегу помогать :) |
| 05.06.2015, 17:57:38 | | |
| Светлана Богородская | Путь в попытке возвращения из Большой Голоустной в Иркутск  |
| 15.06.2015, 12:27:17 | | |
Сообщения могут оставлять только зарегистрированные пользователи.
Для регистрации или входа на сайт (в случае, если Вы уже зарегистрированы) | |
